– Баста! – громко скомандовал он и, убедившись, что Никифор приостановил жонглирование, остановился сам и мягко спрыгнул с плеч Василия. Тихо произнёс:

– Василий, быстро мне лютню, а ты, Никифор, аккуратно туши факелы. Позже продолжим. Я сегодня говорю голосом Арлекино.

Привыкшие понимать его с полуслова скоморохи, молча, кивнули и кинулись выполнять указания Ратмира.

– А теперь наш грустный итальянский кабальеро исполнит для бабского сословия душещипательную песенку про любовный жар. Петь он будет по-итальянски! – воскликнул Василий, стараясь перекричать недовольные возгласы зрителей, разочарованных быстрым окончанием огненного представления и добавил: – А упражнения с горящими факелами покажем ещё, только чуть позже.

– Да хоть по-немецки! Один чёрт, что всё одно ничего не поймём. Лучше бы с огнём продолжили показывать картинки, – начали возмущаться мальчишки и мужики. Женская же половина с любопытством смотрела на стройного скомороха в итальянской маске и с лютней в руках.


В этот момент позади толпы послышались шум, ругань, щелчки от плетей. Народ кинулся было врассыпную, но, пропуская всадников, тут же вновь смыкал за ними тесные ряды. Опричники во главе с рыжебородым Малютой Скуратовым подъехали к самому кругу, огороженному цветными лентами.

Ратмир нежно коснулся длинными, сильными пальцами туго натянутых струн, и послышались чарующие звуки лютни. Скоморох запел. Печальная баллада на чудесном итальянском языке зазвучала над толпой. Народ опять стал подтягиваться поближе к выступавшим. В первых рядах зрителей наступила тишина. Далее стали умолкать последующие ряды. Малюта Скуратов, остановивший коня в первых рядах, внимательно прислушиваясь к пению скомороха в итальянской маске, нетерпеливо помахивал хлыстом. Неожиданно он взмахом руки прервал его пение:

– На итальянском же языке ты поёшь, потешник?

– На итальянском, сударь, – деревянно-мальчишеским голосом подтвердил тот и поклонился опричнику.

– А потешки на итальянский манер представлять можете? – оживился Малюта Скуратов.

– С нашим большим удовольствием, – опять поклонился скоморох.

– И людишки твои могут изъясняться по-итальянски?

– Могут, сударь, могут, не извольте беспокоиться, – в третий раз деревянным голосом ответил скоморох и вновь поклонился.

Малюта Скуратов довольно оскалился:

– Кто у вас тут за старшего? Живо ко мне! Разговор есть, – скомандовал он.

– Сию минуту, сударь. Я вам сейчас пришлю старшего, – опять поклонившись ему, ответил скоморох и исчез за занавеской шатра. Там Ратмир кивнул ожидавшим его скоморохам и подошёл к старику Никифору:

– Никифор, сегодня ты за старшего. Так надо, – тихо произнёс он, не снимая маски. – Иди, разговаривай с ним. Это – Малюта Скуратов. Но ты его зови Григорием Лукьяновичем, так ему больше нравиться…

– Почему не ты сам? – растерялся тот.

– Он меня знает как другого человека. Никак нельзя ему открыться. И так он уже ранее меня за шпиона принимал.

– Что нужно-то от него? – заволновался Никифор.

– Думаю, что будет звать представлять потешки на царском пиру.

– На царском пиру?! – тихо ахнули скоморохи.

– Ты должен дать ему согласие и узнать, когда туда нужно явиться. И запомни всё, что он тебе скажет, – Ратмир взял старика Никифора за плечи и вытолкал его из шатра.

– Что-то ты долго собирался, старый чёрт! – раздражённо прикрикнул на старика Никифора Малюта Скуратов. – Поди сюда и слушай меня внимательно. Вы тут итальянские картинки и песни представляете. Язык знаете.

– Да мы, барин Григорий Лукьянович, на разных языках представлять можем, – поклонился ему в пояс старик Никифор. – Хочешь – на итальянском, хочешь – на аглицком или немецком…

– Откуда меня знаешь? – прищурился тот.

– Так добрая молва – она быстро в народе разносится, – опять поклонился старик Никифор.

– Добрая?! Обо мне?! – настороженно посмотрел на него царский опричник. – Ты, старый пень, ври да не завирайся. Мне мои людишки докладывают, какая молва обо мне в народе идёт. Да только меня это не сильно печалит.

– Прости, Григорий Лукьянович, хотел как лучше, – старик Никифор, подобострастно сложив руки лодочкой на груди, приблизился к черному скакуну, на котором величественно сидел Малюта.

– Жизнью, видать, хорошо битый. Потому и ведёшь себя разумно, – ухмыльнулся тот. – Слушай меня внимательно, старик. Через день к царю прибывает посланник папы римского на поклон. Так наш кормилец-государь желает потешить его при своём дворе разными итальянскими штучками. Певцы, художники там и прочая итальянская нечисть. И приказал найти скоморохов, представляющих на итальянский манер. А вас мне сегодня, видать, сам Бог послал. Потому готовьтесь быть через два дня при дворце. Всем быть и представлять так, чтобы наш Великий государь и посланник папы римского были довольны. Понял?! Иначе узнаете у меня почём фунт лиха! – Малюта Скуратов погрозил старику Никифору большим кулаком.

– Не изволь беспокоиться, батюшка Григорий Лукьянович! – поклонился ему старик Никифор. – Всё будет в наилучшем виде.

