Я заверила Джейсона, что он не должен забывать ни о своём сыне, ни о собственном дне рождения, потому что это знак их связи. Связи, которую никто бы не разорвал. Даже смерть.

В тот день я снова убедилась, насколько ранимым он оказался, и его сердце на самом деле было исполнено любви и нежности. А Мэгги Уолш казалась мне бессердечной, самолюбивой женщиной.

Когда мы вернулись в дом, Джейсон сел за спинет и сыграл несколько красивейших мелодий. Я наблюдала, как его длинные пальцы пробегают по клавишам, ловко, искусно, и ловила себя на мысли, что оказалась в нужном месте, в нужное время.

Кто же ещё впустит солнце в его тёмный мир и докажет, что любовь бывает искренней и чистой?

***

В тот же вечер, когда часы в гостиной уже пробили одиннадцать, я сидела перед зеркалом в своей спаленке и, думая о том откровении, на которое решился Джейсон, в десятый раз водила расчёской по волосам. Меня тронула эта трагедия, и никак иначе эту историю я бы не назвала. Однако, больше всего меня возмущала Мэгги и её мерзкое поведение семь лет назад.

Должно быть, у них с Джейсоном действительно были отвратительные отношения, раз она отказалась даже взглянуть на их ребёнка.

Я подумала о том, что сделала бы я на её месте. И ужаснулась. Нет, нет, мои дети точно не погибнут, я просто не позволю! А если всё же… Я скорее сама умру, чем откажусь подержать сына в последний раз.

День прошёл тихо, прислуга занималась своими делами, и супруг работал до поздна в своём кабинете. За ужином он пытался улыбаться, я замечала, как он смотрел на меня время от времени: с нежной благодарностью, возможно, за то, что я выслушала его и поняла.

Но я была уверена в том, что его доверие оставалось шатким, неокрепшим, поэтому боль от воспоминаний нет-нет, да и сжимала его сердце; я видела это в каждом его жесте, движении рук и в каждом взгляде. И ничего не могла поделать, только улыбаться в ответ, чтобы он понимал, как я сожалею.

Отложив расчёску в сторону, я взглянула на своё отражение, больше довольная тем, что видела, чем раньше, прыснула немного духов на запястье и поправила ворот ночной сорочки. Я никак не могла, да и не хотела избавляться от этого скромного одеяния, делавшего меня похожей на школьницу. Но косы, по крайней мере, я больше не заплетала. Что-то подсказывало мне, взрослый мужчина не захочет видеть столь наивную по своему виду девицу в своей постели.

Когда я вышла в пустой коридор, закрыв за собой дверь, то не услышала ни звука. Прошла к спальне Джейсона и осторожно постучала. Поскольку даже через минуту никто мне не ответил, а босиком стоять посреди коридора было довольно прохладно, я всё-таки вошла в комнату.

Естественно, я поспешила взглянуть на кровать, где и увидела своего мужа; Джейсон лежал на животе, приобняв рукой подушку. Одеяло скрывало его только до поясницы, так что в полутьме я могла разглядеть его широкую спину и слегка растрёпанные волосы, которые казались не такими тёмными в свете пляшущих в камине языков пламени.

Он спал, и я с трудом подавила желание позвать его или забраться к нему под одеяло и ласкать, пока он не забыл бы все свои печали. Подойдя ближе, я увидела на столике недопитое красное вино в бокале. Похоже, наш разговор всё же оставил в его душе стойкий след. Но по его мерному дыханию и ровному цвету лица я поняла, что он вовсе не напился.

Протянув руку, я намеревалась коснуться обнажённого плеча Джейсона, но едва мои пальцы дотронулись до гладкой, загорелой кожи, а я уже ощутила, как она полыхала. Я могла узнать этот дикий жар из десятка иных симптомов, потому что Коллет тоже когда-то болела так. Теперь мой муж горел в лихорадочном жару.

Сама мысль о том, что он мог заболеть, не укладывалась у меня в голове. Но я вспомнила, как мы ехали с ярмарки, попав под дождь, и потом он отдал мне свой пиджак…

Встав на колени рядом с кроватью, я стала судорожно трогать его лоб, и он оказался невероятно горячим и влажным. Его плечи и спина тоже были покрыты испариной, а дыхание стало редким, тяжёлым. Я попыталась растормошить Джейсона, но добилась лишь того, что он глубоко вздохнул во сне и поморщился. Сомнений не оставалось, он был болен.

– Джейсон! Джейсон! – звала я его, тряся за плечо. – Проснись же, скажи хоть слово!

Когда он, наконец, отреагировал, я не смогла сдержать улыбки, потому что не было ничего приятней, чем осознавать, что он находился в сознании.

– Mon Dieu… что ты делаешь? – пробурчал он недовольно; говорил он в подушку, поэтому я едва могла понять его. – Я хочу… спать…

– Нет! Нельзя сейчас спать, понимаешь?

Я с трудом перевернула мужа на спину, затем укрыла одеялом и села рядом, положив ладонь ему на лоб.

– Ты весь горишь! Это ужасно! Почему ты не сказал, что плохо себя чувствуешь? Ты бы так и пролежал здесь, без помощи, без лекарств…

Джейсон снова что-то промычал, почти не шевеля губами, так что я решила тут же действовать. Было поздно посылать за доктором в город, но я попросила экономку разбудить кого-нибудь из слуг. Вспоминая горький опыт с Коллет и её болезнью, я старательно пыталась сбить жар холодными компрессами. Джейсон не бредил, не сопротивлялся. Он вообще ничего не говорил, и это всё больше пугало меня.

