Сколько прошло времени с того момента, когда она переступила порог палаты, Лена не знала. В один из дней Борис впервые открыл глаза и тихим голосом (Лена скорее угадала, чем услышала) попросил: «Пить». Это было так неожиданно, что Лена бросилась за помощью так же, как и всегда, когда Борис переставал дышать. Юрий Николаевич, а за ним вся команда спасателей явились немедленно. Лена стояла в углу комнаты и беззвучно плакала. Она не пошевельнулась, когда Макаров подошел к ней.

— Ну, ну… Сколько, дней держалась молодцом, и на тебе. — Он вынул из кармана платок и, словно ребенку, вытер Лене глаза. — Плакать рано, будем еще драться. — Он вновь стал строгим доктором. — Надежда появилась, но только надежда. Ты меня слышишь?

Да, Лена слышала. Драться значит драться.

А вокруг негромко переговаривались:

— Невероятно. Десять дней без сознания…

До Лены долетали еще какие-то слова, но она думала о своем. Десять дней! Это значит, что возле Бориса она находится семь суток. Впервые вспомнилась работа, девчата в общежитии, «Свинство. Как я могла забыть?» Лена дождалась, когда все начали уходить, и подошла к Юрию Николаевичу:

— Я тут, — она не знала, что говорить, и мучительно подбирала слова, — десять суток, а на работе…

Макаров смотрел на девушку, и если бы она в этот момент внимательней поглядела ему в глаза, то увидела бы за очками лукавые смешинки.

— Да, о друзьях не надо забывать даже в горе. Тем более, что они у вас настоящие. Приходят каждый день, звонят, волнуются. Мы ведь сразу обо всем сообщили на завод, — и тихо добавил: — Ничего, девочка, все обойдется.

Он был прав: обошлось. С того момента состояние Бориса начало улучшаться. Не сразу, не без волнений, но шло на поправку.

Ксения Петровна несколько раз приходила в больницу, но в палату не поднималась, Лена встречалась с ней в вестибюле. Главная тема разговоров в эти короткие посещения у Гуровой была одна — поездка во Францию.

В тот день, когда Гурова узнала, что Борис пришел в себя, она, радостно потирая руки и, вероятно, на какую-то секунду потеряв над собой контроль, выпалила:

— Вот и великолепно! Значит, я могу спокойно ехать.

И укатила. А Лена по-прежнему сидела у постели больного. Глаза Бориса наливались жизнью. А когда Борис впервые произнес «Лена» и она увидела устремленный на нее взгляд, то поняла: не найти силы, которая оторвала бы от нее этого человека. Она приложила палец к губам, но он упорно повторил:

— Лена… Ленок…

Говорили тихо. Так тихо, что могла понять только она. Но ей казалось, что его голос слышен на всю больницу.

— Молчи, тебе нельзя разговаривать.

А он настаивал…

— Ленок, Ленок…

Никогда прежде он ее так не называл. В каких недрах сознания родилось это сравнение со льном? Наверное, у него просто не хватало сил на большее. Но Лене казалось, что лучших слов он не говорил ей никогда.

— Молчи. Если ты будешь разговаривать, я уйду.

А он не боялся, он знал, что она не уйдет.

— Ленок…

Она делала вид, что сердится, а внутренне ликовала. Раз заговорил, значит, будет жить! Юрий Николаевич подозрительно смотрел на ее посчастливевшее лицо и сердито бурчал:

— Тоже мне сиделка.

А когда состояние Бориса улучшилось настолько, что уже не вызывало сомнений, он категорически заявил:

— Хватит, голубушка, хватит. В гости — пожалуйста, за особые заслуги разрешаем ходить каждый день. А чтоб сидеть здесь круглые сутки и…

Лена так и не узнала, что имел в виду заведующий отделением, но поняла, что спорить бесполезно.

Дома и на работе ее встретили тепло, расспрашивали, ободряли, давали советы. Теперь распорядок ее дня был строгим и неизменным — завод, общежитие, Борис, и наоборот. В больнице ее все считали своей и, как только она появлялась, спешили с халатом. Она входила в палату, здоровалась и садилась на стул возле кровати. Часами она могла сидеть па этом стуле и смотреть на Бориса. А когда ему разрешили говорить, Лена просто не знала, куда деваться от неловкости. Началось все с того, что однажды, когда Юрий Николаевич вошел в палату, Борис стал его благодарить. Но не успел он сказать и трех слов, как врач прервал больного и категорически заявил:

— Ее благодарите. Это она подарила вам жизнь, — он глянул на девушку и шутливо закончил: — Такого дядю тащила на себе четырнадцать километров. Я в воскресенье специально поехал туда и прошел на лыжах весь маршрут. Скажу честно — еле дотащился. А как она это сделала, не знаю. Это ведь как надо любить, чтоб выпрыгнуть из самой себя.

Лена от смущения не знала, куда деться. И когда врач ушел, долго не решалась посмотреть на Бориса. А Гуров глядел на Лену не отрываясь. Может быть, он думал, что это совсем другая девушка, а не та, которую он знал.

— Спасибо, Ленок.

Бежали дни, Борису становилось все лучше и лучше. Он уже сидел в постели, и если Лена приближалась слишком близко, лез целоваться. Юрий Николаевич Макаров, поймав их на месте «преступления», полушутя-полусерьезно заметил:

— На свадьбу не забудьте пригласить.