– Завтра к вечеру быть у первого поста на Александрову слободу со всем вашим скарбом. Мои людишки уже будут предупреждены и проводят вас куда надо. Эх! – воскликнул Малюта Скуратов и, резко повернув коня, вместе со своими конниками направил его в завизжавшую и кинувшуюся врассыпную от ударов плетей толпу.

Спустя несколько часов после окончания выступления на городской площади скоморохи сидели за большим деревянным столом и ужинали, возбуждённо обсуждая предстоящие представления в царском дворце.

– Вот ведь не зря ты, Ратмир, учил нас разным фразам иноземным! Вот в который раз уже как пригодилось! – звонким детским голоском радостно произнесла карлица Авдотья.

– А ты не хотела никак учить их, – рассмеялась Елена, ласково теребя сына Теодорку за вихры. – Зато вон мой сынок лучше всех нас на трёх иноземных языках говорить может.

– Так он же дитё! – развела руками Авдотья. – А у них, у дитёв, память-то ещё ого-го какая! Да и Ратмир с ним всегда больше занимался.

– Не переживайте, бабоньки! Всё представим в наилучшем виде! – весело произнёс силач Василий, беря с тарелки большой кусок пирога с тыквой. – А ты, Елена, готовься с Ратмиром ту песню петь на итальянском, от которой даже мне плакать хочется.

– А это уж как Ратмир скажет, – пожала плечами черноглазая Елена. – Думаю, что фроттолу представим обязательно. Так ведь, Ратмир?

Ратмир, вполуха слушавший разговор своих товарищей, согласно кивнул и отпил из глиняной кружки горячего сбитня. Затем встал из-за стола и посмотрел на старика Никифора:

– Пойдём, Никифор, разговор у меня к тебе.

Тот сразу поднялся с лавки и пошёл за Ратмиром. Остальные скоморохи, обрадовавшись, что Ратмир позвал не их, продолжили наслаждаться ужином в освещённой факелами корчме.

– Я тебе уже сказал, Никифор, что Григорий Лукьянович знает меня в лицо и знает мой голос, – обратился Ратмир к старику Никифору, закрыв за ними входную дверь в их комнату.

– Я понял, Ратмир, и почему-то это мне не в новинку, – улыбнулся тот, присаживаясь на свою лавку. – Говори, что нужно делать.

– Ничего особенного – просто выступать, как мы и раньше выступали, когда проезжали по Италии, – Ратмир лёг на свою лавку и положил руку под голову. – Хотел попросить тебя повнимательнее посмотреть, что будет происходить вокруг нас и вокруг царя и потом рассказать мне. Я буду мало говорить и в основном голосом Арлекино.

– Так я же не знаю почти никого, кто будет при царском дворе, – возразил Никифор.

– Там, скорее всего, будут некоторые из уже знакомых нам бояр, тот же Малюта Скуратов… Просто понаблюдай за ними, как сможешь, – пробормотал Ратмир и неожиданно чихнул.

– Не буду даже спрашивать для чего тебе это нужно, – задумчиво произнёс старик Никифор. – Если ты что-то просишь – значит нужно для дела. Только скажи мне честно, Ратмир: мы ведь сегодня выступали на площади в итальянских видах не просто так? Ты же знал, что Малюта Скуратов проедет этой дорогой?

– Знал. Давно приметил, – не сразу ответил Ратмир. – И сегодня мне было нужно, чтобы он увидел, как мы выступаем, – Ратмир прикрыл глаза и стал наматывать тёмный локон на указательный палец правой кисти. – Надоело, Никифор, мотаться только по городским площадям да боярским дворам. Хочется уже и при дворах начинать выступать, да получать побольше деньжат.

– А, если бы он вдруг не стал бы сегодня проезжать этой дорогой? Как бы тогда мы попали бы на царский пир? – прищурил глаз старик Никифор.

– Пришлось бы обращаться к товарищам-боярам, – вздохнул Ратмир. – Мы должны быть на этом пиру, Никифор. Любыми путями…

– Верю тебе, Ратмир. С то поры как ты с нами – подлости от тебя ни разу не видел. Одна только польза для нас была, – улыбнулся его собеседник.

– Стараюсь, Никифор, – усмехнулся Ратмир и двумя пальцами правой руки потёр переносицу. Странная гримаса пробежала по его лицу.

В комнате наступила тишина, которую опять прервал старик Никифор.

– А в другие страны мы поедем выступать нынешним годом? Наши-то меня уже который раз спрашивают об этом, – спросил он.

– Обязательно! Вот как только начнутся холода, да земля морозом схватится, так и поедем в тёплые края. Думал я сначала на зиму от бескормицы на Север податься, на верфи государевы. Да, боюсь, что не каждый из нас выдержит те холода. А потому постараемся съездить в Италию да в Испанию. Документы вот только всем выправлю новые.

– Андрейку с собой берём? – озабоченно спросил старик Никифор.

– А как же! Он мне, Никифор, жизнь спас. По гроб жизни я ему обязан. Вот и хочу помочь Андрейке стать достойным человеком в этой жизни. Слава Пресвятой Деве Марии, что у него есть дар к рисованию. А в Италии мы покажем его рисунки известным художникам, глядишь – там и останется в учениках, если захочет. Будет усерден – тоже станет известен и богат. В Италии даровитым живописцам привольно живётся.