– Я думаю, Таня, что тебе кое-что известно о наших отношениях с Дианой, – начал Эдвард и внимательно посмотрел на сидевшую перед ним женщину, ожидая, что та станет возражать.

Но она не произнесла ни слова, и он продолжил:

– Поэтому я не буду играть с тобой в прядки и спрошу прямо: почему она это сделала?

Таня помедлила с ответом несколько секунд, пытаясь чётко сформулировать свои мысли на этот счёт, чтобы не сказать лишнего и не оказать тем самым Диане медвежью услугу.

– Ты ошибаешься, Эдуард, если полагаешь, что Диана мне всё рассказывает. Ты же знаешь, иногда она бывает очень скрытной и не терпит никакого вмешательства в её личную жизнь. Но если ты хочешь знать моё мнение, то я считаю, что она просто не может забыть о твоей женитьбе на Насте Шереметьевой.

– Вот как… Значит, её самолюбие задето и несмотря ни на что она не может простить мне этого? И именно поэтому она так ненавидит её?

– Да при чём здесь её самолюбие, Эдуард? За то, что сделала Настя её просто убить мало! – Возмущённо воскликнула Таня. – Разве Диана до сих пор ничего тебе не рассказала? Ведь это Настя столкнула её с яхты в тот вечер!

– Что?! – Эдвард медленно поднялся с кресла и, выпрямившись во весь свой огромный рост, посмотрел на Таню так, что она невольно вздрогнула.

– Настя умышленно сделала это и постаралась немедленно скрыться с места преступления, радуясь, что ей удалось, наконец, навсегда избавиться от соперницы. Но до этого она показала Диане фотографии с вашей помолвки и сказала, что твоё отношение к ней – просто мимолётное увлечение, поскольку ваша свадьба – вопрос давно решённый! – продолжала Татьяна, не замечая, что каждое сказанное ею в эту минуту слово нещадно било Эдуарда, словно хлыстом.

Слушая сестру Дианы, он потрясено молчал, не веря собственным ушам.

– Проклятье! Как ловко она обвела нас всех вокруг пальца! – в его голосе слышались нотки нарастающей ярости. – Подумать только, каким же я был идиотом! Я должен был предотвратить всё это и рассказать Дине правду о планах моего отца. Тогда ничего бы не случилось, но я был абсолютно уверен, что смогу переубедить его до того, как Диана узнает обо всём. Мне не нужна была Настя и её попытки завоевать меня. Я и не предполагал, что она может зайти так далеко. Ну, что ж теперь понятно, почему она уехала – не хотела и не могла видеть меня!

– Всё это время Дина считала, что всегда знал, что женишься на Насте, а с ней просто развлекался и ваши отношения не больше, чем флирт. – продолжала Татьяна.

Эдуард посмотрел ей в глаза. В его взгляде читалась неприкрытая боль. Та самая, которую он столько лет хранил в своей душе и прятал от всего мира. Сейчас, под влиянием её слов, эта боль рвалась наружу, перерастая в ярость и гнев. Эдуарду стоило немалых усилий сдержать себя. Подумать только, по вине этой интриганки, которая пыталась с помощью него сколотить себе состояние, он был лишён возможности быть рядом с любимой женщиной и воспитывать собственного сына. Теперь он ни за что не отпустит Диану, он заставит её поверить в его любовь и больше никогда не оставит её.

– Почему Диана не сказала мне правду о Насте?

– Гордость. Диана вообще не хотела иметь с тобой ничего общего. Но обстоятельства сложились так, что ей пришлось принять твоё предложение о совместном строительстве.

Татьяна больше не пыталась быть деликатной и решила прояснить ситуацию до конца, поскольку видела, что сделать это сейчас необходимо.

– Обстоятельства? Разве Диана приняла это решение не из чисто деловых соображений? – Удивлённо спросил Эдуард, всё больше волнуясь.

– Нет. Она не хотела этого. Но твой отец поставил ей это, как условие, и, если она согласится на твоё предложение, то в этом случае он продаст ей «Орфей». Таким образом, Андрей Петрович хотел сблизить вас с Дианой, – ответила Таня, пристально наблюдая за реакцией Эдварда и ожидая его очередного вопроса.

Но он молчал, и она поняла, что её последние слова не были для него новостью. Сегодня утром он уже успел побывать у своего отца и в ходе этого визита Олег предпринял очередную дипломатическую попытку помирить отца и брата, и на этот раз его усилия не прошли даром: Андрею Петровичу и Эдику удалось поговорить по душам. Эдуард не слишком удивился, узнав о договоре между отцом и Дианой, и о том условии, которое ей поставил Баринский – старший при покупке студии, желая таким образом помочь своему сыну вернуть потерянную когда-то любовь, сблизив его с любимой женщиной. Он надеялся, что сын простит ему очередное вмешательство в его личную жизнь, ведь он искупит свою вину перед ним, помогая вернуть Диану.

Но она всё же уехала, нарушив планы отца и его собственные. Нет, он непременно дожжен лететь к ней в Лондон сегодня же и постараться убедить остаться с ним, стать его женой. Сегодня ему впервые за много лет наконец удалось разрубить тяжёлый узел взаимных обид, камнем висевший у него на сердце, и помириться с отцом, попытаться понять и простить его.

Таня терпеливо ожидала его следующего вопроса, но когда Эдуард не терпящим возражения голосом задал его, удивлённо уставилась на него, не ожидая такого поворота событий.

– Прошу тебя, Таня. Мне нужен адрес Дианы в Лондоне. Сегодня же я лечу к ней. Хотя нет, сегодня я отыщу Настю и сверну ей шею!

