В небольшом ресторане, где к тому времени было мало свободных мест, мы встретились со своими соседями, которые заняли каюту напротив: молодая женщина, немногим старше меня, и её супруг ирландец – седоволосый майор с многочисленными наградами и званиями, которые я так и не запомнила. Джейсон вскоре разговорился с ним, а я нашла его молодую жену весьма занятной особой. Мы просто болтали о погоде, о безделушках и обсуждали окружавшую нас обстановку, пока наслаждались аппетитным обедом. Как оказалось, новая знакомая, как и я, путешествовала через пролив впервые в жизни.

Поскольку майор, с присущей военному жёсткой манерой, настоял на том, чтобы отвлечь моего мужа и сыграть с ним в карточном зале, его очаровательная спутница поспешила увести меня на палубу, где мы провели следующие пару часов, не спеша прогуливаясь и любуясь открывавшемуся нам виду. Держась за поручни, я вглядывалась в горизонт, где расплывчатая розоватая линия соприкасалась с водой Ла-Манша, слушала детский смех и отвлечённые разговоры других пассажиров, наслаждавшихся, как и я, тем тёплым вечером. Супруга майора умела развлечь занимательными шутками, я даже успела позабыть о муже на какое-то время.

Вместе с соседкой мы вернулись в каюты, пожелали друг другу доброй ночи, а когда я переступила порог комнаты, на глаза мне попался внушительный букет ярко-алых роз. Заворожённая, я подошла к комоду, на котором красовался этот невероятный подарок, коснулась нежных лепестков и незамедлительно уловила их аромат. Я не могла сдержать улыбки и просто стояла там, ощущая, как разливается по телу приятное тепло. Я жалела, что супруга не было рядом в тот момент, мне хотелось узнать у него, чем же я заслужила подобную милость.

Взгляд мой невольно упал на двуспальную кровать, где я должна была провести ночь… и Джейсон тоже. Тогда я понятия не имела о доме в Италии, будет ли у меня своя спальня, и как часто мне доведётся оказываться рядом с мужем. Будет ли он занят так же, как и дома, захочет ли делить со мной постель? После первой и единственной ночи я ещё немного знала о физической любви. Разве что могла только догадываться о том удовольствии, что приносила близость между мужчиной и женщиной. Желал ли Готье заново испытать подобное удовольствие, ведь до сих пор ничем это не выказывал?

Но факт оставался фактом: в тот самый момент у нас имелась только одна каюта на двоих, одна постель и одна ночь в ограниченном пространстве. Я занервничала от подобных мыслей. Сердце забилось чаще, и на мгновение я испугалась, что просто сбегу, потому что не знала, как стоит вести себя. Но хуже всего оказалась мысль о том, что он и вовсе не придёт. Он мог бы провести ночь за игрой в карты, с другими джентльменами, и попросту оставить меня одну. Удивительно, но это пугало меня больше всего.

Полчаса я провела в ожидании мужа. Лишь позже догадалась переодеться в лёгкую ночную рубашку, не стала даже надевать халат, и тщательно причесаться. Ещё несколько томительных минут я пыталась заняться чтением, но ничего из этого не вышло. Книгу я отложила в сторону, вернулась за туалетный столик и взглянула на себя.

«Бледность тебе не к лицу, дорогая, – любила повторять моя дражайшая матушка, – и если не будешь следить за своими локонами, то не сможешь самостоятельно распутывать эти вечные колтуны!»

Слава Богу, с волосами я вполне справлялась, но бледность то и дело касалась моего лица. От волнения, от пустых переживаний. Однако переезд из Уэльса наложил отпечаток и на меня саму: я чувствовала себя гораздо старше, хотя прошло не так много времени со дня венчания; жизнь в особняке, где каждый день слуги готовы были исполнять мои просьбы и желания, понемногу приедалась. Я лишь старалась не превратиться в одну из тех молодых особ, не способных даже выбраться в город без сопровождения целой свиты и лениво перебирающих десятки пар совершенно дорогих перчаток в каком-нибудь элитном салоне… Я бы не смогла позволить себе раствориться в этой рутине богачей и лентяев, и отражение в зеркале каждый день напоминало мне о маме, о сестре, а те в свою очередь – о прошлом, которым я так дорожила.

Бледная, немного взволнованная и такая же неискушённая, как и месяц, и год назад, я улыбнулась сама себе, погасила одну из ламп и встала у постели, чтобы помолиться за здоровье матушки и счастье сестры и её супруга, но не успела преклонить колени, как входная дверь отворилась, и Джейсон вошёл в комнату.

На первый взгляд казалось трудно определить, однако, я почему-то поняла сразу: мой муж был нетрезв. Движения казались чересчур плавными и неторопливыми, к тому же, он не стал застёгивать пуговицы жилетки и запонки на рукавах рубашки кремового цвета. Готье даже не обратил внимания на то, с каким интересом я наблюдала за его поздним возвращением. Он запер дверь, обошёл невысокую ширму в нескольких шагах от кровати, снял жилетку и обувь, и лишь после этого взглянул на меня. Я с вызовом приняла его заметно улучшившееся настроение и спросила, скрестив под грудью руки:

– Вы хорошо провели вечер, сэр, не так ли? Надеюсь, вы осознаёте, что без супруги вашего нового друга я бы не сумела отыскать дорогу до каюты.

Он хитро улыбнулся и состроил обиженную гримасу. Я впервые замечала подобное.

– Ты недооцениваешь себя. Здесь полным полно указателей и стюардов, которые помогли бы тебе вернуться.

– Так вы повеселились, сэр? – переспросила я уже настойчивей. Я не хотела, чтобы он заражал меня своим игривым настроением, но, видимо, было поздно. – В следующий раз пришлите хотя бы записку о том, когда ожидать вас.

– А ты ждала? – поинтересовался он вдруг и тут же сделал шаг в мою сторону.

Насторожившись, я сжала кулаки так, что ногти больно впились в ладони, но внешне старалась остаться такой же невозмутимой. Мой муж взглянул на меня прояснившимися глазами, и от этого взгляда я едва ли не задрожала. Когда он приблизился, медленно, словно боялся спугнуть меня, и оказался так близко, что я могла ощутить его запах – немного одеколона, морской бриз и портвейн – я смело посмотрела ему в глаза, ожидая чего-то особенного…

Он же просто встал по левое плечо от меня и с самым гордым видом посмотрел на ароматный букет возле кровати.

– Надо же! Какая прелесть! Как давно у тебя появились поклонники?

– Не пытайтесь таким образом перевести разговор, – сказала я и всё же невольно улыбнулась, – и откупиться, ясно?

– Вот как? Почему у меня такое ощущение, будто меня обвиняют в преступлении, которого я не совершал?

– Вы же знали женщин и до меня, – засмеялась я. – Мы любим бить побольнее, если того требует ситуация. Вы посмели оставить меня с этой особой, которая ни на минуту не могла закрыть рот! Я с ней очень утомилась.

Он попытался скрыть улыбку, я успела заметить это, однако, даже при неярком освещении было ясно, что мой муж всё так же весел. Я и сама понемногу начинала оттаивать, поскольку, даже при всех обстоятельствах, тянулась к нему, как к своему единственному защитнику и другу. Кто знает, как скоро закончилась бы та ночь, если бы мы оба тогда были пьяны.

– Так ты предпочитаешь тишину и полный покой вместо шумных соседей и прогулок? – спросил Готье после недолгой паузы. – Возможно, мне вовсе не стоило возвращаться? В таком случае, зачем ты отчитываешь меня за то, что я оставил тебя с юной миссис «люблю поболтать»? Да, мне бывает тяжко, когда я пытаюсь понять вас, женщин…

– Но речь-то шла не о вас, – поспешила я смягчить его. – Лишь о чужих, понимаете?

– Будь осторожна, иначе я сочту это за признание. Или комплимент.

Я в смущении опустила глаза. Его голос напоминал тягучий мёд, слишком сладкий, чтобы устоять. Даже такой ледышке, какой была я. Одно было ясно точно: я не хотела привязываться к нему, я боялась, что такая привязанность лишит меня последнего, что оставалось. Лишит меня гордости. И что же я должна буду делать? Стать, подобно другим – зависимой и окончательно предать всё, что так любила и знала? Я опасалась этого. Но наедине с мужем крепчал ещё один страх: он окончательно охладеет ко мне, и кроме той самой гордости у меня не останется ничего.

Готье бросил последний взгляд на букет, немного подумал, затем вновь обратился ко мне:

– Что ж, раз мой небольшой подарок тебя не впечатлил, могу предложить лишь крепкий и здоровый сон. После такой продолжительной прогулки и морского воздуха ты быстро уснёшь, поверь моему опыту.

Признаться честно, я не желала отходить ко сну. Но сказать мужу об этом не решилась. Это означало бы, что мне нужно его внимание. На тот момент я посчитала подобное дурным знаком. Но в следующий же миг задала вопрос, который не ожидала от самой себя:

– Может, расскажете тогда о своём первом опыте?

Он искренне рассмеялся, тихо и мягко, и покачал головой; прошёл мимо меня и остановился напротив, справа от постели. Я наблюдала, как он раздевался, оказавшись на бледном свету лампы, и пыталась понять, наконец, почему он казался мне таким привлекательным и молодым в тот вечер.

– Не думаю, что тебе понравится мой рассказ. И рассказчик из меня никудышный, поверь! – отвечал он, снимая рубашку. – К тому же, я услышал тебя. Ты утомилась…

Он был совершенно неубедителен, и неожиданно для себя я поняла, что Готье желал поскорее избавиться от моего общества, точнее, отдохнуть от моих расспросов. С этим я ничего не могла поделать, лишь подчиниться. Бросив в сторону Готье обиженный взгляд, я увидела, как он начал снимать брюки, и едва сдержала вздох волнения. Однако, он предусмотрительно погасил лампу со своей стороны и встал ко мне спиной. И я последовала его примеру. И, пока забиралась в постель, под тёплое, воздушное одеяло, старалась не касаться супруга и не думать о том, обнажён он был в тот момент, или же нет…

Качка была едва ощутима, создавалось впечатление, будто мы вовсе не находились на огромном корабле. И всё же я не могла заснуть, а, когда позже голоса в коридоре стихли, наступила поразительная тишина. Неторопливые шаги стюарда, делающего вечерний обход, были последним, что я услышала перед тем, как наконец погрузиться в сон.