— Готово, — говорю я Джеймсу, обрабатывая его новую татуировку. — Ты знаешь рекомендации по уходу. Держи тату под повязкой, наноси лечебный лосьон и не расчесывай, — поднимаю ручное зеркало, чтобы он смог увидеть свои новые чернила.

— Спасибо, приятель. Выглядит отлично. Можешь быстренько сделать несколько фоток, прежде чем наложить повязку? — спрашивает он, передавая мне свой телефон. Я делаю пару снимков, потом накладываю бинт поверх татуировки и отпускаю его. Убираю свое рабочее место, не торопясь и не подгоняя процесс очистки.

Затем выхожу в приемную и вижу сидящую там Кэм, рассматривающую что-то на своем телефоне. Стою и любуюсь ею несколько минут. Смотрю на то, как она улыбается, глядя на какую-то картинку на экране, а потом переходит в смех.

В ней есть что-то такое, что вызывает желание узнать о ней все, что я только смогу. Меня притягивает к ней, и это то, что я никогда не чувствовал к другим женщинам. Это немного странно, тем более, что я был рядом с ней всего час, и ничего о ней не знаю, кроме того, что она только что переехала в город и потеряла кого-то важного для нее.

— Привет, — говорю я, голос выходит каким-то сиплым.

Кэм отрывает взгляд от своего телефона и улыбается, как только видит меня.

— Привет! Вот твой ужин. Хочешь присесть и поесть перед тем, как мы начнем?

— Да, но давай пройдем ко мне на рабочее место. А ты пока можешь взглянуть на готовый трафарет тату, чтобы быть уверенной, что ничего менять не нужно.

Кэм встает, передает мне пакет, и мы идем ко мне.

— Ты можешь повесить свои вещи на крючок за дверью и сесть в кресло, — предлагаю ей, пока ставлю еду на стол и вытаскиваю трафарет. — Вот, держи последний вариант, — передаю его ей, чтобы она проверила и утвердила.

— О боже! — задыхается Кэм. — Итан, это прекрасно! — восклицает она, прикрывая рот одной рукой.

Вижу, как слезинка сбегает из уголка ее глаза. Мгновенно протягиваю руку, чтобы стереть влагу, но быстро отдергиваю руку от ее лица.

— Рад, что тебе нравится, — хрипло говорю я. Прочистив горло, открываю коробку на вынос и достаю первый тако. — Присаживайся, а я быстренько поем, и потом мы начнем.

Кэм садится, все еще глядя на рисунок. Мне хочется отвлечь ее от боли, которую вижу на лице.

— Итак, что привело тебя в Нэшвилл?

— Лилли, и моя работа.

— Ты давно знакома с Лилли?

— Мы познакомились в колледже. Первый год мы жили на одном этаже общежития, а также у нас была пара совместных общеобразовательных классов. Мы проводили вместе много времени по учебе. Так и сдружились, став лучшими подругами. Мне было очень грустно, когда Лилли вернулась домой вскоре после того, как она забеременела Эшлин, чтобы быть со своими родителями. Но мы поддерживали связь, никогда не позволяя расстоянию встать между нами. Она была моей опорой, когда умер Бен, и умоляла меня переехать сюда месяцами. Лилли знала, что мне нужны перемены, чтобы действительно начать двигаться дальше. Поэтому, когда она увидела вакансию по моей специальности, то сразу же отправила мне ссылку на нее. Я сомневалась, стоит ли мне подавать заявку, но, наконец, решилась и отправила свое резюме. Через нескольких дней у меня состоялось телефонное интервью, затем одно по скайпу, и, наконец, они пригласили меня сюда, чтобы провести заключительное интервью «лично». Я ушла с этой встречи с предложением о работе и чувством умиротворения во мне. Именно этого мне не хватало, чтобы начать жизнь сначала, без Бена.

— Звучит, как лучшая дружба, которую только можно иметь, — заключаю я, когда беру последний кусочек своей еды. Я не понимал, насколько голоден, пока не открыл коробку, и запах еды не ударил в меня. Убираю небольшой беспорядок, учиненный мной, и встаю, чтобы вымыть руки, прежде чем достать пару перчаток.

— Давай приступим. Ты все еще не против нанести тату на то место, о котором мы говорили раньше? — спрашиваю я.

— Да, я думаю, что хочу, чтобы она была слева, примерно здесь, — отвечает она, поднимая футболку, чтобы указать на область.

— Отлично. Можешь снять футболку, чтобы она не мешала? Я также немного приспущу верх твоих джинсов, чтобы у меня было место для работы.

Кэм снимает футболку через голову, и я делаю все возможное, чтобы не слишком сильно пожирать глазами ее почти голый торс. Я видел каждую часть тела бесчисленного количества женщин: некоторых — пока они раздеваются, прежде чем мы трахнемся, а других — из-за моей работы. Но вид ее гладкой кожи и грудей, которые выглядят так, словно они могут идеально заполнить мои руки, чуть перехватывает мое дыхание и заставляет мой член затвердеть, пока он не упирается в молнию моих джинсов. Черт, мне нужно успокоиться. Эта девушка вьет из меня веревки.

Я делаю несколько успокаивающих вдохов и беру трафарет, поднося его к ее коже.

— Так подойдет?

— Да, это так будет идеально, — отвечает она, когда я прижимаю трафарет к ее коже, чтобы показать, как тату будет выглядеть. Я достаю бумагу для переноса и переношу контур дизайна на нее.