– Не думаю, что это такая уж хорошая идея. Вряд ли таким образом она заплатит за содеянное. Сейчас важнее всего, чтобы ты, Диана и Дэн были вместе. Ты прав, тебе необходимо лететь в Лондон.

Эдуард прекрасно понимал плохо скрытое желание Тани уберечь его от необдуманных поступков. Однако сейчас он серьёзен, как никогда, его душила слепящая ненависть и ярость, с которыми он пытался справиться, но не мог. Он непременно найдёт способ разделаться с Настей, а сейчас он должен увидеть Диану и вернуть её в свою жизнь. Эдуард не стал убеждать Татьяну в чём бы то ни было. Он спокойно сложил руки на груди и нетерпеливо посмотрел на сестру Дианы, давая понять, что разговор окончен, и он ждёт, когда она выполнит его просьбу.


…Густой туман окутал улицы вечернего Лондона, став почти невидимым в ночных сумерках, но Диана, уже успевшая отвыкнуть от сырой лондонской погоды, всё же мало беспокоилась об этом, уверенно лавируя среди потока машин за рулём своего красного «Ягуара». Через десять минут, молниеносно обгоняя неторопливых водителей, она быстро свернула на Аппер-Брук Стрит и «ягуар» резко затормозил у больших величественных ворот трёхэтажного особняка Стенфилдов, который даже в темноте густого тумана отчётливо выделялся на фоне лунного света.

Забыв на минуту о том, что в этот вечер она отпустила прислугу домой, желая побыть одна, Диана с удивлением заметила, что в доме не горит свет, отчего он вдруг показался ей каким-то зловещим и мрачным, словно таил в себе опасность. Но уже в следующую секунду, вспомнив о своём решении, она открыла дверь и переступила порог, нащупывая рукой выключатель в большой гостиной.

Большая хрустальная люстра под потолком вспыхнула ярким сиянием многочисленных лампочек, мгновенно осветив просторную гостиную с изящными кожаными диванчиками и креслами пастельных тонов в красочном сочетании с мягким зелёным ковролином и такого же цвета портьерами на больших окнах, занимавших всю стену и служивших также в качестве дверей на балкон. С балкона открывался великолепный вид на внутренний двор с бассейном и белыми столиками для приёма гостей, окружённых большим красивым садом из самых разнообразных видов растений и цветов.

Диана положила ключи на небольшой хрустальный столик, стоявший посреди гостиной и направилась к бару, чтобы налить себе бокал любимого вина, но бутылка замерла в её руке в ту самую секунду, как какой-то странный приглушенный звук падающего на пол предмета со стороны кухни неожиданно заставил Диану вздрогнуть. Она обернулась и настороженно прислушалась, но всё стихло и привычная тишина, нарушаемая лишь работой кондиционеров, снова окутала большой молчаливый особняк.

«Нервы совсем разыгрались» – раздражённо подумала Диана и сделала большой глоток вина, стараясь прогнать усталость этого длинного, трудного дня, начавшегося нелёгким разговором с сыном и сестрой закончившийся работой допоздна в офисе «Стенфилд-маркет».

Она вспомнила удивлённое лицо Дэна в тот момент, когда она, наконец, набралась мужества и сегодня утром сказала сыну, что Эдуард Баринский является его отцом. Реакция Дэна была поистине неожиданной: сначала он был шокирован этой новостью и задал тысячу вопросов, потом ужасно разозлился на Эдуарда, но, когда Диана объяснила, что его отец на самом деле не имел никакого отношения к выходке Анастасии, он смягчился и уже в конце разговора был необычайно счастлив, что человек, которого он так уважает и которому во всём старается подражать, является его отцом.

Дэн пытался отговорить свою любимую маму от поездки в Лондон, не понимая, почему она отказывается работать вместе с ним и отцом. Теперь он понял, что его родители, как и много лет назад, любят друг друга, но почему-то так упрямы и не хотят простить взаимные обиды. Диана долго объясняла сыну, что она просто не хочет возвращаться в прошлое, что из этого ничего хорошего же не выйдет, что она и Эдуард Баринский сильно изменились с тех пор, что в прошлое возврата нет, и их отношения не имеют больше смысла. Дэн внимательно слушал её монолог, и когда Диана наконец замолчала, произнёс фразу, которая преследовала её всё время по дороге в аэропорт и в самолёте, и сейчас, не оставляя в покое её измученную память: «Ты можешь убежать сейчас от Эдуарда, улетев в Лондон и порвав здесь со всем, мама, но тебе не удастся убежать от самой себя. Ведь ты по-прежнему любишь моего отца, и эта любовь поедет за тобой.»

Диана сделала ещё один глоток вина и наконец почувствовала, как мягкое тепло волной разливается по её напряжённому телу. Она сняла пиджак и бросила его в кресло, оставшись в коротком красном платье, которое доходило до колен и прекрасно подчёркивало формы её стройной фигуры. Отбросив с лица копну золотистых волос, Диана направилась к выходу на балкон и, открыв стеклянную дверь, вышла на свежий воздух. Она остановилась у лестницы, ведущей к бассейну и, держа бокал в руке, в очередной раз за этот день задумалась над словами сына. Взглянув на блеск воды в бассейне, исходивший от маленьких лампочек снизу и сверху, Диана впервые за последние двенадцать часов, наконец, позволила своему сомнению прорваться наружу. Её неотрывно преследовала мысль: правильно ли она поступила, оставив Эдуарда?