Через полчаса весь дом не спал, и я слушала, как в коридоре, за дверью, суетятся слуги. Миссис Фрай, бледная, похожая на призрак в своём чепчике и белом халате, приносила свежий, горячий чай, запах которого у меня самой вызывал головокружение.

Прошёл час, и лишь тогда мы смогли разбудить его и заставить выпить этот дурно пахнущий чай; к моему удивлению, он помог. По крайней мере, жар ослаб, зато вскоре Джейсон стал часто и долго кашлять. Это был мокрый кашель, очень сильный, и мне приходилось держать супруга за руку или поддерживать за плечи.

К четырём утра нам стало понятно, что беда миновала: мой муж очнулся, снова выпил горячий чай, а затем попросил опиума. Оказывается, в его кабинете можно было найти даже кое-какие медицинские принадлежности. Когда я с самым озадаченным видом наблюдала, как Джейсон самостоятельно вводит в руку этот наркотик с помощью шприца, он пожал плечами и сказал упавшим голосом:

– Я не вынесу, если моя голова и дальше будет так гудеть. Но я не зависим, Кейт. Ты мне веришь?

Я кивнула, потому что на самом деле верила ему. И когда он снова заснул, немного бледный и уставший, но поборовший внезапный жар, я подтянула поближе к постели кресло, забралась в него с ногами и стала наблюдать за спящим мужем ещё некоторое время, пока сон не сморил меня.

Разбудил нас целый гул голосов, причём, самых разнообразных, и доносился он из гостиной. Я отчётливо различила несколько детских голосов, затерявшийся среди них женский и так же незнакомый мне мужской голос – низкий, строгий и весьма недовольный.

Чьи-то быстрые, тяжёлые шаги послышались на лестнице, затем совсем близко, за дверью, и, когда она распахнулась, в спальню вошёл мужчина средних лет: невысокий, но крепкий и хорошо одетый.

– Вы кто вообще такой? – резко бросила я на подобное бесцеремонное вторжение.

– Это кто я такой? – хмыкнул он. – Я, мадам, брат этого несчастного. И в отличие от вас я знаю персону, на которую смотрю.

– Эдди!

Я обернулась к мужу и увидела, как он еле-еле приподнимается на постели. С непонятным мне вымученным выражением на лице он взглянул на вошедшего брюнета, а когда тот подошёл ещё ближе и протянул ему руку, пожал её.

– Надеюсь, что это не мой опиумный бред… Здравствуй, брат.


Глава 15. Американская мечта


В эту минуту внезапного неловкого молчания в спальню вбежали двое мальчишек, которых я смогла рассмотреть, лишь когда они с присущей им детской наглостью забрались на кровать и сели по обеим сторонам от Джейсона, натянувшего на себя одеяло.

– Дядя Джей, дядя Джей! С днём рождения! А-а-а! Ты заболел? Нам сказали, что ты заболел! – заговорили они наперебой идентичными голосами. – Когда же мы поедем кататься? Помнишь, ты обещал нам показать утёс на западе?

– Помню. А вы хорошо себя вели с нашей последней встречи?

– Конечно! Спроси у папы! – весело убеждали они его. – Мы хотим кататься верхом! А ты научишь нас водить авто? Папа не разрешает нам трогать его машину! Мы так устали плыть на том дурацком корабле…

Пару минут они без остановки тараторили, представляя целый список развлечений, а супруг слушал с неподдельным интересом, приобняв их за плечи. Оба мальчика были одеты в одинаковые костюмчики, и я немного удивилась, убедившись, что они были близнецами: те же тёмные волосы, большие карие глаза, аккуратные симпатичные носики и ни на секунду не закрывающиеся рты.

– Всё, маленькие черти! Идите-ка спать, – строго произнёс их отец. – Оставьте дядю в покое до вечера.

– Нет! Не-е-ет! Я ещё не показал свой последний шрам! Смотри, дядя Джей! – мальчик с кудрявыми волосами вытянул и обнажил руку до локтя. – Правда страшный? Меня цапнул соседский пёс!

– Не надо было дёргать его за уши, – проворчал Эдвард.

Джейсон улыбался, обнимая племянников. Я смотрела на его склонённую голову, слегка растрёпанные волосы и голые плечи, и не могла оторвать от него взгляда. Он был так красив, хоть и не делал для этого ничего особенного, и так счастлив, что я даже немного позавидовала этим детям, которые за несколько минут вывели его из болезненного состояния.

– Так, марш отсюда! Не то никуда не выйдете из дома! – строгий отец успел раздать мальчишкам подзатыльники прежде, чем они убежали, неистово смеясь.

– Кто научил их подобной отвратительной привычке – называть меня этим ужасным сокращённым именем? – спросил Джейсон у брата, и тот неопределённо пожал плечами.

– Ты же знаешь американскую культуру. Они родились там, и, поверь мне, сокращают всё, что можно сократить. Ты привыкнешь… Вы в порядке, мадам?

Я уже не ждала, что они вспомнят о моём присутствии; Эдвард обратился ко мне, и я кивнула. Поскольку мы оба видели, что Джейсон ещё не окреп и явно хотел спать, то решили оставить его в покое. Эдвард пропустил меня вперёд, но из коридора я успела расслышать, как муж окликнул брата и с настойчивостью и тревогой сказал: