Он хотел, чтобы я возразила, сказав, будто чувство к Луцию столь же нормально, как чувство Марцелла к Юлии. Я молчала, и Александр пустился в разъяснения.

— Есть много мужчин, которых не привлекают женщины. Посмотри хотя бы на Мецената. По-твоему, Терентилла случайно стала бездетной? Мужу на это плевать, зато Август заставил ее выпить сок сильфия, чтобы избежать ненужных беременностей.

— Ты-то откуда знаешь? — сердито бросила я.

— Меценат рассказал.

— Значит, мужчины, которые интересуются другими мужчинами, откровенничают между собой?

Он поднял брови.

— А женщины — нет?

— А что говорит Витрувий?

— Он не знает. Или не хочет знать.

— Так вот почему Луций страшится брака, — сказала я.

Брат кивнул.

— Да. Но однажды ему придется… Разве что Луций научится сам зарабатывать на жизнь или найдет богатого покровителя. Когда его женят, на свете прибавится двое несчастных людей. Поэтому я поддерживаю его чтения в одеоне. Селена, я не могу отменить рабство, зато могу изменить судьбу Луция.

Александр протянул мне ладонь, и я медленно приняла ее.

— Не так мы себе представляли будущее. Я должна была стать царицей Ливии, а ты — царем Армении.

Брат горестно усмехнулся.

— Отец умел широко мыслить. Помнишь, он короновал меня и над Парфией, а ведь она еще даже ему не принадлежала! — Мы улыбнулись, подумав о том, как сильна была его вера в себя. — Думаешь, неудачи — наша судьба?

Я отпрянула.

— Разумеется, нет! Август еще может сделать тебя царем.

— Сначала женив на какой-нибудь старой вдове.

— Ты мужчина! Делай что хочешь — отошли ее на край света или оставь в Риме, а сам возвращайся в Египет. Мецената вполне устраивает его жизнь.

— А как же ты?

В его голосе прозвучало столько искреннего тепла и заботы, что у меня на глаза навернулись слезы.

— Понятия не имею.

— Если сумеешь забыть Марцелла — может, найдешь кого-нибудь…

— Ради чего? Чтобы сердце снова разбилось? Мы не в Египте, братишка. Стоит Августу вернуться — и он подыщет мне мужа на собственный вкус, не на мой. Возможно, Катулла или даже Аквилу. И если мне запретят навещать тебя в Александрии, мы ничего не сможем поделать.

— Я без тебя не вернусь, — поклялся он.

— Вернешься, — твердо сказала я. — Это твоя судьба… — И посмотрела в окно. Солнечные, зеленые летом сады сегодня были угрюмы и словно потяжелели от ливней. — Не думаю, что неудачи кому-то написаны на роду. Вспомни Галлию: да, ее превратили в рабыню, и все же она обрела счастье.

— Ты ведь сама подарила ей волю! А мы с тобой граждане, но не свободны. Август решает все — даже что нам есть и как одеваться!

— И этот человек учил меня трезво смотреть на вещи. Ты совершенно потерял голову из-за своего Луция.

Брат отвернулся.

— Вот если бы Август скончался в Галлии, все могло быть иначе. Марцелл уже совершеннолетний, он стал бы Цезарем и разрешил нам самим выбирать супругов. И мы бы вернулись домой.

— А что, — с готовностью подхватила я, — Юлия говорила, Август пишет Октавии очень короткие письма. Пишет, что спит чуть не целый день. Он очень слаб.

Александр с надеждой поднял глаза.

— Твои бы слова да Исиде в уши.

Глава семнадцатая

Прежде нежели определиться с просьбой моего брата, Исида ответила на одну из моих беззвучных молитв. Я выходила из библиотеки, где Витрувий заканчивал чертежи Пантеона, когда туда ворвалась Октавия. Не заметив меня от волнения, она прокричала:

— Вернулся! Теперь они по всему Риму. Теперь Август точно узнает, что это был не Марцелл!

Витрувий поднялся из-за стола.

— Очередное воззвание?

— Храм Аполлона, Юпитера, Весты, Кастора и Поллукса, даже Венеры Родительницы… Оно короткое, несколько строчек, и призывает людей явиться на суд над бедняжкой Туллией. Но Марцелла здесь нет, и никакие силы Гадеса не помогли бы ему это сделать!

Я скорее бросилась к себе в комнату, чтобы сообщить новость брату.

— Значит, он нам не врал, — кивнул Александр.

Встретившись с нами в портике, Луций приветствовал меня широкой ухмылкой, точно знал, что брат накануне открыл мне их тайну.

— Отец рассказал про воззвание. Значит, на суд соберется весь город.

— Кое-кого отпугнет погода. Старики не придут, — заметила я. — И матери с детьми тоже.

Мои выводы оказались преждевременными. Невзирая на пасмурное утро, дождь не пролился, и даже матроны с младенцами пришли в суд посмотреть, что же заставило Красного Орла покинуть укрытие. Вот уже несколько месяцев мы не читали ни одного воззвания. По дороге в школу я украдкой поглядывала на двери храмов — и всякий раз чувствовала укол разочарования. Отсутствие Красного Орла укрепляло подозрения в виновности Марцелла, но последняя новость отмела их начисто.

