Я отвернулась и сосредоточилась на пейзаже за окном; луг медленно сменялся каменным забором и садами, не такими цветущими и яркими, как летом. В одиноких домиках, находившихся в нескольких футах от дороги, уже горел свет; кто-то разжигал печи, где-то были слышны весёлые детские крики и смех.

В напряжённом молчании мы прибыли в город и встретили чету Смиттов уже в большом, сверкающем холле здания оперы. В тот вечер давали «Любовный напиток» Доницетти, это была первая итальянская постановка в восточной Англии, поэтому я ничуть не удивилась бесчисленным гостям. И снова, как когда-то в детстве, я была окружена незнакомыми людьми, богачами, умирающими от скуки в своих фамильных замках и приехавшими сюда ради очередного шанса похвастать собой и выпить лишний бокал шампанского вне дома.

Многие знали моего мужа, и я замечала, что они приветствовали его с холодной вежливостью. Впрочем, он и сам не задерживал на ком-либо своё внимание.

Для нас была выкуплена вторая ложа, так что, стоило мне оказаться наверху и, наконец, избавиться от неловкости нахождения в толпе, я словно забылась, и вернулся тот искренний, детский восторг, который я так редко могла себе позволить. Я сидела между Лорой и Джейсоном, но, когда грянул оркестр, и началось представление, я забыла обо всём; даже чуть наклонилась вперёд, держась за обитый бархатом бортик ложи.

Любимые итальянские мотивы заставили сердце биться чаще, а уж этот чарующий язык из уст Неморино! Истинный язык любви! Я острее почувствовала эту историю, хотя и знала её наизусть, но теперь, когда я сама познала любовь, слова и музыка больше не ограничивались пустыми звуками без смысла. Я знала, каково это – терзать себя из-за любви. Я была так восхищена зрелищем, что во время любимой партии «Una Furtiva Lagrima», вдруг посмотрела на своего мужа, и я увидела, что он глядел на меня, неотрывно, очень пристально.

И лишь один Господь знает, что он хранил за этим тёмным взглядом! Полутьма в нашей ложе окутывала его с ног до головы, музыка и тенор солиста наполняли пространство, но я находилась достаточно близко, чтобы видеть его глаза и, в конце концов, потеряться в тайне, что они скрывали. Одно лишь я снова осознала, ясно и точно поняла, что я любила его.

С той минуты опера интересовала меня чуть меньше, и я досматривала постановку, будучи немного рассеянной и дезориентированной.

В антракте мы со Смиттами спустились в холл, и Джейсон познакомил меня с двумя своими партнёрами, с которыми работал в Италии, и их жёнами.

Многие знакомые, такие, как Смитты, отнеслись с интересом или хотя бы вежливой учтивостью к маленькой провинциалке, которая, к удивлению многих, внезапно возникла рядом с молодым и богатым архитектором, который в свою очередь, ни на минуту не отпускал её руки, будто боялся потерять где-нибудь в толпе. Но нашлись и те, кто смотрел на меня с нескрываемым презрением. Я замечала холодные, пустые взгляды, в большинстве своём, принадлежавшие женщинам.

Меня ослепляли блеск их драгоценностей и яркие наряды, в которых я не видела смысла. И я решила не обращать внимание на эти странные взгляды, сдержанные кивки и поклоны и ухмылки, за которыми скрывалась насмешка.

Опера была прекрасна, и вечер обещал закончиться на приятной ноте, если бы я на мгновение не отвлеклась и не потеряла Джейсона из виду. Мистер Смитт с удовольствием намекнул мне, что видел моего мужа снаружи, и, оставив Смиттов у гардероба, я вышла на балкон, расположенный над небольшой площадкой.

Было темно, и поначалу я слышала только шорохи в темноте и шелест листьев плюща, овивавшего стены и балкон. Перегнувшись через мраморные перила, я заметила внизу какое-то движение, затем спокойный женский голос произнёс:

– … и говорил о том, что ты свободен от любви? Теперь ты противоречишь себе, дорогой. О какой любви может идти речь? Ты её совсем не знаешь.

Я узнала этот голос! Я узнала бы его, где угодно. Трудно было поверить в то, что Мэгги Уолш оказалась в тот вечер в опере случайно. Именно тогда, когда Джейсон приехал в город. А ведь мы даже не увидели её среди других гостей.

Я задрожала, когда подул холодный ночной ветер, ведь я вышла без пальто. Чтобы остаться незаметной, но видеть её внизу, на площадке, мне пришлось встать на колени у самого края балкона, между узкими колоннами перил.

– Не смей называть меня так!..

В нескольких шагах от её темнеющей на фоне светлых плит фигуры появился Джейсон. Я видела лишь его макушку и слышала голос, очень злой и раздражённый голос, который поначалу и вовсе напугал меня.

– Даже не думай, что твои сладкие речи подействуют на меня в этот раз. Я изменился, и здесь больше нет того бесхребетного юнца, которого ты…

– Которого я… что? – резко спросила она. – Это ведь не я заставляла тебя бегать за мной, будто преданную собачонку. Я не заставляла тебя говорить о том, что я являлась для тебя всем на свете.

– Похоже, со временем, у тебя не только испортился характер, но и память стала хуже, Мэгги. То, что ты сделала… о, ты меня убила! Но теперь всё изменилось. Особенно я сам.

Услышав язвительный женский смех, я содрогнулась всем телом; словно меня облили ледяной водой.

– Ты же знаешь, я не верю в то, что люди меняются. А уж тем более такие, как ты. – Она сделала шаг к нему, и ещё один, но он не двинулся с места. – Такие, как ты, дорогой, не похожи на других, нормальных людей. Мужчины, как ты, могут лишь притворяться и делать вид, что их хоть что-то заботит! Ты вечно был холодным… омерзительно, удивительно безразличным маленьким богачом, любимцем этого старого дьявола, твоего деда!

Джейсон молчал. Анри однажды рассказывал мне, что Мэгги часто измывалась над молодым супругом подобным образом, и флиртом и кокетством с другими мужчинами пыталась добиться от него неведомо какой реакции. Но Готье терпел, поскольку так уж был воспитан, и ничего не предпринимал.

Подслушивая их разговор, я ясно представляла прошлое, где Джейсон взрослел в одиночестве, под давлением этой женщины, напоминающей мне гадюку.

– В тебе нет никакой любви, – тихо произнесла Мэгги. – Не было и нет.

– Ну, ты меня так и не научила, каково же это, – ответил Джейсон и обошёл её справа. – А раз ты знаешь о любви всё, поделись ею с кем-нибудь из своих знакомых. Всё! Больше не желаю тебя видеть.

Я решила, что их разговор, наконец, был окончен, и уже собиралась подняться. У меня кружилась голова и дрожали руки. Но сварливый голос этой неприятной особы заставил меня замереть на коленях вновь. И я прислушалась.

– Со мной ты был так далёк и недоступен. А что же сейчас? Если ты действительно изменился… Это даже как-то… странно привлекательно. Отдаю должное твоей новой жёнушке. Я готова даже поверить, что она на самом деле особенная, как ты и говорил. Возможно, не зря мой брат так страстно желает познакомиться с нею поближе. Как жаль, что ему так и не удалось застать её одну!

И снова повисла напряжённая тишина, я больше не слышала ни звука, а когда всё же взглянула на площадку внизу, то увидела только Мэгги, а мой муж стоял в тени, и его голос вдруг зазвучал приглушённо, призрачно и мрачно. Раньше я никогда не замечала, чтобы он говорил так угрожающе:

– Передай своему брату, чтобы держался как можно дальше от Кейтлин. Иначе, Богом клянусь… Я убью его.

Его быстрые, тяжёлые шаги возвестили о его уходе. Но пока они не стихли, Мэгги произнесла в темноту, стоя там в одиночестве:

– Она всего лишь девчонка, дорогой! А я – женщина. Между нами огромная разница! И тебе захочется большего! Быть таким же несчастным и одиноким, как когда-то со мной…

Больше я не желала её слушать и ушла оттуда, как можно скорее. Расстояние между холодным балконом и переполненным людьми холлом показалось мне вечностью. Я замёрзла и была вне себя от отчаяния и горя. Я уже не помнила, кто подал мне пальто и провёл к выходу. Но едва я приблизилась к высоким, резным дверям, как услышала Джейсона, зовущего меня по имени.

Стоило мне взглянуть на него, и я поняла, он был в ярости.

Он прошёл через толпу, и некоторые гости оглядывались на него с возмущением, затем он оказался рядом и схватил меня за руку.

– Где ты была? Ты не должна оставаться одна, слышишь?! Ах… к чёрту! Мы уходим!

Я не задавала никаких вопросов, и супруг повёл меня к готовому экипажу. Я чувствовала спиной любопытные, осуждающие взгляды и готова была поклясться, что наш уход не остался незамеченным.

Джейсон буквально толкнул меня внутрь, сказал что-то кучеру, и через минуту мы резко тронулись с места.

Муж сидел рядом и всю поездку молчал, ни разу не посмотрев на меня. Я боялась, что он догадался обо всём. Что я подслушивала и сделала это намерено. Я чувствовала, он разозлился не только на Мэгги, и не решалась заговорить первой. И я не знала, что ждало бы меня дома. Но эта ночь должна была что-то решить и поставить точку хоть в одном из вопросов.


Глава 17. Без ответов


До того я была расстроена, что не могла, да и не хотелось мне разговаривать до Лейстон-Холла. Было уже совсем поздно, дети и Дженни давно спали, а вот Эдвард встречал нас едва ли не наравне с миссис Фрай. Но экономка – это всё-таки прислуга, и даже если её удивил наш с супругом угрюмый вид, то она никак не отреагировала. Как и положено, она удалилась, когда я заверила её, что больше ничего не понадобится.

Не сняв даже свой высокий цилиндр, Джейсон приказал отправляться наверх, а сам попросил брата отойти с ним в библиотеку для разговора. Я догадывалась, о чём он собирался рассказать ему. О встрече с Мэгги, о чём-то, чем со мной делиться не желал. Я чувствовала обделённость, нечестно было так поступать со мной. И я знала, так продолжаться больше не могло: рано или поздно муж обязан был открыться мне и перестать скрывать подобные вещи.

Я отпустила горничную пораньше, пожелала Анаис спокойной ночи и, сняв халат, села на край заправленной кровати. Я ждала и ждала, когда придёт Джейсон, намереваясь быть упрямой и настойчивой. Не воображая даже окончательный результат того, чего я желала добиться последующим разговором, я сидела и боролась со сном, так как устала и была вымотана эмоционально.