Гулкие коридоры, минимум света, полумрак, скоро включат большое освещение, и мигом вокруг запылают лампы, зажужжат компьютеры, раздадутся голоса сотрудников. Здание наполнится жизнью. И в этой жизни будет много зависти и злобы. Любой коллектив состоит из конкурентов. Люди выбирают кого-нибудь, чтобы ткнуть в него пальцем. Они пытаются просверлить его. Их много, этих людей, слишком много. И они видят перед собой лишь одного. В этом одном они видят себя. Каждый, в одном. Когда они видят себя и их много, тогда они чувствуют, что они люди. Все вместе это безобразие называется коллективом. Так думала Лена, спеша открыть офис, поочередно включая технику, чайник, приемник, она заполняла тишину звуками, чтобы насытить мертвое пространство. Предметы ожили, заговорили, и у каждого был свой голос. Компьютер издавал рокочущие ноты, чайник шумел и захлебывался, приемник шумно выплевывал в воздух «продвинутую» музыку. А телефоны звонили и звенели, дребезжали и заходились в крике, явно сердясь на нерадивую хозяйку. Сначала Лена взяла сотовый, уж очень он надрывался.

– Да, – негромко сказала она в трубку.

Если бы неожиданно за окном повалил снег, началась вихревая буря, накатило цунами или надвинулось еще что-нибудь чрезвычайно стихийное и опасное, и то Истомина так не удивилась бы. Стихия и стихия, ничего страшного, можно пересидеть в теплом офисе. Был бы чайник под рукой да мобильный с подзарядкой.

– Ленка, милая моя, как же я по тебе соскучился! – сказал Олег. Он немного помолчал, ожидая ответа. В его тоне не было отчаяния, тоски, просьбы о прощении, ничего не было, только голос, нетерпение, нервное ожидание ответа. Истомина равнодушной рукой отключила телефон. Она положила сотовый на стол, осторожно положила, словно боялась, что он развалится на части. Но телефон не развалился. Он спокойно лежал на столе и больше не звонил, не колыхался, не вибрировал. Словно умер. Лена нажала на «входящие», посмотрела номер. Его номер. Старый знакомый. Семь цифр. Так мало и так много. Истомина потрогала виски. Голова горит, все пылает. Невидимое солнце нещадно бьется в ушах. Один звонок, и старое началось заново, все внутри всколыхнулось. Истомина обхватила голову руками, пытаясь выгнать оттуда пылающий жар, бесполезно. Тогда она села в кресло, взяла маленькое зеркало и внимательно вгляделась в свое отражение. Оно ничего не сказало, лицо оставалось бесстрастным. Так-то оно лучше. Пусть страсти искорежат тело и внутренности, но внешне она должна казаться спокойной и выдержанной. Иначе наступит черная полоса. Конец всему, что она так долго воспитывала в себе. Лена спрятала зеркальце, провела ладонью по волосам и приняла свой обычный вид. Она знала, как выглядит со стороны – сдержанная и волевая девушка, способная дать отпор. Истомина долго изучала документы, стараясь проникнуть в мрачное полчище цифр, чтобы понять, откуда взялась напасть в виде фальшивого отчета. Лена рисовала на бумажке схемы, чертила квадраты, нумеровала ромбы, выстраивала череду фамилий. После дотошного изучения картина прояснилась. Появилась цепочка имен и фамилий. К двум звеньям Лена пририсовала стрелки. Одно звено олицетворяла Анжелика, второе – Олег. Они стояли в одном ряду, и что-то объединяло эти два звена. Лена еще не понимала, что может связать воедино двух параллельных людей. Но она знала, что дойдет в своих умозаключениях до логического финала. Истомина взяла сотовый и нажала на «вход».

