— Что ты возишься? — крикнул Марцелл и стащил ее в воду.

Несчастная завизжала, но, промокнув как следует, довольно хихикнула:

— А здесь тепло. Будто в купальне.

— Видишь? — сказала я. — Ничего страшного.

И сама соскользнула за борт, чтобы подплыть к Марцеллу. Юлия в тот же миг оказалась рядом.

— Представляете, каково оказаться здесь во время прилива? — с тревогой промолвила Клавдия. — Если вода поднимется, мы будем в ловушке.

— До прилива еще несколько часов, — пообещал племянник Августа.

— И потом, — прибавила Юлия, — наверху есть тайная тропка, ведущая в горы.

Она указала в конец пещеры, где над маленькой известняковой площадкой начиналась крутая лестница.

— Ты уже пользовалась этой тропинкой?

Дочь Цезаря замотала головой.

— Тогда почему ты уверена?..

— Однажды мы видели, как по ней пробежала коза!

Клавдия посмотрела на брата.

— Это правда, — подтвердил он. — Не веришь, спроси у Агриппы.

И сестра немедленно поплыла к своему супругу.

— Какая беспокойная, — неодобрительно бросила Юлия.

— Как и все мои сестры, — ответил Марцелл. — Думаешь, почему Антония и Тония сейчас не с нами?

— Наверное, твоя мать им не разрешила?

Он покачал головой.

— Все можно, пока я рядом. Они просто боятся. Лучше будут играть на лирах или сажать в саду буксовые деревья.

— Скукотища! — недовольно сморщилась Юлия.

— В этом они похожи на мать, — заметил Марцелл. — Предпочитают простые и тихие радости жизни.

Тем летним вечером мне пришлось убедиться, что в простоте тоже есть свои прелести.

Мы собрались в триклинии поиграть, но Антония и Тония кости бросать не стали. Випсанию с Друзом, как самых младших, не допустили к игре. Эти четверо молча сидели на кушетке, наблюдая. Время от времени Юба или Агриппа отрывались от чтения, чтобы взглянуть, кто выигрывает. Марцелл постоянно шептал Юлии советы.

— «Четыре гадюки»! — воскликнул Луций после очередного ее броска.

— Все, я закончила, — простонала она.

— А когда же будет «Венера»? — возразил юноша. — Попробуй еще бросок!

— С вами вечно так: еще да еще! Оставьте себе мой выигрыш.

— Проигрыш, — поддразнил мой брат, но ей было все равно.

Я выбыла еще раньше, так что остались лишь двое соревнующихся. Когда наконец Луций победил Александра, я вдруг огляделась по сторонам.

— А куда подевался Марцелл?

— В сад ушел, — ответила Тония. — Вместе с Юлией. Наверное, сидят в беседке.

— В какой?

— У статуи Фортуны. Хочешь, я покажу дорогу?

Неожиданно нумидиец бросил читать.

— Оставь их в покое. Если ушли, значит, им нужно побыть вдвоем.

— Откуда ты знаешь?

Он ухмыльнулся.

— У меня есть глаза.

Я проворно встала с кресла, и Тония с готовностью повторила:

— Хочешь, я провожу?

— Да, — упрямо сказала я.

— Не трать понапрасну время. — Голос Юбы уже начал действовать мне на нервы. — Думаешь, ты в него влюблена? Тогда ты ничем не лучше девчонок из придорожных таверн. И потом, ему суждено быть с Юлией.

— Так все говорят.

— Так сказал Август.

Воспользовавшись моим замешательством, он продолжил:

— Сегодня пришло письмо. Октавия собиралась объявить только завтра.

Тония по-прежнему смотрела на меня, протягивая маленькую ручонку.

— Идем?

Я помолчала. Потом, когда туман в голове рассеялся, проговорила:

— Давай лучше искупаемся.

Всю дорогу Тония болтала о разных глупостях: рассказывала о цветочках на своем балконе, интересовалась, что я предпочитаю — печеных дроздов или жареных куропаток, и не встречалось ли мне животное под названием жираф, приглашала сразу же по возвращении наведаться в зоосад, устроенный в Риме Октавианом. В общем, сплошные пустяки. Ничего не значащая беседа. В то время мне ничего другого и не хотелось.

Наутро, когда Октавия собрала нас в триклинии, чтобы сообщить «чудесные вести, которые только пришли из Иберии», мое сердце словно рухнуло в бездну. Вот бы на самом деле вести совершенно простую жизнь, как у Тонии! Вместо этого я целый вечер надеялась, что Юба сказал неправду, лишь бы мне досадить. Но время настало. Вскоре брак Юлии и Марцелла из давно предрешенного станет реальным событием. Август просил Агриппу занять его место во время торжества, назначенного на двадцать четвертое декабря.

Октавия говорила, а брат украдкой смотрел на меня. Луций сочувственно погладил мне руку. Четыре долгих месяца мне предстояло радоваться за Юлию, помогая ей выбирать наряды, туники, сандалии, украшения… Были еще другие вести, которые я уже слушала вполуха. Марцеллу был пожалован титул претора. К тому же со дня своего семнадцатилетия — на десять лет раньше других — он получал право консульства. Да, и целый год распоряжаться вопросами публичных увеселений, почти не стесняясь в средствах, лишь бы произвести впечатление на плебеев. Услышав об этом, Тиберий простонал:

— Надеюсь, Август понимает, что делает.

