Четыре с лишним дня я тряслась в мальпосте, продрогнув до костей. На мне был лишь плащ и шляпа, никакого меха. С недавних пор стало опасно брать с собой в дорогу что-либо ценное, так как развелось очень много разбойников и грабителей.

Время было раннее – восемь часов утра, но, уже подходя к дому, я заметила, что там что-то неладно. Нетрудно было узнать фигуру Денизы с ребенком на руках. Ее муж, могучий Арсен, страстно доказывал что-то строгому чиновнику. Чуть в стороне стояли другие служанки, опустив головы.

Дрожа от беспокойства, я ускорила шаг. Когда я проходила через ворота, они натужно заскрипели, и это показалось мне недобрым знаком.

Через минуту я увидела, как чиновник опечатывает дверь дома. Я подобрала юбки и бросилась к крыльцу.

– Стойте! – закричала я, хватая чиновника за рукав. – Стойте, вы этого не смеете делать!

Я была так возбуждена, что мои ногти крепко вонзились в ладонь чиновника, и он едва не взвизгнул.

– Вы кто такой? Кто вас послал сюда, негодяй? Служанки с глухим ропотом стали собираться кучкой вокруг меня, всем своим видом выражая мне поддержку. Чиновник вырвался из моих рук, попятился, но тут же снова принял уверенный вид, заметив национальных гвардейцев у ворот.

– Вы оскорбляете власть, гражданка. Это опасно, очень опасно для вас. Помните об этом, особенно если у вас есть дети.

– Кто вы такой? Вы не смеете здесь стоять, это мой дом!

– Я уполномочен Коммуной наложить на него секвестр, как на имущество эмигранта. Вот, у меня есть приказ – приказ мэра Парижа гражданина Петиона и прокурора Коммуны гражданина Манюэля.

Я не знала ни одной из этих фамилий и поэтому сначала немного опешила. Но потом я вспомнила, что в декабре состоялись выборы, на которых место мэра занял Петион, сменив на этом посту Байи.

– Я сойду с ума от вашего вздора! – закричала я. – Вы не можете воспользоваться этим приказом. Это не дом эмигранта. Ведь я здесь, а не за границей, и я всегда была здесь…

– Как ваше имя, гражданка?

– Сюзанна де ла Тремуйль де Тальмон.

Чиновник презрительно хмыкнул, услышав все это, потом заглянул в свои бумаги и засопел носом.

– Я не понимаю, по какому праву вы обременяете нас всякими глупостями. Имя гражданки де Тальмон у нас вообще не значится. А этот дом принадлежит гражданину д'Энену, который является изменником и находится за границей.

Я пришла в ярость.

– Вы что – болван? Гражданин д'Энен умер почти три года назад, умер во Франции. Он не эмигрант. А я его жена, и этот дом принадлежит мне.

Чиновник многозначительно поднял палец.

– Я ничего не понял, мадам. Но скажу вам одно: этот дом опечатан.

– Но по какому же праву? – взмолилась я. – По какому праву, если мой покойный муж не эмигрант?

– Нам об этом ничего не известно. Попробуйте-ка еще доказать все это насчет вашего мужа… Дом опечатан, и если вы будете сопротивляться, вас посадят в тюрьму.

Он сложил свои бумаги, медленно спускаясь с крыльца.

– Я буду жаловаться! – грозно, дрожа от ярости, пообещала я. – Я знаю самого Лафайета.

Чиновник обернулся.

– Это не в компетенции гражданина Лафайета. Обратитесь лучше к прокурору Коммуны. Хотя я бы посоветовал вам помалкивать. Ведь вы «бывшая», как-никак.

Его решительно ничем нельзя было смутить. Имя Лафайета уже ни на кого не производило впечатления. Я обернулась к прислуге и тяжело вздохнула.

– Они нас выгнали просто из постели, – басом сообщил Арсен. – Едва дали собраться. Что же это за революция, которая даже лакеев не щадит?

Я обшарила глазами двор и увидела жалкий, впопыхах собранный скарб служанок и лакеев.

– Мы просто не знаем, что теперь делать, – плача, простонала Дениза. – У нас маленький ребенок. Работы сейчас нигде не найти. Хорошо, что вы вернулись, мадам, вы теперь все устроите.

Арсен обнял ее за плечи.

Я тряхнула головой, пытаясь прийти в себя. Матерь Божья, только бы мне сохранить мужество!

– Ну что ж, – сказала я жестко и решительно. – Дениза и Арсен могут пока остаться. Остальных я содержать не могу. Я сейчас же выплачу вам жалованье.

Служанки зароптали, но мне сейчас были безразличны их причитания. Я должна была помнить только о себе. Я позволила себе успокоить их, лишь сказав то, что в том случае, если дом будет возвращен, они могут вернуться на свои прежние места.

Когда я отдала им деньги, у меня осталось в кошельке совсем мало монет.

– Идемте в ближайшую гостиницу, снимем комнату.

Я первой двинулась в путь, отдав свой тяжелый несессер Арсену. За мной следовала Дениза с маленькой Анной Севериной.

Миновав набережную у Королевского моста, я заметила маленькую гостиницу «Голубая роза». Небольшую, но уютную. И недорогую! Я с горечью подумала, что отныне мне часто придется учитывать и это обстоятельство.