– Олег, ты что-то хотел мне сказать? – спросила Лена, нажимая на неопределенное «что-то». Вдруг все умозаключения ошибочны, и Олег пытается достучаться до ее сердца, ведь так легко обидеть человека непониманием. Истомина просто плавилась от сострадания ко всем обиженным и несчастным. Она ненавидела себя за малодушие, в нее вдруг вселилось какое-то вселенское всепрощенчество. Но надо попытаться пересилить себя. Нужно перейти через собственную гордость. Самая опасная граница для любого человека, больше того – смертельная. Можно легко и незаметно погибнуть при переходе, но надо пройти запретную черту, и сделать это необходимо для того, чтобы потом, позже, уже через много лет, не умереть от жалости к себе, страдая от того, что когда-то не совершил основного шага, дескать, не смог преодолеть самого себя.

– Ленка, я же люблю тебя, – закричал Олег, – и всегда тебя любил. Только одну тебя. Больше никого. Прости меня. Я боялся тебе звонить, боялся увидеть тебя. А сейчас я не боюсь. Я знаю, что ты тоже любишь меня. Ты ждешь, ты ведь ждала моего звонка?

Он ждал ответа, хотел, чтобы она перебила его, пытаясь вклиниться в монолог, надеялся на пылкость и радость с ее стороны. В жизни всегда так бывает – он звонит неожиданно, через год, через тысячу лет, когда уже никто не ждет. И в ответ слышит захлебывающуюся от счастья радость. И наступает торжество любви. Олег был уверен в Истоминой. Но Лена молчала. Если она скажет неправду, Олег не поверит. Сегодня как никогда нужно быть честной, этого требует справедливость. Уже завтра можно будет слукавить хоть перед людьми, хоть перед собой. Никто ничего не заметит. Истомина почувствовала, что слабеет, сейчас будет обморок. Еще утром судьба придала сил, снабдила уверенностью. Даже дороги были свободными, ничто не раздражало и не отвлекало от цели. Лена должна была утвердиться в своем стремлении победить. И она отмахнулась от слабости, как от назойливой мухи, некогда слезы распускать. Истоминой необходима победа, много победы, целый океан торжества.

– Ждала, Олег, целый год ждала, но ты не звонил. Ты надолго исчез, – сказала Лена, вспоминая тот страшный день. Он уехал, оставил ее одну, она валялась на полу, умоляя неведомого бога даровать ей смерть. Но не получила ответа на свои мольбы, Лена осталась жить. Теперь наступило время для сведения счетов. Кто кого обидел, зачем, почему, по какой причине? Можно было прожить целую жизнь и так и не дознаться до истины. Судьба распорядилась по-своему, она привела истину к порогу, прямо в служебный офис.

– Никуда я не исчезал, – сказал Олег обиженным тоном, сейчас он был похож на маленького мальчика, которого нечаянно обошли вниманием, – совсем не исчезал. Я всегда был рядом с тобой. Но я не мог показаться тебе на глаза. Ты бы прогнала меня. Ведь так?

И вновь Истомина молчала. Она не знала ответа на его вопрос, нужно быть честной, прежде всего перед собой. И перед ним. Он заслужил правду. Целый год он находился во внутреннем заключении. Для того чтобы избежать случайной встречи с Истоминой, Олег вынужден был прятаться, ловчить, хитрить, скрываться, а это гораздо хуже тюремного срока. Он почти что поселил себя в добровольный карцер. Нахождение в одиночной камере – вот к чему привела его выходка в тот роковой день.

– Да, я бы прогнала тебя, Олег, – сказала Лена, понимая, что прогнала бы и не стала бы выяснять отношения и не задала бы вопросов, как не задаст их сейчас.

Они молчали. В пронзительном молчании зависло нечто зловещее, угрожающее.

