Я вернулся за письменный стол и как на духу исписал ещё один лист, где коснулся некоторых откровений мистера Брама насчёт его больной супруги и различных карточных долгов. Этот легко ведомый и простодушный мужчина с его любовью к азарту и большим ставкам мог бы послужить мне… так и вышло.

Встреча в парке, разговор с Коллет и её неловкий побег, а затем скорые сборы и венчание. Не успел я оглянуться, и эта маленькая упрямая девушка стала моей женой. То был вихрь событий, и я попросту не успевал вкусить свою маленькую победу. К моему глубочайшему сожалению, она не принесла мне желанной радости.

По дороге из Глиннета на станцию мы ехали тогда молча, сидя рядом, в экипаже. Я знал, что придётся ждать, и не мало. Придётся делать вид и притворяться, будто я лишь привыкаю к ней, и никаких чувств попросту не существует. Я понимал, что придётся быть строгим и непреклонным, как отцу с малым дитя, но в конце концов, то был единственный способ разжечь в ней ту же привязанность, которую испытывал я. Возможно, она даже полюбит меня. Подобным мечтам я предавался многие месяцы.

Кейтлин сидела рядом, вжавшись в дверцу экипажа, и упрямо разглядывала пейзаж за окном. Она думала, я не замечал её слёз на бледных щеках, не слышал редких, тихих всхлипов, но мог ли я? Теперь я стал для неё всем – целой Вселенной – через обманы и гнусные хитрости. Тогда я решил для себя, что, после пережитого, обязан был сделать её счастливой.

Я был так растроган и опечален её состоянием, что едва не выдал себя: желая утешить её, протянул руку, чтобы коснуться её пальчиков… но тут же передумал. А она так и не заметила.

***

Мне всегда нравилось в Бергамо. Мой первый учитель по имени Адемаро Косима родился и вырос здесь в тяжёлое для страны время и всё же за свою долгую жизнь успел взрастить немало гениев, к коим я себя никаким образом не отношу, а они, в свою очередь, ни разу не опорочили его имя и стали достойными носителями ремесла. Про таких, как этот строгий, но добродушный итальянец, говорили: он рождён архитектором. И тем не менее, его имя было известно лишь в нашем узком кругу.

Странно, но несмотря на безразличие в отношении детей, ко мне он испытывал отеческую нежность, разве что свойственную человеку с его непростым характером. Косима приводил своих учеников на излюбленный холм на западной стороне, откуда открывался вид на верхний город, показывал им окресты и с благоговением рассказывал одну из тех жутких историй своей юности, которые старики его возраста так обожают приукрашивать.

Я был одним из тех, кому итальянский язык совершенно не поддавался. И только со мной учитель говорил на ломаном, но различимом английском, за что я был безмерно ему благодарен.

Мои первые мысли были о Косиме, когда, после стольких лет, я возвращался в старый город Читта Альта, где нам предстояло провести несколько дней. Я видел восторг и волнение на лице своей молодой жены, когда она с явным любопытством разглядывала серые стены старых зданий, окружавших нас, покрытые зеленью фасады домов и потрескавшиеся вывески местных заведений. На том заканчивалась её радость, ибо, стоило ей обратить взор ко мне, как её улыбка тут же угасала. Она торопилась отвернуться и с деланым интересом разглядывала булыжную мостовую под ногами, ещё поблёскивавшую после дождя.

Только дурак не понял бы, почему она так себя вела. После ночи на «Виктории» Кейтлин ни разу не обратилась ко мне сама, и подобное поведение больно задело моё мужское самолюбие, и, что самое ужасное, напомнило о Мэгги, её вечном недовольстве и полном безразличии. Я не знал, как разговорить свою жену, заставить вновь флиртовать со мной, и это раздражало и заставляло меня нервничать. Я снова почувствовал себя неопытным юнцом и смирился.

Мой товарищ и местная знаменитость Эдгар Беттино любезно пригласил нас в свой дом, который он делил со своей постоянной любовницей, тремя собаками и внушительным штатом прислуги. Это было высокое здание на одной из затерянных улочек старого города, с узкими дубовыми дверьми, и чёрт знает истинную дату возведения подобной конструкции! Однако, внутри такой дом больше напоминал мне собственный, поэтому я решил, что Кейтлин здесь было бы комфортно. Не могу не упомянуть, что, несомненно, я просил для нас отдельные спальни.

Стоить отдать ей должное: Кейтлин держалась крайне любезно с хозяевами. Коллеги, которые по нескольку раз за день могли посетить тот дом, были от неё в восторге, называли её прелестной и очаровательной, отчего я одновременно был горд, а порой и раздражён. Иногда меня попросту съедала ревность.

Эдгар был чуть старше меня и, учитывая его образ жизни, имел больший опыт в любовных делах. Так что, на второй день, после ужина, когда дамы удалились ко сну, он настойчиво упросил меня разделить с ним бокал другой вина. Тогда я не на шутку струсил, потому что понимал: без откровений подобный разговор не состоится.

– На самом деле, друг мой, я был поражён, когда узнал, что ты женился… снова! – говорил он, артистично жестикулируя. – И, между прочим, Мануэль Васко, с которым мы проведём весь завтрашний день, уже в курсе. А как ты сам знаешь, он ярый противник браков. Я слышал, что он напоил полгорода, узнав, что ты вышвырнул ту первую дамочку из своего дома…

Он говорил о Мэгги, и я не мог сдержать улыбку. Знали бы они только, чего стоил мне этот отчаянный жест.

– А теперь он, полагаю, сожжёт полгорода, когда я приведу Кейтлин в его дом, верно?

– Если честно, то я теперь ни в чём не уверен, – пробормотал Эдгар, уставившись на танцующие в камине языки пламени. – Синьора Кейтлин очень молода.

– Да, ты прав.

– И иногда она кажется такой несчастной.

Я боялся этих слов. То, чего мы с Кейтлин достигли до той ночи на корабле, было недостаточно, но это было большое начало. А теперь я мог потерять и это. С самого детства и всю сознательную жизнь я злился, когда не мог добиться своего: злился, когда не мог выучить урок, злился, когда мои товарищи погибали в Индии под пулями врагов, злился, когда понял, что буду несчастен с Мэгги до конца жизни, и так далее. Теперь я злился, потому что не мог подобрать ключик к собственной жене.

– Мой дорогой друг, – продолжал Беттино воодушевлённым тоном. – Я не стану выпытывать у тебя подробности вашего знакомства с синьорой. Скажу лишь, что она тебя совсем не знает. И ты её тоже. В этом-то и вся проблема!

«Не нужно быть гением, чтобы это понять», – мелькнуло в мыслях. Я хмыкнул и сделал очередной глоток. Вино было сладким, даже чересчур, и заметно ударяло в голову. Но для работы следующим днём голова мне нужна была ясная. А вот Беттино этого явно не понимал.

– Она знает лишь, что я мрачный, скрытный, и разрушил ей жизнь, – произнёс я, глядя на огонь. – Я бы хотел стать ей другом, для начала. Но она такая упрямая!..

– О, приятель! Ты действительно дурак. В твои-то года не знать, что никакой дружбы между мужчиной и женщиной быть не может! – мой собеседник ещё долго хихикал, пока окончательно не успокоился. – Можно очаровать женщину сладкими речами, комплиментами, и засыпать дорогими подарками…

– Кейтлин не такая, – отмахнулся я резко. – Нет, всё это ей неинтересно.

Эдгар помолчал, вдумчиво разглядывая полупустую бутылку на круглом столике перед собой, и вдруг сказал:

– Тогда делай, как и все. Как было всегда, из века в век, – он поднял бокал, будто произносил очередной жизненный тост. – Возьми её. Покажи, что ты за мужчина. Пусть раз и навсегда поймёт, кто её хозяин.

Я едва не выплеснул это дорогое вино ему в лицо. Сама мысль повести себя, как грубое животное, просто прийти к ней и заняться… нет, не любовью, а чем-то, чего Кейтлин не заслуживала, была мне омерзительна. Как и воспоминания о близости с Мэгги.

– Ну, ну, не кривись. Не надо морщить своё симпатичное личико, приятель, – сказал Беттино, улыбаясь. – Я знал стольких непокорных женщин, что и пальцев на обеих руках не хватит пересчитать. Но все они женщины, какими бы хрупкими и горделивыми ни казались, и они не могут устоять перед…

– Вряд ли любовные игры что-то изменят в моей ситуации, – грубо перебил я его.

Мой собеседник поднялся, держась за полку над камином, вздохнул и погасил свечу возле статуэтки Мадонны.

– Тогда, Готье, старайся играть лучше. Buona notte, мой друг!

Ночью я долго не мог заснуть, обдумывая его слова. Но кто бы мог подумать, что идеи пьяного итальянца мне ещё пригодятся…

***

Тот самый ярый противник браков, подтянутый седоволосый господин Васко, на следующий день принял Кейтлин с удивительной симпатией. Я был поражён, когда за обедом, после обсуждения деталей его очередного проекта со мной и другими джентльменами, он предложил моей жене занять место рядом с ним и почти не притронулся к еде, так как был занят беседами с нею. Время от времени я наблюдал за ними: Кейтлин держалась отлично, была вежлива, улыбалась и скромно прикрывала рот ладонью, чтобы посмеяться, когда Васко отпускал очередную шутку.

Чувствовал ли я себя счастливым мужем, потому что моя супруга такая молодая и прекрасная, и принята в обществе моих коллег и товарищей? Да, несомненно. Ощущал ли я обиду, потому что она до сих пор не обращала внимания на меня, единственного, кто того заслуживал? Ещё как! И с каждым часом я понимал, что обида эта растёт во мне. В конце концов, когда господин Васко поцеловал руку моей жены в последний раз и увёл меня в свой кабинет, чтобы продолжить разговор о новом проекте, я немного остыл, хотя в глубине души бесновался от ревности.

Все мои замечания по поводу чертежей и дальнейших планов он принял со смирением и каждое из них учёл, что было странно, ибо я знал крутой нрав этого человека. Едва ли он мог так легко принять все свои недочёты из уст иностранца намного младше него самого. Затем он пригласил меня с супругой в свой загородный дом, где через пару дней должен был состояться грандиозный ужин. И я в насмешливом тоне отказал ему. О чём позже пожалел.