Ловко лавируя среди толпы, Энни пробиралась к возвышению, на котором сидела королева, приветствуя своих подданных. Это была первая остановка Елизаветы в ее летнем путешествии по стране. Зал в Данфилд-Хауз был переполнен придворными и слугами, но девушка сразу же заметила знакомое лицо.

Оуэн Перрот! Годы не имели над ним власти. У него по-прежнему были блестящие густые волосы, а улыбка очаровательной и бесхитростной, как у ребенка. Все эти годы он ждал, когда ее величество призовет его к себе. И вот он здесь, и выглядит абсолютно счастливым в присутствии женщины, по чьему приказу был казнен его отец.

— Ваше Величество, — мягким голосом, в котором слышался благоговейный трепет и уважение, произнес Оуэн. Он низко склонился к протянутой руке королевы.

Жестом та велела ему подняться.

— Боже мой, Перрот, — твердым, как всегда, голосом сказала Елизавета, — вы еще красивее, чем был ваш отец.

Все, кто стоял достаточно близко, чтобы услышать эти слова, замерли. Упоминание имени побочного сына Генриха VIII, Джона Перрота, было вызовом. Все ждали, как отреагирует Оуэн.

Тот вспыхнул.

— Ваше Величество, я молю лишь об одном, — громко сказал он. — Чтобы мой приговор оказался не таким суровым.

«Превосходный ответ», — криво усмехнувшись, подумала Энни. Королева не устоит ни перед его красотой, ни перед его обаянием. Как бы подтверждая это, Елизавета улыбнулась и поманила, Оуэна к себе поближе.

Наблюдая эту сцену, Энни не могла не вспомнить о страшных шрамах на спине Эвана и о тех страданиях, которые он пережил из-за Оуэна.

Не желая возобновлять знакомство с ним, девушка повернулась, намереваясь прогуляться по саду.

Прямо перед ней стоял дон Яго Ороцо. Он вытащил изо рта сигару и холодно улыбнулся:

— Добрый день, госпожа.

Энни не смогла сразу ответить. Она смотрела на его черный камзол, вернее, на ровный ряд золотых пуговиц. Это были те самые, которые она видела в кабинете у Оуэна. Да, она уверена. Ошибки быть не может. Внезапно ей стало так страшно, что перехватило дыхание, но девушка быстро овладела собой.

— Добрый день, сэр, — бросив на ходу приветствие, она обошла его и направилась к саду.

Найдя там укромную скамью, девушка долго сидела среди лилий, раздумывая, как сказать королеве, что ее новый фаворит может оказаться изменником.


Пробравшись мимо охраны и слуг, Родриго, как вор, пробрался в покои Андрэ Скалия, наиболее близкого советника королевы. Эван Кэроу сказал ему, что теперь этот человек — опекун Энни, и Родриго пересек океан, чтобы встретиться с ним.

Опасаясь, как бы могущественный придворный не указал ему на дверь, он решил тайком пробраться в его апартаменты, где и стал ждать хозяина. Чтобы скоротать время в ожидании прихода Скалия, он рассматривал его кабинет. Вдоль стен библиотеки тянулись полки. Задрав голову, Родриго изучал названия книг и их авторов. Ему попались имена Фокса и Троули, из чего можно было заключить, что их обладатель имел протестантские взгляды. Оглядев книги, Родриго принялся рассматривать астролябию и стол с мраморной крышкой, глобус на полу и набор винных бокалов из тонкого, как бумага, стекла. Рядом с дверью висел длинный черный плащ. В солнечном свете, струившемся через граненое стекло окна, мерцал серебряный медальон с изображением льва, стоящего на задних лапах. Настоящее произведение искусства. Эта вещица показалась Родриго знакомой. Взяв его в руки, он протер сверкающую поверхность пальцем. Второй рукой он достал свой медальон, который всегда носил на груди под рубашкой. Эмблемы были совершенно одинаковые: серебряный лев Риберы — гербовый знак прадеда Родриго, Джозефа Сармьенто, который тот получил, спасаясь от инквизиции.

— Пресвятая Богородица, — прошептал Родриго Бискайно.


В сводчатой галерее, ведущей в его апартаменты, Андрэ Скалия приостановился. Грозовые облака закрыли солнце, а близкие раскаты грома предвещали скорую непогоду. Порывы ветра, проникающие в коридор, заставили его снова заторопиться, и он быстрым шагом пошел в свои покои.

С каждым годом Андрэ Скалия все больше и больше ненавидел летние путешествия королевы. Нескончаемая толпа пылких придворных, нескладных верховых, сопровождающих лиц, багажный обоз возмущали его чувство красоты и порядка. Год за годом королева настаивала на поездках по городам и весям, являясь перед народом богиней на золотых носилках. Но на этот раз дело было не в дорожных неудобствах. Он очень беспокоился за Энни, покинувшей Лондон на два дня раньше, чем он. Весть о том, что корабль Эвана Кэроу вместе с ним затонул в Магеллановом проливе, погасила огонь юности в ее глазах. Теперь она из сильной молодой женщины превратилась в хрупкую девушку с опустошенной душой, которая слишком мало смеялась и ела и которая, казалось, не обращала внимания на то, что за ней кто-то следит.

Да. Теперь Андрэ был в этом совершенно уверен. Дон Яго Ороцо, конечно, шпион опытный, но в искусстве дворцовых интриг еще никто не превосходил Андрэ Скалия. Он видел, как ночью в дом посла приходили придворные, видел, что испанский посол что-то затевает против Энни, и боялся, что ловушка захлопнется очень скоро, а именно во время этого путешествия.

Это обстоятельство и пугало Андрэ. В Лондоне он мог следить за девушкой с бдительностью ястреба и охранять ее, но сейчас она путешествовала вместе с королевскими фрейлинами и была совершенно беззащитна.

У дверей своих апартаментов Андрэ переложил бумаги под мышку и взялся за ручку. Он услышал внутри какой-то подозрительный звук. Разъяренный, резко толкнул дверь.

Перед ним стоял высокий загорелый мужчина с длинными волосами до плеч, которые серебрились на висках сединой. У него было худое лицо с широкими скулами и слегка раскосыми глазами. Жесткая линия неулыбчивого рта.

Андрэ испытал странное чувство. Он не знал этого человека, никогда его не видел, но сразу же ощутил какую-то близость к нему, словно искра между ними проскочила.

— Да? — спросил Андрэ, никак не проявляя бурлящего в нем негодования. — Что вы делаете в моих апартаментах?

— Вы Андрэ Скалия? — с явным испанским акцентом спросил незнакомец.

— Да. А вы?

— Дон Родриго Бискайно Сармьенто, — человек подошел к дверям и закрыл их. — Я приехал издалека, чтобы встретиться с вами.

Внезапно Андрэ охватил животный ужас. Этот человек был опекуном Энни. Неужели это она вызвала его? Но зачем?

— Вы, по какому делу? Я собираюсь покинуть Лондон.

— Вы никуда не поедете, пока не ответите мне на вопросы относительно Энни Блайт.

— Я не буду делать ничего подобного.

— А я думаю, будете, — Бискайно подошел к буфету и налил себе стакан вина. Повернувшись, Родриго извлек из-за пазухи свой медальон. — Это вам о чем-нибудь говорит?

Медальон медленно раскачивался на цепочке перед глазами Андрэ. Скалия почувствовал себя так, как если бы кто-то вывернул его наизнанку. Тут же дала о себе знать боль в сердце. Он откашлялся:

— А о чем это должно мне говорить?

— А! — на губах Родриго заиграла довольная улыбка. — По крайней мере, вы чуточку побледнели. Я заметил у вас точно такой же знак.

— Вы не имеете права копаться в моих вещах, — Андрэ отвернулся, чтобы скрыть волнение. Его обуревала гамма чувств — от страха до надежды и радости. Полвека ждал он этой минуты, ждал и боялся.

Прожитых лет словно не бывало. Скалия вспомнил прекрасное детство и последовавшее за ним бесчестье. Первая жена герцога Альбукерка, в отчаянии из-за своего бесплодия, забрала себе новорожденного ребенка рабыни. Она сказала герцогу, что родила Андрэ во время одного из его долгих отъездов. Как единственный и горячо любимый наследник герцогства Альбукеркского, Андрэ научился любить роскошь и власть.

Все это у него отняли, когда герцогиня умерла. Герцог женился вторично, и его вторая жена объявила Андрэ незаконнорожденным. Его лишили всего и выбросили на улицы Неаполя. Один из слуг, сжалившись над ребенком, дал ему этот серебряный медальон, сказав, что он принадлежит рабыне, которая родила его. Всю жизнь Андрэ думал об этой женщине, надеясь когда-нибудь узнать ее.

И вот теперь, когда этот момент наступил, все в нем восстало.

— Серебряный лев — довольно распространенная эмблема, — сказал он визитеру.

— А на вашей на обороте выгравировано готическое R?

Андрэ закрыл глаза, снова ощутив боль в сердце. За окном прогрохотал гром, и начался дождь. В голове его стучало. Медальон был единственной надеждой узнать что-либо о своем прошлом. Он не раз консультировался со специалистами по геральдике и даже обращался за помощью к предсказателям судьбы и астрологам. О происхождении серебряного льва ему так никто ничего и не сказал.

Вот уже несколько лет, как он потерял всякую надежду узнать что-нибудь о своей семье. Теперь он отказывался верить испанцу. Золотых дел мастер сделал из его медальона брошь, но о готической «R» на обороте медальона он не забыл.

Ноги его не слушались, когда он снял плащ с вешалки за дверью, отколол медальон и подал его Бискайно.

Тот держал вещицы рядом. Впервые в глазах гостя блеснуло какое-то чувство: живой интерес.

— Давайте присядем, — предложил Родриго. — Я хочу вам кое-что рассказать. — Он повернул стул задом наперед и оседлал его.

Врожденная грациозность Бискайно, гибкость его фигуры раздражали Андрэ. Хотя временами он ощущал свой возраст, но скорее бы умер, чем, согласился признать это. Проворность, более молодого Родриго задевала его.

— Говорите, зачем вы пришли, я постою.

Бискайно сделал глоток вина.

— Как хотите. По-моему, мы с вами наполовину братья.

Андрэ почудилось, будто все в нем застыло.

«Нет!» — хотелось закричать Андрэ. Прошло уже столько лет…

Он сделал глубокий вздох.