Лена смутилась, а Борис не растерялся:

— Не забудем.

Юрик Николаевич внимательно посмотрел ка Гурова и ухе совершенно серьезно поблагодарил:

— Спасибо, сочту за честь…

Борис так же серьезно ответил:

— Будете самым желанным гостем.

Вернулась из Франции Ксения Петровка. И впервые появилась в палате:

— Как ты себя чувствуешь, дружок?

Села на стул возле кровати, наклонилась к сыну и поцеловала его в лоб:

— Ну, здравствуй, дорогой!

И только после этого заметила Лену:

— О! Это опять вы? Я смотрю, вы часто приходите к моему сыну?

Вместо Лены ответил Борис:

— Она здесь все время, мама. А почему не приходит папа?

Видишь ли, дружок, я сказала ему, что ты уехал в длительную командировку. Зачем волновать отца, верно? Хватит, что беспокоилась я.

— Пусть он теперь придет. Скажи ему, ладно?

— Как же, как же. Обязательно…

Но, видимо, Ксения Петровна не торопилась. Потому что генерал приехал в больницу только в день выписки Бориса. Приехал и сразу же набросился с упреками на… Лену:

— Ну, у моей дражайшей хватило ума на ложь. А вы-то! Вы ведь могли сказать правду…

— Это я просил Лену молчать, — сказал Борис. — Ни к чему тебе было волноваться.

— Экие вы заботливые, — горячился Георгий Александрович — Не волноваться! Значит, живи, как пень. И никаких тебе эмоций! Вычеркнули из списков, сняли с довольствия! Узнаю, узнаю Ксению!..

Неожиданно Гуров обернулся к Лене, притянул ее к себе и крепко расцеловал. А Лена… Лена ревела как ребенок. Уткнувшись носом в орденские ленточки на генеральском кителе, она выплакивала свою боль, горе и обиды. А Георгий Александрович все гладил и гладил ее по голове и приговаривал одно и то же:

— Спасибо, дочка, спасибо…

А потом они шутили и смеялись. И Лене было хорошо, как никогда в жизни.

Какой это был день! Весна заполнила все вокруг дурманящим светом, и Лене казалось, что счастливы все.

На улице Борис захлебнулся весенним воздухом и зачарованно произнес:

— Никогда не думал, что жизнь так прекрасна.

Машина катила по улицам, а Лене чудилось, что они плывут над землей. Она прижалась к Борькиному плечу и, закрыв глаза, сидела так до тех пор, пока не услышала:

— Будьте добры, на Грибоедовскую, 15.

Лена вздрогнула и открыла глаза, Борис называл адрес ее общежития. Зачем? Лена удивленно смотрела на Бориса, но на его лице ничего, кроме радости, прочесть было невозможно. Машина подкатила к самому подъезду и остановилась.

— Сбегай за паспортом.

— За паспортом? — У Лены был вид ребенка, с которым играют в не очень понятную для него игру. — Зачем?

— Я потом тебе объясню.

Лена перевела взгляд на Георгия Александровича. Гуров поддержал сына:

— Сходи, если так просит.

Паспорт она взяла, но только успела захлопнуть за собой дверцу, как Борис тихим, но решительным голосом попросил шофера:

— В загс, пожалуйста!

Что там говорить. Конечно, Лена ждала этого момента. Не хотела в этом признаться, но где-то в далеких тайниках души хранилась вера, что Борис рано или поздно сделает ей предложение. Но что это произойдет вот так… Она сидела, задохнувшись от счастья и обиды. Машина ныряла из одной улицы в другую, останавливалась, бросалась вперед, а Лена сидела с окаменевшим лицом и пыталась хоть на миг собрать разлетевшиеся мысли. Видимо, и Георгий Александрович был недоволен поступком сына. Он остановил машину, насмешливо хмыкнул и позвал шофера:

— Пойдем, свежим воздухом подышим.

Тягостная тишина наступила в машине. Наконец Борис не выдержал:

— Ты против?

«Почему против? Глупый. Но кто же так женится?»

— Ты хоть ответить можешь?

— Могу. — Она не узнала своего голоса.

Борис придвинулся к Лене, взял ее обеими руками за голову и повернул к себе:

— Ну и что? Ты не хочешь быть моей женой? Ты меня не любишь?

— А ты меня спросил? Ты со мной посчитался?

Он смотрел на нее и не находил ответа. Виновато поморгав глазами и не найдя объяснений, предложил:

— Трахни меня по кумполу, чтоб мозги еще раз перевернулись.

Сказано это было с такой простодушной искренностью, что Лена не выдержала и расхохоталась.

Расписаться, как говорил потом Георгий Александрович, оказалось просто. Правда, пришлось преодолеть формальности. Но в конце концов они оказались мужем и женой — по всем правилам. Охмелевшие от счастья, от необычности всего происшедшего, они шумно ввалились в квартиру Гуровых. Ксения Петровна появилась в прихожей сразу, как только услышала голоса. Она с затаенной опаской смотрела на Бориса, но убедившись, что у сына великолепное настроение, шагнула ему навстречу, обняла. Потом повернулась к Лене и удивленно воскликнула: