После ужина юные немцы запели хором народные песни. Кое-какие из них Хельмут сопровождал игрой на губной гармонике. Так продолжалось до самой полуночи. Парк сверкал в лунном свете, а фасад «замка» напоминал обрывистый берег, резко очерчивающий границы земли.

Оставшись у огня один, после того как новые знакомые поднялись на второй этаж, Марк вспомнил о письме Фреда, которое вручил ему старик. Свой отпуск Фред проводил вместе со старшим братом на берегу Атлантического океана, в палатке. Жюльен поспорил в закусочной, дело дошло до драки. Самая настоящая потасовка в духе вестернов. Столики вокруг ходуном ходили.

«Если бы ты был с нами, — писал Фред, — вот уж повеселился бы. Хотя нет. Хорошо, что тебя не было, под конец явились полицейские, и нам пришлось показать документы».

XV

Марк спозаранку разбудил своих гостей, как они того желали, и пока они приводили себя в порядок, починил их мотор. На прощанье обменялись адресами. Девушки расцеловали его, а Лили непременно хотелось сказать по-французски, что он «милая». Хельмут подарил ему маленький альбом с рисунками Гёте.

Марк работал на ферме Жом, как вдруг его позвали к телефону: звонил Рагно. Марк приготовился выслушать поток упреков, по нет: из-за грозы, оказывается, сломался мотор в колодце, откуда вода подавалась в дом Рагно.

— Мне ехать сейчас же?

— Так точно.

И повесил трубку. Тон обычный. Ни малейшего намека на немецкую молодежь. Тавера ничего не сказал. По крайней мере, управляющему. В этот час мадам обычно вставала, вручая себя заботам горничной ну и, конечно, Люсьенн. Старик, возможно, дожидался подходящего момента, чтобы сообщить ей новость. Интересно, как это у него получится, ведь придется рассказать и о том, что девушки ходили с обнаженной грудью. У Люсьенн тоже красивая грудь и такие же розовые кончики. На улице ярко-голубое небо. Земля мокрая, и от жары над ней поднимается пар, отчего деревья кажутся выцветшими.

Он позвонил, и сразу же на пороге появилась мадам Рагно, немного расплывшаяся, толстощекая женщина. Поверх блузки довольно низко висел крест. Взгляд суровый и, пожалуй, подозрительный.

— Представляете, как это удобно! Утром встали, а воды нет! Хорошо еще, что дети на каникулах, уехали отдыхать.

Сказано это было с некоторым запалом, словно на Марке лежала ответственность за причиненные неудобства.

— Сейчас посмотрю, в чем дело, — сказал он.

Пахло мокрой травой. Где-то поблизости, верно, за домом, кудахтали куры. Край колодца украшали горшки с геранью и фуксией. Марк поднял навес над мотором. Он догадывался, что женщина издалека наблюдает за ним. Вскоре она подошла и спросила звонкий голосом:

— Это надолго?

— Нет, только вот провода придется заменить. Сгнили от сырости.

— Наверное, из-за грозы.

— Да нет, это случилось гораздо раньше.

— После того как вы закончите, могу я попросить вас об услуге?

— Конечно.

Кожа у нее была матовой, как у всех южанок, губы пухлые, красные. На вид ей было лет тридцать пять, не больше.

Она ушла к себе, и, когда он закончил, пришлось позвать ее, чтобы она проверила, как работает насос.

— Теперь все в порядке, — сказала мадам Рагно.

Он спросил, не надо ли еще что-нибудь починить, оказалось, нет, речь шла совсем о другом. Она подошла к нему и повела на птичий двор.

— Послушайте, я не сумею убить кролика. Обычно этим занимается муж. Сама-то я городская.

— Я тоже.

— Понятно, но я… мне это… В общем, мне хотелось бы, чтобы это сделали вы.

Из клетки она вытащила за уши серого с белым кролика и протянула его Марку.

— Только не надо при мне, — сказала она. — Подождите.

Она убежала на глазах изумленного Марка. Пытаясь вырваться, кролик отчаянно дергался. Он резко ударил его по затылку ребром ладони. Один только раз. Затем вернулся в дом. В этот момент на повороте показался «лендровер» Рагно. Из него вышел он сам с неизменной ковбойской шляпой в руках и небольшой сигарой во рту. Марк вручил кролика его жене, и та, даже не поблагодарив, сказала:

— Уже? Можно подумать, что вы всю жизнь этим занимаетесь!

Услыхав это, Рагно слегка усмехнулся, глядя на Марка с заговорщицким видом.

— Ну что, мотор работает? — спросил он.

— Да, провода пришлось заменить.

Женщина подтвердила, что вода пошла, и тогда Рагно сказал Марку, что он приехал из «замка» и у него к нему разговор. Марк тотчас подумал о Тавере. «Начинается!» Но не почувствовал ни горечи, ни беспокойства, настолько нервы его были взвинчены после недавних судорог зверька, которого ему пришлось убить. Он обвел взглядом ряды деревьев, луговину, деревенские крыши, весь этот пейзаж, на который солнце набросило нечто вроде сверкающей чешуйчатой сетки. Тут он заметил кота, прыгнувшего на колодец. Усевшись преспокойно, кот глядел на Марка, и длинная тень его падала вниз, на цемент. Если Тавера все рассказал, Рагно мог бы и заступиться за своего механика, умение и старание которого он, если верить судье Роллену, оценил по достоинству.

— Послушай, — начал управляющий. — Завтра вечером мадам собирается на какой-то прием, это недалеко от Руана. Повезет ее туда сестра, но до этого «рено» нужно привести в порядок. Замени масло, залей полный бак. А главное, проверь тормоза и рулевое управление.

— Еще что? — спросил Марк.

— Ну и, конечно, помоешь авто. Надраишь так, чтобы блестело, как зеркало.

Он сел за руль «лендровера», развернулся, разбрызгивая грязь, и двинулся в сторону Монт-Арьеля. После пережитого волнения Марк несколько секунд не мог пошевелиться. Кот по-прежнему наблюдал за ним. Марк хотел его погладить, но стоило протянуть руку, как кот тут же скрылся в высокой траве.

XVI

Люсьенн собирала для дам белье. Небольшое путешествие (речь шла всего лишь о Руане) было целым событием, к нему готовилась вся прислуга, весь дом пришел в волнение. Мадам долго колебалась: «Это дали-ико!», но там собирались крупные землевладельцы, и интересы дела требовали ее присутствия.

Люсьенн знала, что Марк приводит в порядок «рено», работая в гараже, расположенном внизу, в южном крыле «замка». Она дожидалась удобного случая, чтобы повидаться с ним. Все еще находясь под впечатлением того, что он рассказал ей, она угадывала разрушительную силу преследовавшего его наваждения и знала, что он не может от этого избавиться. Когда-то похожий случай поразил ее воображение: один человек случайно убил на охоте своего друга. Напрасно близкие люди пытались убедить его, что это роковая случайность, не прошло и недели, как он повесился. Она понимала, что можно блуждать внутри себя, постоянно натыкаясь на руины. Продолжая работать, она все время думала о Марке и в конце концов решила, что самое лучшее для него — покинуть «замок». Она чувствовала, что сможет, если он, конечно, согласится, уехать вместе с ним, стать для него не только передышкой, отдохновением, а чем-то гораздо большим.

Обладая тонким чутьем и понимая всю трудность проникновения в душу даже самого дорогого существа, она тем не менее ощущала в себе силы вывести его из тупика, дать ему возможность увидеть другую, более светлую сторону жизни, во всяком случае, более ясную, и избавиться от терзавшей его тревоги.

Потом уже, улучив минуту и заглянув в гараж, она сообщила ему, что Жермена тоже уедет (мадам не могла обойтись без нее). И значит, в их распоряжении будет вечер да еще целая ночь. Оставался старик. Она соглашалась, что с недавнего времени Тавера, похоже, что-то чуял, беспрестанно кружа возле сушильни и бельевой. Однако до сих пор не было ни малейшего повода подозревать, что он о чем-то говорил с мадам, даже после истории с туристами. И в самом деле, отношение мадам к Люсьенн и Марку ничуть не изменилось. Люсьенн была счастлива тем, что завтра вечером они будут наконец свободны и совсем одни. В ее устах слово «счастье» показалось Марку таким же сочным и пахучим, как апельсин. Старательно вытерев руки прямо о спецовку, он обнял девушку и спросил ее, согласна ли она стать его женой. Ничего не ответив, она откинула назад голову и ласково погладила кончиками пальцев его лоб, а он тем временем ждал ответа, глядя ей прямо в лицо. Она поцеловала его, но без лишнего пыла, с какой-то внутренней сосредоточенностью, сознавая, что с этой минуты вступает на трудный и очень ответственный путь, который был уготован ей жизнью.

XVII

На другой день, вечером, под хмурым, готовым пролиться дождем небом, Клемантина, Рагио, Люсьенн и мадам Поли, затянутая в элегантный плащ, собрались на крыльце, чтобы проводить мадам в Руан. Тавера оставался дома, по словам жены, он подхватил простуду во время позавчерашнего обхода под сильным ливнем.

Опершись на руку Рагно, мадам, разукрашенная, как и полагалось в особо торжественных случаях, в забавной черно-желтой чалме со снисходительным достоинством спустилась по ступеням. Жермена, тоже в плаще, следовала за ней, раскрыв зонтик, дабы на мадам не упали капли начинавшегося дождя.

Мадемуазель уже сидела за рулем, на голове у нее красовался полотняный капюшон, плотно облегавший лицо. Жермена села рядом с ней, усадив сначала на заднее сиденье мадам. Перед тем как тронуться в путь, старая дама помахала своим слугам рукой. Взгляд ее, казалось, с особой настойчивостью задержался на Люсьенн, та сразу же разволновалась. Эта мучнистая маска, эти подведенные черным глаза, эти розовые пятна на щеках невольно наводили на мысль об отточенной годами проницательности с примесью некоторой жестокости.

Как только автомобиль скрылся за воротами, растворившись в сумрачной влажной дымке, окутавшей луга, Клемантина пригласила мадам Поли и Рагно на ужин. Тот зашел навестить Таверу, которого мучил сильный насморк, и застал его в кресле перед телевизором. Люсьенн слышала, как Тавера объяснял управляющему, почему ему не нравятся некоторые лекарства, хотя с их помощью можно очень быстро избавиться от насморка. Во всех этих лекарствах, говорил он, содержится снотворное, а ему надо было «держать ухо востро». В соседнем поместье дважды уже поджигали сараи с сеном. Мадам это сильно встревожило. Рагно сказал старику, чтобы он не волновался, что этой ночью он самолично будет дежурить вместо него.