— Даже тогда, когда она обвинила одного из членов семьи в убийстве?

— Нет, сэр.

— Это не показалось вам серьезным обвинением?

— Если бы это сказал кто-то другой, а не Мейбл… Мейбл не может сказать ничего разумного.

— Вы не поясните свои слова?

— Ну, она ценой в полпенса.

— Что вы хотите этим сказать?

— У нее не все дома, — объяснила Герти терпеливо. — Она много воображает.

— Вы хотите сказать, что ей нельзя доверять?

— Вы ведь не собираетесь ей верить, верно? Она же говорит безумные вещи. Никто не обращает внимания на то, что она говорит.

— Итак, когда она вам рассказала, что ваш хозяин убил хозяйку, как вы отреагировали?

— По-моему, я сказала: «Неужели»?

— И это все?

— Вы опять о Мейбл, верно? Не обращайте внимания на то, что она говорит. Она нам рассказывала, что она леди, что ее отец лорд, ну и прочее. На следующий день он стал королем, которого свергли с трона. Все это бессмыслица.

— Понятно. Итак, вы не верите, что она слышала то, что говорила миссис Клэверхем.

— Нет, сэр. Думаю, что она не слышала. Я еще не спятила. Просто были разговоры о том, что миссис Клэверхем приняла эту дозу. Она и начала выдумывать.

— Вы можете идти.

Я вся дрожала. Суд был в напряжении. Я взглянула на Родерика. Он был очень бледен. Леди Констанс в сильнейшем волнении сжимала и разжимала руки.

Мейбл вызвали вновь.

— Мейбл, когда ты слышала, что миссис Клэверхем сказала, что она не уедет?

Мейбл нахмурила брови.

— Постарайся вспомнить. Это было в тот день, когда она умерла или за день до того? А может быть, на неделе?

Мейбл была определенно сбита с толку.

— За день, за два, за три, за пять дней до ее смерти?

Мейбл заколебалась и, запинаясь, сказала.

— За пять дней до того, как она умерла…

— За пять дней?

— Да, — подтвердила Мейбл. — Это так.

— Она разговаривала с мистером Клэверхемом, не так ли?

— Да, он хотел избавиться от нее…

— Но за пять дней до ее смерти мистер Клэверхем был в Шотландии. Так что она не могла говорить с ним, не так ли?

— Она говорила. Я слышала.

— Скажи нам: кто твой отец?

По ее лицу пробежала улыбка.

— Он принц, — ответила Мейбл.

— Тогда ты принцесса?

— Да, сэр.

— Тебя зовут Мейбл?

— Это имя мне дали, когда меня увезли.

— Кто тебя увез?

— Грабители. Они похитили меня.

— И ты принцесса? Из Букингемского дворца?

— Да. Это правда.

Раздались слабые смешки. Я стала дышать свободнее. Мейбл подтвердила, что она не в себе. Бедняжка Мейбл. Но если бы не Герти, ее показания могли бы принять всерьез. Теперь уже никто не сомневался, что показания Мейбл бесполезны.

Следующей оказалась леди Констанс. Ее спросили, замечала ли она в своей невестке склонность к самоубийству?

— Когда ее мучила боль, она могла попытаться убить себя, — ответила леди Констанс. — Не думаю, чтобы в этом было что-то странное. Она очень страдала от жестоких болей.

— Она когда-нибудь говорила с вами о самоубийстве?

— О, нет. Она ни за что не стала бы говорить со мной об этом.

— Но она могла попытаться сделать это?

— Могла. Она месяцами испытывала боль. Это могло прийти в голову любому на ее месте.

— Но и в более безнадежных ситуациях большинство людей согласились бы потерпеть еще немного.

— Думаю, что это так.

— Вы считаете, что она из тех людей, что кончают жизнь самоубийством?

— Нет, пока не…

— Пожалуйста, продолжайте.

— Это могло случиться по ошибке.

— Какой ошибке?

— Был случай три месяца назад, когда я была рядом с ней. Ее мучила сильная боль, и она приняла две таблетки. Она выпила воду, в которой были растворены таблетки и поставила стакан на буфет. Затем легла. Я решила, что останусь с ней, пока она не уснет. Боль, по-видимому, была особенно острой, и таблетки должны были подействовать через несколько минут. Она повернулась к буфету, налила воды и бросила две таблетки в стакан прежде, чем я сообразила, что она собирается их принять. Я крикнула: «Ты только что выпила две!» Если бы меня не было, она приняла бы лекарство и убила себя еще тогда. Я думаю, на этот раз могло произойти то же самое.

Было ясно, что показания леди Констанс произвели на суд глубокое впечатление.

— Вы рассказывали об этом случае кому-нибудь?

— Нет. Я боялась, что это встревожит мужа и сына.

— Почему же таблетки оставляли там, где миссис Клэверхем могла легко их достать?

— Может быть, я была не права. Но я понимала, что ей необходимо принимать таблетки сразу же, как только начиналась боль. Я знала, что если их хранить в недоступном месте, моя невестка станет волноваться, и это усилит боль.

