Я резко выпрямилась. Разве еще не все ушли? Нет, за спиной все это время стоял Юба. В багряной тоге он более напоминал царя, нежели Октавиан в домотканых туниках и широкополых шляпах.
— Видела когда-нибудь утопленников? — произнес нумидиец. — Тело распухает в пять, а то и шесть раз, потом чернеет, а под конец на нем облезает кожа.
Мои пальцы, сжимавшие поручень, побелели.
— Хочешь окончить свой путь, превратившись в забытый всеми распухший труп, который носится по волнам?
— Чем лучше забытый всеми труп в римской темнице? — огрызнулась я, отходя от перил.
В конце концов Юба получил то, чего добивался. Мы с Александром остались в живых до триумфа.
Глава четвертая
Рим
Когда судно впервые за три недели причалило к пристани, мы с Александром выбежали на нос.
— Это и есть Рим? — спросила я.
Мусейона, который сверкал бы на солнце, не было и в помине. Вдоль побережья длинной чередой протянулись незамысловатые виллы без украшений и колонн. Квадратные белые здания отличались друг от друга разве что цветом обветренных ставенок на окнах.
Брат покачал головой.
— Нет, Брундизий. Говорят, отсюда до Рима еще пятнадцать дней на носилках.
На берегу ожидали сотни солдат с ярко-красными знаменами, каждое из которых украшал золоченый орел и буквы SPQR, означающие Senatus Populusque Romanus[6]. Доки Брундизия могли вместить одновременно пятьдесят кораблей, и все-таки здесь никогда не видели ничего подобного маминой таламеге с ее чинными рядами эбеновых весел и бившими на ветру пурпурными парусами. С палубы можно было наблюдать, как солдаты, прикрывая глаза от солнца, изумленно покачивают головами.
Вскоре на нос вышли Агриппа с Октавианом. Оба оделись как на войну. Желают напомнить Риму, что возвращаются как герои-завоеватели, горько подумалось мне.
— На берегу нас ждут колесницы, — сообщил полководец моему брату. — Вы двое поедете с племянником Цезаря, Марцеллом.
Я попыталась было найти глазами нашего спутника в гуще конных и пеших солдат, но по совету Агриппы оставила эту затею.
— Ты захватила рисунки? — спросил Александр.
— Захватила. А ты…
Он кивнул. Значит, успел запрятать среди личных вещей несколько книг из корабельной библиотеки — небольшое напоминание о матери, — прежде чем таламега достанется римлянам из Брундизия. На борт мы всходили втроем, но только двое доплыли к чужим берегам. Когда я в последний раз посмотрела на блестящие доски палубы, воздух пронзили резкие трубные звуки.
Октавиан сошел на сушу первым. За ним последовали Юба и Агриппа. Когда настала и наша очередь, Александр протянул мне руку. Я покачала головой.
— Не надо, все хорошо.
Тут ноги, за три недели отвыкшие ступать по твердой земле, подкосились.
— Александр!
Подхватил меня вовсе не Александр, а воплотившийся юный Геркулес.
— Осторожнее! — рассмеялся он, рослый, широкоплечий, с волосами цвета спелой пшеницы.
Лазурь его глаз — еще прозрачнее, чем у нашего Птолемея, — оттеняла смуглая кожа. У меня запылали щеки, а юноша улыбнулся.
— Только не вздумай падать в обморок. Я за тебя отвечаю.
— Так ты Марцелл? — спросил Александр.
— Да. А вот и наша повозка.
— Это же царская колесница, — смутилась я.
Марцелл засмеялся.
— Поосторожнее с такими словами. Дядя предпочитает величать себя консулом. Стоит людям заподозрить в нем царские замашки, и, пожалуй, кому-то снова придется оттирать полы Сената от крови.
— А что, римляне против царей? — полюбопытствовал Александр.
— Когда-то было иначе, — начал рассказывать Марцелл, уводя нас от пристани. Тога хлопала на ветру у его лодыжек. — Но все изменилось; в наше время только и разговоров что о Республике. Правда, эта самая Республика принесла нам сто лет гражданских войн. Все требуют права голоса, а голосуют в интересах собственного клана. Одни кровопролития — и никакого толку.
Открыв дверь повозки, Марцелл придержал ее и с теплотой произнес:
— Милости прошу, царевич Александр и царевна Селена.
Заняв места, мы с братом многозначительно переглянулась. Почему с нами обращаются так любезно? Что написал Октавиан своим родным из Александрии? Между тем наш спутник по-дружески беседовал с Агриппой и Юбой, стоявшими снаружи.
— Ну а египтянки? — спрашивал он.
Нумидиец нехорошо рассмеялся.
— Окажись ты там, они упали бы прямо в твои объятия, прямо как царевна Селена.
Почувствовав на себе взгляд брата, я залилась краской.
— А битва? — не унимался Марцелл.
— Боги были на нашей стороне, — ответил Агриппа.
— На «нашей» или же на твоей? Говорят, египетская флотилия… — Молодой человек осекся на полуслове и посерьезневшим тоном сказал: — Дядя, я очень рад, что ты вернулся живым и здоровым.
— Надеюсь, — послышался голос Октавиана, — в учебе ты проявляешь столько же рвения, сколько в праздных беседах.
— Да, Цезарь, — тихо промолвил он.
— Хорошо. Тогда скажи-ка мне, что это за тип судна?
Последовало неловкое молчание. Представив себе, как неуютно чувствует себя Марцелл перед Цезарем, я не сдержалась, прижалась к окну и шепнула:
— Таламега!
— Селена! — одними губами прошипел Александр.
Однако Марцелл успел меня услышать.
— Думаю, это и есть таламега царицы, — ответил он.
Под ногами Октавиана хрустнул гравий.
— Вот увидишь, Агриппа, однажды он еще поравняется с тобой. Этот юноша превратится в титана — не только в Сенате, но и на поле битвы.
Неизвестно, что было написано на лице Агриппы, но Марцелл вернулся в повозку с ужасно довольным видом.
— Даже не знаю, как тебя благодарить, Селена, — обронил он, усаживаясь напротив меня рядом с Александром. — Если бы не ты, пришлось бы мне зубрить названия кораблей всю дорогу до Рима.
— Он у вас такой строгий?
— Дядя только и делает, что пишет письма и готовит речи для выступлений в Сенате. Не будь жены, он бы вообще не покидал Малых Сиракуз.
Брат недоуменно наморщил лоб.
— Октавиан прозвал так свой рабочий кабинет в честь жившего в Сиракузах знаменитого математика Архимеда.
— Он же не знает по-гречески! — возмутилась я.
Александр сердито сверкнул на меня глазами, однако Марцелл рассмеялся.
— Верно. Но с моим дядей вечно так — сплошной театр. Сами увидите.
Где-то впереди раздавались оживленные голоса. Послышался громкий вскрик, и под свист бичей длинная процессия тронулась в путь. Украдкой поглядывая на нашего спутника, я решила, что он постарше нас с Александром на два-три года, не более того. Казалось бы, незамысловатая белая тога на самом деле была сшита из великолепной ткани, какой я ни разу не видела даже на Цезаре. Поймав мой взгляд, молодой человек улыбнулся.
— Так ты — дочь Марка Антония, Селена, — заметил он. — Странно. Ни Тония, ни Антония на тебя совсем не похожи.
— Это дети нашего папы, которых родила Октавия, сестра Цезаря?
— Да, моя мама, — кивнул Марцелл.
Александр подался вперед.
— Выходит, ты наш брат?
— Нет. Я сын Октавии от Марцелла Старшего. Знаю, все так запутано. Первое время вас многое будет смущать в мамином доме.
— Мы будем жить у Октавии? — вмешалась я.
— Ну конечно, с нами.
Заметив, как мы с Александром переглянулись, Марцелл покачал головой.
— Знаю, о чем вы подумали. Отец оставил мою мать ради вашей. Можете не тревожиться. Маме нравятся дети. Вот Ливия, та наверняка вас невзлюбит.
— Супруга Цезаря? — уточнил брат.
— Да. Ей вообще никто на свете не нужен, кроме собственных сыновей — Тиберия и Друза.
— Мы думали, у Цезаря только дочь, — растерялась я.
— Да, Юлия, от первой жены. После развода с ней он женился на Ливии, в то время уже беременной вторым ребенком.
Я резко втянула воздух, и молодой человек усмехнулся.
— Скандал был неимоверный, зато теперь у дяди есть двое приемных сыновей.
— Будущих наследников? — уточнил брат, силясь понять, на кого нам в первую очередь нужно произвести впечатление.
Марцелл смущенно поерзал.
— Вообще-то он больше расположен ко мне. Лет через десять надеется сделать меня сенатором.
— Это вроде царевича?
— Да нет же! — воскликнул он так, словно я ляпнула что-то очень забавное. — Разве отец не рассказывал вам о Сенате?
— Мама ему запрещала. По-моему, ее мало интересовали вопросы римской политики, — вставил Александр.
Марцелл устроился поудобнее на мягком сиденье.
— Ну что же, Сенат — это группа людей, представляющих наиболее могущественные кланы в Римской империи…
Увидев, как я наморщила лоб, он пояснил:
— Ну, Юлиев или Клавдиев, например, или Антониев — клан вашего отца. Все они непременно должны быть квесторами, но существуют разные виды сенаторов: квесторы, эдилы, преторы, консулы. Консулы, разумеется, главнее.
Я кивнула, изобразив полное понимание.
— И чем они все занимаются?
— Собираются в специальном здании. Спорят о политике. Решают вопросы налогов или бесплатной раздачи зерна. Дядя прикидывается одним из них; его постоянно избирают то консулом, то трибуном, то цензором. Неважно кем. Лишь бы спектакль продолжался и можно было писать новые речи.
После этого Марцелл принялся беззаботно болтать о том, что любопытного мы увидим в Риме, начиная от храма Венеры Родительницы и заканчивая форумом Юлия Цезаря. Его рассказов хватило на целых семь дней поездки на колеснице по тряским дорогам. Ночами, которые мы проводили в просторных виллах приятелей Октавиана, мне снился Рим. Все время хотелось представить, насколько же он превосходит размерами Александрию. Когда впереди кто-то крикнул, что видит городские стены, я отвела рукой занавеску и ахнула. Брат наклонился к окну рядом со мной, и мы оба отпрянули.
"Дочь Клеопатры" отзывы
Отзывы читателей о книге "Дочь Клеопатры". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Дочь Клеопатры" друзьям в соцсетях.