— Зачем это? — сетовал он по дороге. — Смотреть на мертвого человека?

— Мне нужно знать, он это или нет, — отвечала я.

— А если нет?

— Она проверит, вот и все, — вступился Марцелл. — Мне тоже хотелось бы знать.

— Только никаких столкновений с законом, — проговорил нумидиец, обращаясь ко всем, но глядя исключительно на меня.

— Понятно, — легко согласился племянник Цезаря. — Мы просто пойдем и посмотрим.

Юба тяжко вздохнул за нашими спинами, взяв за руку Галлию. Остаток пути все проделали молча. Когда мы пришли на место, Сенат оцепили сотни римских солдат, вооруженных мечами. Каждый из них прикрывался щитом. Алые гребни на шлемах беспомощно свесились на жаре. Должно быть, несладко стоять под палящим солнцем в доспехах, подумалось мне. Тем не менее никто не двигался. Лишь суровые взгляды обшаривали толпу, выискивая возможных мятежников.

— И все это ради казни? — воскликнул Александр.

— Помощники бунтаря могут попытаться освободить его, — пояснил Юба. — Или облегчить смерть.

— Думаешь, так и будет? — с жаром спросила Юлия, окидывая глазами Форум.

— Я бы не стал надеяться, — отрезал нумидиец.

Зрителей не подпускали ни к деревянному кресту, ни к юноше, которого предстояло к нему привязать. Юба поднялся вместе с нами по сенатской лестнице, и караульные тут же расчистили место для важных зрителей. У меня неприятно сжался желудок.

— Это он? — прошептал Александр.

Солдаты прогнали приговоренного по улицам под бичами, превратив его голую спину в кровавое месиво. Даже не прикрывая глаза от солнца, я видела, что злополучный раб и ростом, и статью напоминает лучника из театра.

— Не знаю. Наверное. — Я повернулась к Юлии; та успела купить лепешку и теперь довольно жевала ее. — Как ты можешь смотреть на это и есть?

— Подумаешь, казнь. У ворот Эсквилина их часто проводят, а вот у Форума на моей памяти — первый раз.

— Редкое угощение, — вставил Юба.

— Интересно знать почему, — заметила девушка.

— Может быть, потому, что Форум построен для заключения сделок, а вовсе не для людских страданий! — рявкнул нумидиец.

— Да, похоже, ты прав. — Юлия запихала в рот последний кусочек и обернулась ко мне. — Боги мои, посмотри на эту толпу. И все из-за одного раба.

Ей даже в голову не пришло, что мы тоже часть «этой толпы», явившейся наблюдать за тем, как преступника веревками привязывают к кресту за кисти и лодыжки; как он визжит от боли, поднимаясь к небу. Я спрятала лицо на плече Александра.

— В чем дело? — осведомился Юба. — По-моему, тебе хотелось посмотреть.

— Я только желала узнать, он это или нет!

— И?

Не в силах вымолвить больше ни слова, я молча кивнула. И потом, он бы все равно меня не услышал. Форум оглох от воплей приговоренного. Как только воздвигли крест, тело провисло на грубой деревянной перекладине.

В конце концов даже Юлии стало не по себе.

— Идем, — повелела она. — Я больше не желаю на это смотреть.

Марцелл согласился.

Не похоже было, чтобы Красный Орел собирался явиться на казнь. Вряд ли кухонного раба ожидала быстрая смерть.

— Представь, если б этот юноша покушался на нашего папу, — заметил вполголоса Александр на обратной дороге, — мы бы сами желали ему погибели.

Да, но Октавиан — не наш папа. И всю дорогу я размышляла о том, не напрасно ли закричала тогда в театре.


На Палатине уже и не толковали о Красном Орле. Правда, Цезарь обратился к Сенату, потребовав для себя личную охрану. Сенат согласился и выделил ему группу отборных солдат, которых Октавиан величал своей преторианской стражей. Недели шли за неделями, на городских дверях по утрам больше не появлялись воззвания, и все начали думать, что Красный Орел решил затаиться.

— Почему он молчит? — спросила Юлия по дороге на Римские игры.

Улицы так и кишели зрителями, которые с цирковыми подстилками в руках торопились посмотреть начало игр, и мы опасно раскачивались, покуда носильщики уворачивались от столкновений.

— Может, ожидает, пока не забудется история с покушением? — предположила я, крепко держась за деревянные боковины.

Вдруг мы остановились, и Юлию занесло вперед.

— Осторожнее! — крикнула она и, рывком раздвинув тонкие занавески, выбранила ни в чем не повинных носильщиков. Потом задернула штору и повернулась ко мне. — Знаешь, вот уже три года подряд Красный Орел объявляется на играх.

— Лично? — ахнула я.

— Нет. Он приходит ночью и вешает воззвания на дверях Большого цирка. В прошлый раз, — тут собеседница перешла на шепот, — он освободил гладиаторов, которых готовили для борьбы на арене.

— Так ты полагаешь, рабству наступит конец?

Юлия в ужасе округлила глаза.

— Нет, конечно. Зато представить только: нашелся такой отважный мужчина, который не побоялся выпустить гладиаторов из клеток! — Она вздохнула и зашептала со страстью: — Спартак был тоже храбрец, но этот Красный Орел… Он может оказаться кем угодно. Даже рабом.

Мне снова вспомнилась таинственная встреча Галлии с Веррием. С тех пор я не единожды пробовала завести с ней речь о Красном Орле, но бывшая царевна всякий раз отмахивалась от разговора.

— Смотри не влюбись в мятежника, это опасно! — предупредила я.

Дочь Цезаря рассмеялась.

— Многие женщины питают пристрастие к гладиаторам, а среди них немало преступников…

С этими словами она подняла занавеску и указала на торговцев с лотками, стоявших при дороге.

— Посмотри, чем они торгуют.

— Лакомствами?

— Да нет! — Юлия скорчила гримаску. — Приглядись внимательнее.

— Это же…

Я закрыла рот ладонью.

Юлия громко хихикнула. На лотках были статуэтки гладиаторов с торчащими пенисами.

— Всем известно, что дамам по вкусу смельчаки. — Опустив занавеску, дочь Цезаря доверительным тоном сообщила: — Даже Горация как-то была с одним…

Я подалась вперед.

— И Поллион не узнал?

— Муж отобрал у нее с полдюжины крепких рабынь. Бедняжка заслуживает немного счастья.

— Ну а если попадется?

— Это был единственный раз. И потом, он ее все равно не оставит.

— С чего ты взяла?

— Поллион проболтался папе: он любит только девочек лет четырнадцати.

— И что же он думает? Что Горация не повзрослеет?

— Разумеется, повзрослеет. Но при этом останется крошкой, как ты.

Я содрогнулась, представив, как мерзкий старик вроде Поллиона бросит меня на кушетку и вдобавок прижмется голым животом, как тот пьяница с Палатина. Никогда больше не допущу подобного. Уж лучше последовать за мамой в могилу. Похоже, Юлия прочла на моем лице отвращение, потому что прибавила:

— Горация обещала вскрыть себе вены, лишь бы не выходить за Поллиона.

Снаружи кто-то пронзительно завизжал, и моя спутница поспешила вновь открыть занавеску. На храмовой лестнице пожилой мужчина бил кнутом двух мальчишек. Те ползали по ступеням, беспомощно прикрывая ладонями головы от ударов.

— Почему они не сбегут? — воскликнула я.

— Это рабы. — Юлия наклонилась вперед, чтобы лучше видеть. — Точно, рабы из дома Фабия!

— Ты их знаешь?

Девушка бросила взгляд через плечо.

— Хозяин слишком известен в Риме.

Ужасные вопли мальчишек разрывали мне сердце, и я зажала уши руками.

— Что же они могли натворить?

— В доме Фабия? Говорят, для этого достаточно отвергнуть его приставания.

— К мальчикам?!

— И к девочкам. И к вдовам. И к почтенным матронам. Гадость, — обронила моя соседка и отпустила край занавески.

Когда мы прибыли на место, Агриппа сначала проверил, готова ли ложа Цезаря, потом, вернувшись, помог нам сойти с носилок.

— Это новый амфитеатр. — У Юлии загорелись глаза. — Интересно, на что похожи наши места?

Мы начали пробираться сквозь толпу в сопровождении преторианской стражи Октавиана. Вооруженные солдаты распихивали с пути плебеев, но я заметила: Цезарь по-прежнему шел между верным полководцем и Юбой.

— Ну, как тебе?

Услышав знакомый голос, я обернулась. Рядом с Октавией стоял улыбающийся Витрувий.

— Только-только построили. На деньги консула Тита Статилия Тавра.

— Довольно красиво, — отозвалась я осторожно.

Амфитеатр возвышался над Марсовым полем; даже кишащий зрителями, он не лишился изящности. Наземный ярус занимали разные лавки, устроенные между расписными арками, а по бокам располагались большие резные колонны.

— Но? — уточнил Витрувий.

— Но вместо известняка я предпочла бы взять красный гранит. Известняк через несколько лет потемнеет.

Собеседник опять улыбнулся.

— Вынужден согласиться.

— Витрувий сказал, ты очень способная в геометрии, — проговорила Октавия и взяла архитектора под руку. — И еще его впечатлили твои эскизы для мавзолея брата.

Я в изумлении подняла глаза, и она рассмеялась.

— Да, он у нас крайне скуп на похвалу. Но вчера сам показывал мне твои работы.

— Я тоже хотел бы взглянуть, — вставил Марцелл.

— Рисунки хранятся в библиотеке, — ответил Витрувий.

Юлия ничего не сказала. Правда, когда мы усаживались на просторные шелковые кушетки под бордовым навесом, она умышленно заняла место между мной и Марцеллом, а затем, повернувшись ко мне спиной, спросила его:

— На кого будешь ставить?

— Неужели на гладиаторов тоже можно? — оживился мой брат.

— Конечно, — кивнул племянник Цезаря. — Только здесь невозможно предугадать итог. Не так, как на скачках. Ты просто выбираешь число: пятьдесят, тридцать три… И если гладиатор выживет, значит, выигрыш за тобой.

— Александр! — возмутилась я. — Ты ведь не будешь ставить на людей?