На Форуме собралась многотысячная толпа. Даже Октавия с утра наблюдала за слушанием. Она ввела нас в курс дела и вдруг изумленно подняла брови, заметив Витрувия.

— Здесь решают судьбу юной девочки, — ответил он на ее немой вопрос.

Начиная с ночи ареста, соглядатаи Августа следовали за ним по пятам. Впрочем, если они до сих пор ничего не нашли, значит, нечего было искать. Между тем Марцелл оставался в далекой Галлии, следовательно, двое мужчин с Палатина, возбуждавших самое сильное подозрение, оказались невиновны. Александр и Луций пропустили меня вперед. Попади сюда иноземец, при виде толпы разодетых сенаторов и их жен, закутавшихся в меха, он решил бы, что угодил на театральное представление. Однако Туллии угрожала самая настоящая опасность. Быть может, где-то в толпе сам Красный Орел слушал защитника, пытавшегося уверить присяжных в свободном происхождении обвиняемой.

— Я представил вам мать этой девушки, теток, отца и дядю, поклявшихся перед Юноной, что перед нами — родная дочь центуриона Калпуния Комида. Одни лишь приобретенные женщины поклялись, будто это рабыня Аквилы. Кому вы поверите — гражданам Рима или рабыням? — взывал он.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — немедленно возразил его противник, — но среди ваших свидетелей тоже были рабы.

— Вместе с гражданами! А где ваши свидетели-граждане? Ни один из плебеев не подтверждает ложное обвинение. Отчего? — В толпе зашикали. — Наверное, — предположил защитник, — Аквила потратил деньги на подкуп других людей.

Он бросил пронзительный взгляд на присяжных, как бы предупреждая поостеречься того, чьи карманы набиты нечистым золотом. Зрители начали взмахивать кулаками, выкрикивая угрозы людям в тогах. Аквила вздрогнул, когда кто-то бросил пучок салата и угодил одному из присяжных прямо в голову. Тот в гневе поднялся с места.

— Раз вы не можете держать себя в руках, — обратился он к публике, — на сегодня закончим. Слушание возобновится завтра!

Зал начал бесноваться.

— Разве так можно? — воскликнул мой брат.

— Любой из присяжных вправе прекратить заседание, — пояснил учитель Веррий. — Подозреваю, вердикт будет вынесен завтра утром.

— И мы придем? — осведомилась Юлия.

Веррий взглянул на Октавию. Между ее бровями возникли две тонкие складки.

— Только с преторианскими стражниками, — произнесла она, разглядывая бушующую толпу. — Если Туллию объявят рабыней, здесь будет очень даже небезопасно.

На обратном пути к Палатину я поинтересовалась у учителя Веррия, не удалось ли ему случайно вычислить Красного Орла. Юлия тут же перестала жаловаться на голод и навострила уши. Даже Александр и Луций превратились в слух.

— Это кто-то богатый, не понаслышке знакомый с рабством и достаточно образованный, чтобы красноречиво об этом писать.

— И готовый пойти на крестную смерть, если попадется, — прибавила Октавия.

— Когда попадется, — сурово поправил Агриппа. — Это всего лишь вопрос времени. Какой-нибудь жрец увидит, как он прибивает воззвание к воротам, и подумает о награде в пять тысяч денариев. Или его заметит пробежавшая мимо рабыня, или молодая матрона, которую дома ждут семь голодных ртов. В Риме найдется немало людей, жизнь которых могут переменить пять тысяч денариев.

— Чем же он заслужил распятие? — осведомилась я.

— Подстрекательством к бунту и покушением на убийство, — сухо сказал Агриппа. — Возмущением покоя мирных граждан.

— Я думал, тот юноша с кухни не был связан с Красным Орлом, — заметил мой брат.

— Некоторые любой ценой уносят свои секреты в могилу, — ответил ему полководец. — Они могли быть лично знакомы.

Мне отчего-то не верилось. Кем нужно быть, чтобы не раскрыть рта перед лицом ужаснейших пыток и лютой смерти?

До самого вечера все только и говорили, что о Красном Орле. За ужином в триклинии Юлия прошептала:

— Хоть бы он перерезал Аквиле горло и суд отменили.

— Разве прежде Красный Орел убивал? — спросил Александр.

— Разумеется. Дюжины раз.

— С чего ты взяла?

— Как можно повесить столько воззваний и не попасться никому на глаза? Я уверена, Красный Орел убирает свидетелей.

— Ну, если искусно переодеться… — предположила я. — Или выйти из дома, когда все уже спят…

Юлия вздернула подбородок.

— Ты видела наши улицы по ночам? Юлий Цезарь запретил въезд в город в дневное время; с заходом солнца Рим начинает кишеть купцами, не говоря уже о головорезах и шлюхах.

— И что этим людям делать у храмов? — не согласилась я. — Им интересен Форум, главное место торговли.

— Храм Венеры Родительницы расположен прямо на Форуме, — возразил сын Витрувия. — И там висело воззвание.

— А может, он переодет купцом, — рассудил мой брат.

Мы продолжали спорить об этом, пока Октавия не отослала всех по своим комнатам. Проследовав за нами, Луций прилег на кушетку, некогда предназначенную для Птолемея, которую вечерами обычно занимал Марцелл.