– Мардж хочет видеть тебя.

– Как она?

– Все понимает, но ты все-таки поторопись. Иногда у нее появляется спутанность сознания, она быстро утомляется и засыпает.

Мамин ровный голос свидетельствовал, что она так же, как отец, сильна духом.

Я обнял ее и поспешил в спальню. Как и в День святого Валентина, на Мардж был красивый шарф, видимо, она попросила Лиз повязать его перед моим приходом.

Я перенес стул из угла комнаты поближе к постели. Лиз ушла, я взял сестру за руку. Она была теплой, но казалась безжизненной. Неподвижной. Я не знал, почувствует ли это Мардж, но все равно пожал ей руку.

– Привет, сестренка, – тихо сказал я.

Услышав мой голос, она заморгала и попыталась прокашляться.

– Читай, – неразборчиво выговорила она.

Мне понадобилась минута, чтобы понять, о чем она, и, заметив положенный Лиз на тумбочку знакомый конверт, я вскрыл его и достал единственный лист бумаги. Потом глубоко вздохнул и начал читать.


Мардж!

Сейчас глубокая ночь, а я с трудом подбираю слова. Я не уверен, что удастся выразить словами, как много ты всегда значила для меня. Я мог бы написать, что люблю тебя, что ты лучшая сестра, о какой только может мечтать парень, мог бы признаться, что всегда брал с тебя пример. Но все это я уже говорил тебе, поэтому повторять эти слова нет смысла, в них все равно будет ощущаться мучительная недосказанность. Как достойно попрощаться с лучшим человеком, которого я когда-либо знал?

А потом меня осенило: итог всему, что я обязан сказать, можно подвести двумя словами: «Спасибо тебе».

Спасибо за то, что заботилась обо мне всю мою жизнь, старалась уберечь от ошибок, служила наглядным примером отваги, которой мне бы так хотелось обладать самому. Но главное – спасибо, что показала мне, что значит по-настоящему любить и быть любимым.

Ты знаешь меня – мастера эффектных романтических жестов, ужинов при свечах и цветов в день свидания. А я лишь недавно понял, что все это ничего не значит, если предназначено не для того, кто любит тебя таким, какой ты есть.

Слишком долго я состоял в отношениях, где любовь всегда казалась обусловленной: я постоянно пытался стать достойным истинной любви и вечно терпел фиаско. Но я думал о тебе и Лиз, о том, как вы относитесь друг к другу, и до меня постепенно дошло: суть истинной любви – принятие, а не оценочное суждение. Безоговорочно принять близкого человека даже в моменты слабости – значит наконец-то обрести покой.

Вы с Лиз – мои кумиры и мои музы, потому что ваша любовь друг к другу неизменно включала ваши различия и превозносила все, что у вас есть общего. Даже в эти мрачные часы твой пример – луч света, который помог мне найти обратный путь к тому, что важнее всего. Я могу лишь молиться о том, чтобы и мне когда-нибудь довелось познать такую же любовь, которая связывает вас двоих.

Я люблю тебя, милая моя сестра.

Расс.


Дрожащими руками я свернул письмо и вложил его обратно в конверт. Я не смел заговорить, но мудрый взгляд Мардж подсказал мне, что это ни к чему.

– Эмили… – сипло выговорила она. – У тебя… такая… любовь… с ней.

– Я люблю ее, – подтвердил я.

– Не… упусти… ее.

– Не упущу.

– И больше… не изменяй… – Она сумела изобразить подобие игривой улыбки. – Или… хотя бы… не рассказывай ей…

Я невольно засмеялся. Даже на смертном одре моя сестра была все той же Мардж.

– Не буду.

Она сделала паузу, чтобы отдышаться.

– Маме с… папой… надо… видеться с Лондон. Быть… в ее жизни.

– Они всегда будут с ней. Как и Лиз.

– Тревожно мне… за них.

Я думал о маме и обо всех близких, которых она потеряла; думал об отце, плачущем в машине.

– Сделай… как я прошу.

– Обязательно. Клянусь.

– Люблю… тебя.

Я пожал руку сестры, потом наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Я люблю тебя так, что ты и представить себе не можешь, – добавил я. Она ласково улыбнулась и закрыла глаза.

Я говорил с ней в последний раз.

* * *

В тот вечер пришло время Лиз и Мардж остаться вдвоем. Отец сложил инструменты, и все мы попрощались с Лиз.

Не знаю, что говорили они друг другу следующие два дня – Лиз так и не рассказала нам, призналась только, что Мардж целый день была в удивительно ясном рассудке, прежде чем наконец впала в кому. Я порадовался, что им представился шанс сказать все, что оставалось недосказанным.

Через день моя сестра умерла.


Церемония на кладбище продолжалась недолго. По-видимому, Мардж отдала на этот счет особые распоряжения. Но несмотря на это, на похороны собрались десятки скорбящих, обступивших могилу под холодным хмурым небом.

Я прочел короткую надгробную речь и мало что запомнил из всей церемонии, разве только Вивиан, стоящую у самого края толпы, далеко от моих родных, Лиз и Эмили.

Еще до похорон Лондон спросила меня, можно ли ей станцевать для тети в последний раз. После того как толпа разошлась, я помог Лондон надеть прозрачные крылышки. Без музыки и лишь со мной в качестве зрителя Лондон грациозно танцевала вокруг свежего холмика земли – совсем как бабочки трепещут крыльями, вылетая из тени на свет.

Я точно знал: этот танец понравился бы Мардж.