— Спасибо, леди Констанс.

Был снова вызван доктор Дафти.

— Как долго растворяются таблетки?

— Дело нескольких секунд.

— Через сколько времени они действуют?

— По-разному.

— Зависит от боли?

— Да, и от других причин. Физиологическое состояние пациента в данный момент. Психическое состояние…

— Таблетки могли вызвать сонливость, забывчивость?

— Конечно, могли.

— Итак, миссис Клэверхем могла принять две таблетки, а потом еще две, скажем, через пять минут?

— Такое возможно.

— Спасибо, доктор Дафти.

Мы в тревоге ждали. Мари-Кристин взяла мою руку и крепко ее держала. Я знала, что у всех было на уме. Каков будет вердикт? Убийство? Кого обвинят? Родерика? Меня?

Примут ли во внимание показания Мейбл? Ей не было доверия, но какое впечатление успели произвести ее слова? Показания леди Констанс произвели впечатление. Она говорила четко, в отличие от Мейбл. Во время ее речи чувствовалось, как меняется настроение суда. Я думала об опасности, грозящей Родерику, всем нам. Я не могла не вспомнить тот день, когда Лайза Финнелл упала под экипаж моей матери, когда она вошла в нашу жизнь. Теперь она умерла, но все еще угрожала мне.

Камень свалился с моей души. Показания леди Констанс возымели большой вес. Показания Мейбл не приняли во внимание.

Вердикт коронера был таким: смерть от несчастного случая.

Признание

С того дня в суде прошло уже шесть лет, но воспоминания уносят меня в прошлое, и я опять чувствую, как дрожу от страха. Все последние годы были прожиты счастливо, хотя нельзя сказать, что они были совершенно безоблачными.

В Леверсон-Мейноре витала тень сомнения. Временами по ночам мне казалось, что я опять в прошлом. Я кричала во сне. Родерик утешал меня. Ему не нужно было спрашивать, что за кошмар преследует меня. Он просто шептал:

— Все прошло, моя дорогая. Все закончено. Мы должны все забыть.

Как это случилось, спрашивала я себя. Как она умерла? Кто положил в стакан таблетки? Сама ли Лайза? Я не могла поверить в это, как ни старалась.

Я цеплялась за Родерика. Он здесь… В безопасности… Рядом со мной. Меня утешали, но я не могла выбросить из головы эти мысли.

Я убеждала себя: «Это сделала Лайза, неумышленно, конечно». Должно быть, все произошло именно так как предполагала в своих показаниях леди Констанс. Мы вышли из суда с облегчением. Но сомнения остались, и они преследовали нас все шесть лет.

Через год после вердикта мы с Родериком поженились. То, что случилось, наложило отпечаток на всех нас. Мари-Кристин очень счастлива. Но и она о чем-то размышляет, и в ее глазах живут тайны. Ее уже нельзя назвать ребенком.

У нас с Родериком сын и дочь. Роджеру четыре года, Кэтрин около трех. Они чудесные дети. Когда я наблюдаю, как они играют в саду или катаются на пони, я счастлива. Затем я иду в дом и прохожу мимо комнаты, где жила Лайза. Здесь нет ее видимых следов… Но тем не менее она остается там.

Мой отец навещает нас. Он очень гордится своими внуками и часто повторяет, что самым счастливым днем для него был тот, когда я разыскала его. Он очень хорошо ладит с Чарли, я думаю, они часто говорят о маме.

Я была глубоко тронута, когда он отдал мне статуэтку «Танцующей девушки». Он хотел, чтобы она хранилась у меня. Я знала, что это самая дорогая вещь для него и не хотела брать, но он настоял. Он объяснил мне:

— Когда я смотрел на нее, я чувствовал, что она рядом. Это было большим утешением для меня. Теперь у меня есть дочь и внуки. И так получается, что она должна остаться у тебя.

Она стоит в моей комнате. Я вижу в ней мою маму. Сходство схвачено, есть что-то, что, безусловно, было присуще только ей. Когда я смотрю на статуэтку, я воображаю, что она рядом, удовлетворенно улыбается, потому что я преодолела все трудности на пути к счастью.

Леди Констанс и я — лучшие друзья. Великую радость ей доставляют внуки. По натуре она холодна, но ее привязанность ко мне велика, и не может быть сомнений в ее любви к внукам.

Когда Леверсон-Мейнор стал нашим домом, Мари-Кристин была очень довольна. Ее интерес к археологии перерос в страсть. Сейчас она дружит с молодым археологом, с которым познакомилась через Фиону и Джека. Верю, что неизбежна помолвка. Но память о Лайзе не дает покоя даже Мари-Кристин. Неужели это навсегда? Все в доме задаются этим вопросом. Я знаю это от Герти. Недавно я откровенно беседовала с ней. Она сказала:

— Я забеспокоилась, когда глупая Мейбл стала говорить в суде. Ее слова испугали меня, но я твердо решила: необходимо доказать, что ее показаниям нельзя верить.

— Ты объяснила, что у нее неустойчивая психика, и, когда ее вызвали, она подтвердила это, — напомнила я.