– Олег, ты по-прежнему работаешь в маркетинге? – спросила Лена, чтобы нарушить молчание. Она знала, что он по-прежнему много работает в корпорации. Много ездит по стране. Лена ни с кем не обсуждала передвижения бывшего жениха, не перемолвилась словом даже с Настей, чтобы прояснить местонахождение Олега. Она все знала о нем, но источник информации был неизвестен. Точнее сказать, отлично известен. Это была женская интуиция. Лена чувствовала Олега, она знала, где и в каком городе он находится, когда приезжает и когда стоит за спиной. Интуиция вела Лену за собой, давала девушке знания и понуждала плыть по течению, указанному ей изначально. И тогда Лена замкнулась в себе, прислушиваясь к внутреннему голосу. Для того чтобы разобраться в себе, нужно было сосредоточиться.

– Да, работаю, – слишком глухо и тускло прозвучал его голос.

Олег был разочарован, он ждал любовных признаний, жарких слов, пылких объяснений, но их не последовало. Лена терпеливо ждала, когда он отключит телефон. Но Олег не спешил отключаться, он привык проигрывать, но как никогда жаждал выигрыша. А ей нельзя было отключать телефон первой. Тогда он подумает, что она – истеричная особа, а Лена далека от сумасбродства. Истомина ждала, когда закончится пытка, ждала долго, почти миллион лет. И он не выдержал, заговорил.

– Ленок, давай увидимся, как раньше, как будто ничего между нами не было, а? – В голосе Олега звучала заунывность, раньше Лена не замечала у него подобного тона.

– Давай-давай, – сказала она, покусывая губы.

– В нашем парке, – он наконец выговорился, выдохнул все, что хотел сказать.

И наступила тишина. В душах поселился мрак и отчаяние. Оба хотели и боялись этой встречи. Истомина молча смотрела на сотовый, словно не понимала, что держит в руке. Прошел год с той злополучной минуты. А кажется, что минула целая вечность. Лена уже стала другой, она ощущала в себе незнакомую женщину. И ей очень хотелось подружиться с этой незнакомкой, чтобы стать с ней одним существом, цельным и неразделимым.

– В нашем парке, – тихонько прошептала она в пустую трубку. Она говорила сама с собой, мысленно, разделяя слова на слоги. Лена уже знала, как поступит, что скажет, как будет выглядеть. И в этом заключалась ее внутренняя сила.


Олег ждал Лену в начале аллеи. Было что-то сиротливое в его долговязой фигуре. Он стоял, прислонившись к спинке скамейки. Повсюду голуби, воркующие, клюющие какой-то корм, они с шумом взлетали наверх, затем вновь реяли вниз, казалось, парк наводнен фантастическими птицами, будто все люди в городе внезапно исчезли и, повинуясь неведомой воле, превратились в пернатых чудовищ. И теперь они спешат скорее насытиться и познакомиться друг с другом поближе. Ведь раньше все времени не было. Лена, вспугнув пронырливых голубей, подобрала какую-то газету, расправила и присела на краешек скамейки, тревожась, как бы не испачкаться. Она хотела посмотреть в глаза бывшему жениху. И посмотрела, преодолев страх. Олег не выдержал пристального взгляда, отвернулся. Лена вздохнула. Ничего в этих глазах не было, ни любви, ни сострадания. В них проскальзывала нестерпимая жалость к себе, да еще, пожалуй, непонимание ситуации. Олег хотел добиться ответа от Лены, ждал избавления, но она не знала, чем ему помочь. Если бы знала – помогла, посоветовала, как избавиться от наваждения. Олег испытывал муки настоящего преступника, так мучается убийца, совершивший тайное преступление. Он знает, что никто и никогда не дознается о содеянном зле, ни одно живое существо не сможет вычислить и раскрыть убийство. И это знание делает его жизнь нестерпимой и мучительной. Преступник ищет выхода, мечется, не спит, не ест, не работает, он даже не может думать. Единственное, на что его хватает, – без устали бродить по улицам и вглядываться в глаза прохожих, предлагая им себя в качестве жертвы, но они равнодушно отворачиваются, у них и своих проблем достаточно. И тогда он спешит исповедаться, но ему не верят, муки становятся все более невыносимыми, и, наконец, убийца сам доносит на себя.