Эпилог

Я сижу в тени деревьев в парке, а Лондон бегает, лазает и качается на качелях. Последние две недели держится жара, воздух настолько насыщен влагой, что приходится возить в багажнике машины запасные шорты. Впрочем, обычное дело для конца июля.

За последние четыре месяца агентство «Феникс» подписало контракт с еще тремя юридическими компаниями и теперь представляет фирмы сразу в трех штатах. Мне пришлось искать новый офис, а два месяца назад я нанял первых сотрудников. Марк успел два года поработать в компании, занимающейся интернет-маркетингом в Атланте, Тамара недавно закончила Клемсонский университет по специальности «кино». Оба принадлежали к цифровому поколению и ловко печатали сообщения большими пальцами обеих рук, в отличие от их босса, который неумело орудовал одним указательным пальцем. Оба были умны и стремились учиться, благодаря им я мог проводить с Лондон больше времени.

Как и прошлым летом, моя дочь постоянно была чем-нибудь занята: теннисом, пианино, рисованием, танцами в другой студии, с преподавательницей которой прекрасно ладила. Я возил Лондон на занятия, а в промежутках работал; днем мы часто ходили к ближайшему пруду или в парк. Меня по-прежнему изумляло то, как заметно она изменилась с лета, которое мы провели вместе. Она стала выше ростом, увереннее в себе.

Мой новый дом не такой большой, как прежний, но уютный, на стенах гостиной в нем нашлось место для обеих картин Эмили: для той, что я купил на выставке, и той, что она нарисовала по фотографии, со мной и Лондон. В новом доме я живу с конца мая, но некоторые коробки так и остались нераспакованными, также мне пришлось арендовать на складе контейнер для мебели из прежнего дома, которая уже была мне не нужна. Пожалуй, я распродам ее, но пока просто не доходят руки. Ведь я еще только привыкаю жить в Атланте.

Мы с Вивиан встретились через день после похорон и все уладили. Она отказалась от алиментов, которые я предложил ей лично, а при разделе имущества попросила только половину стоимости дома и половину суммы на сберегательном и инвестиционном счетах. Она не стала претендовать на средства на нашем совместном пенсионном счете, но, с другой стороны, деньги для нее уже не имели прежнего значения. На той же встрече она призналась, что тайно обручилась со Спаннерменом – об этом они собирались объявить после завершения нашего развода, – и я с удивлением обнаружил, что воспринял это известие совершенно спокойно. Я был влюблен в Эмили и, как Вивиан, готовился открыть новую страницу своей жизни.

Но истинным камнем преткновения для нас стали не деньги, а опека над дочерью. Я испытал облегчение и в то же время недоверие, когда Вивиан сказала:

– Я хочу извиниться за то письмо моего адвоката. – Она положила ладонь на грудь. – Я не осознавала, как можно извратить мои слова. Мне известно, что ты бы не сделал ничего предосудительного в отношении Лондон. Я была в шоке, увидев, какое письмо отправила мой адвокат. – Она вздохнула. – Представить себе не могу, что ты обо мне подумал.

Она прикрыла глаза. Я решил ей поверить. Мне этого хотелось, было неприятно думать, что она способна на подлость, а правда это или нет, я вряд ли узнаю.

– Тем вечером Мардж прямо заявила мне, что Лондон нужны мы оба и что мое требование единоличной опеки больно ударит в первую очередь по Лондон. Конечно, я разозлилась. Я считала, что это не ее дело. Но ее слова сильно задели меня… и со временем я поняла, что она, похоже, права. – Вивиан перебирала тонкий золотой браслет на запястье. – Всякий раз, приезжая в Атланту, Лондон только и делала, что говорила о тебе: как ей весело с тобой, как вы играете вместе, где бываете… – Ее голос дрогнул. – Я и не собиралась отнимать у тебя Лондон. Просто хотела, чтобы она была со мной. И когда Мардж сказала, что ты готов переехать в Атланту… я была поражена. Мне и в голову не приходило, что ты оставишь Шарлотт и родителей. Мне всегда казалось, что даже свой бизнес ты открыл потому, что никогда не задумывался всерьез о поисках работы в другом городе. – Я попытался было возразить, но она жестом попросила меня дослушать. – Вот почему я требовала единоличной опеки. Я тоже люблю Лондон, и поскольку видела ее лишь раз в две недели, совсем измучилась. Мне не верилось, что ты готов на все, лишь бы по-прежнему быть с дочерью.

Она уставилась на меня в упор.

– Ты прекрасный отец, Расс. Теперь я знаю это. Если ты готов переехать в Атланту, как сказала Мардж, и проводить время с Лондон по очереди со мной, мы что-нибудь придумаем.

Так и получилось. Сначала Лондон осталась со мной в Шарлотте, чтобы закончить учебный год; через два дня после его окончания фургон увез наши вещи в Атланту. Когда Вивиан куда-нибудь уезжает – а она по-прежнему проводит в разъездах три-четыре дня в неделю, – Лондон остается у меня. Каждые вторые выходные я провожу с дочерью, и мы устраиваем вечера свидания каждую пятницу. Не желая повторения неприятностей прошлого года, мы с Вивиан поделили предстоящие праздники. Мне хочется читать дочери на ночь, даже когда она находится у мамы, и я купил айпад-мини. Лондон кладет его на подушку и слушает, как я читаю ей по видеосвязи. Мало того, когда начнутся занятия в школе, я смогу по-прежнему забирать ее из школы каждый день, чтобы провести время вместе, пока у Вивиан не закончится рабочий день. Значит, Лондон будет ужинать то со мной, то со своей мамой. Так или иначе, я не сомневался, что мы все уладим.