Я помогаю Кэм удобно расположиться на моем кресле, но так, чтобы мне не пришлось лишний раз ее двигать во время работы. Как только она устраивается, подготавливаю свое оборудование, и мы начинаем. Замечаю, что она вздрагивает, когда я приступаю, но потом быстро расслабляется.

— Ты из Нэшвилла? — спрашивает Кэм, нарушая тишину.

— Нет, я вырос в Мичигане. Учился в Мичиганском университете, где играл в хоккей. Я был задрафтован клубом «Каролина Харрикейнз» (прим. пер. «Каролина Харрикейнз» — профессиональный хоккейный клуб, выступающий в Национальной хоккейной лиге. Клуб базируется в городе Роли, штат Северная Каролина, США) после выпускного года. Я провел там сезон, а затем перешел в «Нэшвилл Предаторз» (прим. пер. «Нэшвилл Предаторз» — профессиональный хоккейный клуб, выступающий в Национальной хоккейной лиге. Клуб базируется в городе Нэшвилл, штат Теннесси, США). За них я играл два сезона, прежде чем получил травму в межсезонье, которая завершила мою карьеру. Мне здесь очень понравилось, поэтому решил остаться. Мне нужно было время, чтобы понять, что теперь делать, когда я не мог играть в хоккей на должном уровне.

— Ничего себе, вот это история. На какой позиции ты играл?

— Я был нападающим. Ты знаешь что-нибудь о хоккее?

— Немного. Я была на паре игр и видела некоторые по телевизору. Не понимаю всех правил, но, по крайней мере, видела несколько матчей.

— Впечатляюще. Я могу рассказать тебе все, что ты хочешь узнать об игре, — предлагаю ей, когда заканчиваю перо, переходя к фразе. — Как ты себя чувствуешь? Все хорошо?

— Да, это не настолько больно, как я думала. Несколько мест были более чувствительными, чем другие, но в целом, все не так плохо.

— Хорошо, дай мне знать, если это изменится. Я скоро закончу.

— Как ты получил травму? — спрашивает она.

— Сломал спину во время прыжка с парашютом. Я всегда был смельчаком и искал самые авантюрные приключения, которые только мог найти, и, наконец, нашел то, которое сыграло со мной злую шутку.

— О, вот те раз!

— Да, мне пришлось делать операцию, и теперь у меня металлическая пластина в спине. Мои врачи настоятельно рекомендовали мне не возвращаться в хоккей, потому что один неосторожный удар мог нанести непоправимый урон. Я был опустошен, и это мягко говоря, а также, поначалу, очень зол. Чувствовал, словно вся моя жизнь была вырвана у меня из рук, и я ничего не мог с этим поделать.

— С таким трудно справиться.

— Мне потребовалось время, чтобы перестать злиться на весь мир. Но постепенно, после большого количества физиотерапии и психотерапии, я начал двигаться дальше, и понял, что мои врачи, которые не подписывали разрешение на мое возвращение в игру, просто присматривали за мной.

Мы продолжаем беседовать, пока я заканчиваю. Откладываю инструмент, беру чистую ткань, чтобы вытереть ею свежие чернила. Затем хватаю зеркало и поднимаю его, чтобы Кэм увидела отражение.

Я наблюдаю за лицом девушки, за ее эмоциями, когда она впервые видит татуировку на своей коже. Ее глаза наполняются слезами, и прежде чем я понимаю, что делаю, убираю зеркало и тяну ее в свои объятия. Я прижимаю голову Кэм к груди и провожу рукой по ее волосам, тихо шепча ей на ухо:

— Шшш, все в порядке. Все будет просто замечательно.

Я держу ее, пока она плачет. Кэм сжимает в кулаки мою футболку, а ее слезы пропитывают ткань. Через несколько минут она делает несколько успокаивающих вдохов, и слезы высыхают.

— Я очень сожалею об этом. Просто мной овладели эмоции.

— Уверяю, тебе не за что извиняться, — говорю ей, прежде чем полностью освобождаю ее из своих рук. — Ты хочешь, чтобы я сфотографировал татуировку, прежде чем я наложу повязку на ночь?

— Да, пожалуйста, если ты не возражаешь. Я обещала Лилли, что отправлю ей фотографию, когда все будет готово.

Кэм протягивает мне свой телефон, и я делаю несколько фотографий для нее, затем накладываю повязку на ее татуировку и вытаскиваю лист инструкций по уходу за ней, чтобы передать ей.

— Ты должна оставить повязку примерно на четыре-шесть часов. Затем сними ее. Когда ты захочешь помыться, то не три татуировку и насухо вытри ее. Тебе нужно будет ежедневно наносить на нее тонкий слой мази, пока она полностью не заживет. Делай все возможное, чтобы не поцарапать ее, так как это может привести к образованию рубцов на ней.

— Спасибо, Итан. Это прекрасно, — говорит она мне снова, надевая футболку через голову.

Я заканчиваю убирать свое рабочее место, прежде чем поворачиваюсь обратно к Кэм.

— Двести пятьдесят долларов, правильно? — спрашивает она, протягивая руку к сумочке и вытаскивая кошелек.

— Да, — подтверждаю я, и она вручает мне наличные.

— Еще раз спасибо, Итан. Все оказалось намного лучше, чем я могла себе представить.

— В любое время. Теперь, когда твоя татуировка закончена, есть какие-нибудь интересные планы на оставшуюся часть вечера?