Мы взяли у консьержки ключи для двух комнат. Арсен отнес вещи наверх. Я, едва взглянув на себя в зеркало, поспешила к выходу. Надо было торопиться в Ратушу. Я была рада хотя бы тому, что, несмотря на дорогу, выглядела неплохо.

– Мадам, – пристал ко мне какой-то мальчишка лет четырнадцати, – мадам, возьмите меня на службу!

Я не слушала его возгласов.

– Отстань от меня, не то я позову полицию!

– Мадам, вы не пожалеете. Я хорошо могу служить. Я куда угодно пролезу, вот увидите. Сейчас зима, и мне нечего есть.

Я остановилась. Мне вдруг почудилось, что этого мальчишку я когда-то видела, но не могла вспомнить, где именно.

– Но я ведь тоже не богата.

– Я буду служить вам за еду, мадам!

Нет, решительно, я его уже встречала… О Боже… где?

– Как тебя зовут?

– Брике.

– Гамэн Брике! – вскричала я. – Ты приносил мне вести от Паулино!

Теперь и мальчишка узнал меня. Грязное лицо его засияло улыбкой.

– А, ваше сиятельство! Ну, как поживает ваш мулат? Я приложила палец к губам.

– Т-с-с! Не называй меня так. Теперь я бедна. Но ты можешь идти со мной, если уж так хочешь.

Видит Бог, у меня мало денег. Но этот сорванец такой шустрый и настойчивый, что мне наверняка не придется сожалеть о своем решении.

– Куда мы идем? – осведомился он.

– В Коммуну.

– Давайте я буду нести вашу сумочку и муфту.

Я отдала ему все вещи, которые отягощали меня. Мы быстро шли по улицам Парижа. Столица просыпалась. Утренний туман рассеивался, поденщики спешили на работу, у булочных уже давно выстроились очереди. Я заметила одно новшество: теперь у дверей лавки привязывалась веревка, и все стоящие в очереди сжимали ее в ладони – так, чтобы не пролез никто лишний.

– Я хочу есть, мадам, – заявил Брике.

– Замолчи! Я тоже хочу. Но сейчас у нас нет времени. И если ты будешь напоминать мне о еде, я от тебя избавлюсь.

Когда мы подошли к Ратуше, в Соборе Парижской богоматери раздался колокольный звон. Заканчивалась утренняя месса – значит, сейчас никак не меньше девяти часов. Вокруг Ратуши, как всегда, толпились люди. Я с трудом пробралась через толпу к двери.

– Вы к кому? – осведомился привратник.

– К гражданину мэру.

– Он не принимает.

Я на ощупь нашла в кармане золотой ливр и тайком передала привратнику. Он в ту же минуту отступил в сторону, пропуская меня. Едва переводя дыхание от волнения, я взбежала по широкой лестнице. Какой-то клерк подробно объяснил мне, как найти кабинет гражданина мэра.

В приемной уже сидели какая-то дама и два господина. Дежурный клерк поднял голову и посмотрел на меня.

– Вы по какому поводу?

– По личному.

– Если вы по вопросу о лицензиях, то…

– Нет-нет! Я хочу прояснить кое-какое недоразумение в связи с декретом Собрания об эмигрантских имуществах.

Клерк вставил перо себе за ухо, прямо как индеец из племени апачей.

– Простите, вы – бывшая?

– Да, – с трудом произнесла я сдавленным голосом.

– Нечего вам здесь делать, – твердо произнес клерк, внезапно вскакивая и заслоняя собой дверь кабинета. – Я не впущу вас. За последний месяц от вас отбою нет. В вашем деле вам и гражданин министр не поможет, не то что гражданин мэр!

– Но что же мне делать? – взмолилась я. – Что вы все смотрите на меня как на преступницу, ведь я ни в чем не виновата!

– Разумеется. Все вы так говорите. Уходите отсюда!

– Куда?

– Ступайте к прокурору Коммуны гражданину Манюэлю. Ваш вопрос относится к его ведению. Хотя я сильно сомневаюсь, что вы что-то для себя выторгуете.

Запас энергии я еще не растратила и в сопровождении Брике побежала по коридорам, разыскивая, где же находится прокурор. Коридоры здесь были запутаннее, чем галереи Версаля, а клерки надменнее, чем королевские лакеи. Все смотрели на меня как на помешанную, которую следует посадить в тюрьму. Насилу мне удалось узнать местонахождение гражданина Манюэля.

– Прокурора сейчас нет, – заявили мне. – Он болен.

– Что же мне делать? – уже без прежнего энтузиазма спросила я.

– Обратитесь к его заместителю, гражданину Дантону. Я едва не подпрыгнула, услышав это имя. Дантон! Тот самый интриган и взяточник, с которым мне пришлось иметь дело менее года назад, – он теперь стал заместителем прокурора Парижа! И я даже не могла надеяться, что он забыл о той нашей встрече.

Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Гигант мгновенно поднял голову, увенчанную гривой волос, и взглянул на меня. Я только сейчас заметила, что губы у него искромсаны шрамами и совершенно бесформенны.

– Вы кто такая? – прорычал он, поднимаясь. Я с усилием преодолела внутреннюю дрожь.

– У меня к вам серьезное дело, сударь.

– «Судари» нынче отменены! – насмешливо сказал он. – Впрочем, я прекрасно вас знаю, мадам. Мы даже встречались как-то… встречались наедине. Не так ли?

«Слава Богу, – мелькнула у меня мысль, – что он, кажется, не ставит мне это в вину».