Последнее известие совершенно выбило меня из колеи. За выдающиеся заслуги перед империей Юба, царевич Нумидии, верный товарищ Августа, объявлялся царем Мавретании. Это было правление, полностью подвластное Риму, но Мавретания граничила с его родиной, где до него занимали престол его предки. Мы с братом переглянулись. Пока все поздравляли друг друга с прекрасными новостями, Александр пересел ко мне.

— Вот видишь, — прошептала я по-парфянски, — если Юба смог, значит, и у нас получится.

— Да, но ему двадцать два, и он чуть ли не от рождения служит Октавиану, защищает, сражается с ним бок о бок. А что сделал я?

— Ничего. Но тебе не давали возможности!

— Ты, по крайней мере, хотя бы работаешь вместе с Витрувием.

Я помолчала.

— Может, этого хватит для нас обоих.

Мы посмотрели на Юбу, принимавшего поздравления от Агриппы и Клавдии.

— Как только устроишься в новом дворце, — обещал полководец, — мы тут же приедем тебя навестить.

Новоявленный царь только рассмеялся в ответ.

— В ближайшее время я никуда не собираюсь. Нужно еще закончить войну в Кантабрии. Представляете, если Август вернется и обнаружит, что меня и след простыл?

Юлия и Марцелл уединились в дальнем углу триклиния. Я заметила, как она содрогается от рыданий, а он поцелуями утирает слезы счастья со щек. У меня больно сжалось сердце. Оставалось лишь твердо напомнить себе: «Главное — усердно работать с Витрувием и когда-нибудь вернуться на родину, а не питать чувства к римлянину, пусть даже и миловидному».

Но как же трудно было помнить об этом, когда Юлия принялась таскать меня за собой по всем лавкам Форума в поисках идеального свадебного наряда! Из Иберии поступило распоряжение ни в чем не отказывать невесте. На торжество были приглашены все сенаторы до единого.

— Посмотри на все эти ткани, — жаловалась Юлия в ноябре, за месяц до свадьбы. — Шерсть, лен, тяжелые зимние шелка. Где найти что-нибудь подходящее для вуали?

Перед этим мы заглянули в каждую лавку, но так ничего и не отыскали. Дочь Августа заняла кресло торговца, пока этот седовласый мужчина сновал вокруг нас, показывая все новые отрезы.

— Должно же найтись хоть что-то! — настаивал Луций. — Как тебе та красная ткань?

— Слишком плотная.

Мой брат показал ей лоскут алого шелка.

— Слишком блестящий, — поморщилась девушка.

— Лавок уже не осталось, — напомнила Галлия. — Может, пригласить купцов из Остии на Палатин?

— Уже приглашали, — сухо бросила я.

— Тогда выберем что-то в тех сотнях лавок, где мы ходили, — предложил Марцелл.

На ее глаза набежали слезы.

— Тебе все равно, как я буду одета! — Юлия встала. — Появись я хоть в грязной крестьянской накидке, ты и ухом не поведешь!

Марцелл устало переглянулся со мной.

— Это точно. Не поведу. Потому что главное для меня — совсем не вуаль. — Он ласково взял ее за подбородок. — А ты.

Александр наклонился ко мне и шепнул по-парфянски:

— Жалко беднягу. Представь, на что будет похожа их дальнейшая жизнь.

Невеста немного смягчилась, однако страдания из-за вуали разрешились только за восемь дней до свадьбы, во время прощания с учителем Веррием. Занятия в школе подошли к концу. С нового года мой брат и Луций собирались вместе с Марцеллом и Тиберием поступить в особую школу риторики, где обучали ораторскому искусству, а также публичным выступлениям в суде по малозначительным делам. Юлии предстояло вести свой дом, роскошную виллу на Палатине, неподалеку от жилища Агриппы, и вместо зубрежки стихов Гомера или Вергилия устраивать по утрам салютарии, заниматься благотворительностью и возводить здания в свою честь. Витрувий весьма почтил меня предложением учиться у него уже в дневное время, а заодно поучаствовать в строительстве Пантеона Агриппы, театра и новой базилики, заложенной в связи со свадьбой Марцелла. И на сей раз Октавии не пришлось за меня вступаться — наставник сделал это по собственной воле.

Итак, мы шестеро помахали Витрувию на прощание и в последний раз направились через дворик навстречу Юбе и Галлии. Уже сделавшись царем иноземного государства, в знак преданности Августу нумидиец по-прежнему оставался личным телохранителем Марцелла. Хотя я была уверена, что Юлия меньше всех любила занятия, именно у нее в этот миг навернулись слезы. Жених протянул ей льняную тряпицу, и девушка промокнула глаза.

— Ты понимаешь, что это значит? — проговорила она сквозь рыдания.

— Детству конец, — тихо сказал Александр.

— Подумаешь, детство! — вскинулась Юлия. — До свадьбы каких-нибудь восемь дней, а я еще не нашла ткань для вуали!