— Шон, как диссертация? — спросил Бенжамин.

— В следующем месяце защита, — ответил он сухо, даже глаз не оторвав от экрана.

И больше он не сказал ни слова за весь вечер. В общем, получалось у Бенжамина из рук вон плохо.

А тем же вечером позже:

— Как у тебя дела? — спрашивал Алекс.

— Вполне прилично. Прошла половина семестра, я немного переживаю, скоро ведь сессия, — отвечала я.

— Еще не скоро, — попытался успокоить меня он.

— Как дела на боевом фронте? — самый животрепещущий вопрос.

— Никак. Жди. — Я вздохнула.

— Ладно, привет всем передавай.

— Уже мечтаешь от меня отделаться?

— Конечно, — ответила я ядовито. Ну, кто от кого отделался — вопрос вообще интересный.

— Что ж, спокойной ночи.

Я стояла на коленях и разрисовывала желтым цветом календарь своего существования. Ну как тот, что был у меня в школьные времена. Иными словами, этот день был никакой. Ни нового, ни интересного.

— Я здесь уже четыре с половиной месяца, — сказала я, водя пальцем по желтым квадратикам. — Кхм, ладно, пока. Легкого рабочего дня тебе.

Если Алекс посчитал мое высказывание упреком… что ж. Им оно, вообще-то, и было.

Чемпионат по художественной гимнастике заставил меня расплакаться. Да. Меня вспоминали. И да, я теперь оказалась очень далека ото всего этого. Новые лица, новые правила, а я на обочине жизни, в гребаном нижнем мире. Глядя на девушек на ковре, я с ужасом осознавала, что изменилась. И даже не внутренне, а внешне. Я стала чуть выше, а фигура — более женственной. Не думала, что в моем возрасте такое возможно, но факт оставался фактом.

— Лови, Франсин! — крикнула я, кидая по воздуху ярко салатовый диск. Собака побежала, ее уши подпрыгивали так, что, казалось, от их взмахов человека могло бы сбить с ног ударной волной. Франсин красиво подпрыгнула, поймала тарелку и бросилась ко мне. Она уронила диск к моим ногам, вдруг встала на задние лапы и толкнула меня в живот. Я от неожиданности вскрикнула, и вместе с лохматой нарушительницей правил упала в траву. Не могу сказать, что текущее положение дел меня не устраивало. После Бенжамина Картера моим австралийским лучшим другом являлась именно Франсин. Я уставилась в безоблачное небо и загрустила, отчего мигом потянуло на философию.

Собака была моим лучшим слушателем. Ей можно было рассказать что угодно. И так как она не понимала ни русского, ни английского, я говорила с ней на родном языке, и она старательно делала вид, что мои пространные речи интересны. А я изливала на это лохматое чудище свои проблемы и переживания. По-английски я так не умела, а по-русски можно было пообщаться подобным образом разве что с Шоном. Ну, я как бы еще не совсем сошла с ума, да и вообще жить хочу!

Моя ладонь нашарила мяч. И я стала его перекатывать по руке, как это раньше делала в бытность спортсменкой. В память о соревнованиях по гимнастике, конечно.

— Смотри, как я умею, — прошептала я, потрепав собаку по голове, подбросила мяч, и было собиралась поймать, но Франсин рассудила иначе — перехватила его задолго до меня. — Да-да, Франсин, — рассмеялась я. — Ты тоже заслуживаешь олимпийской медали!

Собака вложила мне в руку обслюнявленный предмет. Я скривилась.

— Фу, Франсин, убери, — дернулась я, и та послушалась.

— А ведь понимает, — раздалось сбоку. Я рывком села и уставилась на Шона.

— Собаки умные и добрые. Животные все добрые. В отличие от людей, — сухо сообщила я.

— Ты молода. А раз так, у тебя есть прекрасная возможность изменить мир к лучшему, — издевательски поклонился Шон. — Кстати, пара из вас с собакой мне нравится больше, чем из вас с отцом, — усмехнулся он. А я скрипнула зубами.

— Я не спрашиваю твоего мнения. Это раз. Ее кличка Франсин, это два. В детстве тебе не привили уважение к окружающим? — я прикусила язык, чтобы не сболтнуть еще что-нибудь собственному преподавателю. Этот ведь точно на экзамене отыграется!

— Идем. Не забудь привести себя в порядок, ты выглядишь на редкость… интересно. — И он открыл передо мной заднюю дверь дома.

Я взглянула на себя в зеркало и ужаснулась: собачьи лапы по всей блузке, в волосах трава. Я попыталась привести себя в надлежащий вид, однако у меня ничего не вышло.

— Ты выглядишь как побитая школьница, — сходу сообщил мне Джастин.

— Спасибо, Джас. Ценю твою заботу, — закатила я глаза. Бенжамин просто улыбнулся и вытащил из моих волос пару соломинок. Я опасливо покосилась на Шона… и было чего бояться. Если бы взглядом могли пытать, то быстрой смертью я бы точно не отделалась.

Пышноцветение, повсеместная зелень. Территория университета была на редкость хороша. И хотя серая машина Бенжамина несколько портила картинку, когда ее владелец просто улыбнулся, все встало на свои места. Я ответила ему тем же и поспешила навстречу.

— Прости, пожалуйста, сегодня у меня дела. Доберешься сама?

— Конечно, — улыбнулась я, старательно скрывая разочарование. У меня было чудесное настроение и новости, которыми можно было поделиться, так что компания не помешала бы.

— Я подвезу, — сказал Шон, проходя мимо нас. Я не посмела возразить при Бенжамине, но с большим энтузиазмом прокатилась бы с Константином Граданским. Вспомнив о нем, я вздрогнула.

— Иди, Шон ждать не будет, — улыбнулся Бен.

— Может, я лучше…

— Сомневаюсь, — отозвался Шон, клянусь, то, что он вообще мои слова расслышал — против всех законов природы. Когда я садилась в его машину, чувствовала на себе целый миллион заинтересованных взглядов.

А завидовать, скажу я вам, было совершенно нечему! Разумеется, меня ждал предельно неприятный разговор.

— Милая мачеха, — начал Картер, и я вынуждена была подавить желание выскочить из машины на полном ходу. — Я вот так подумал, Австралия далеко, ты здесь в абсолютной безопасности, и я уже готов кому-нибудь приплатить, чтобы за тобой последили, лишь бы ты не крутилась в опасной близости от моего отца.

— То есть?

— Как тебе Ньюкасл?

— Что?!

— Ты там была?

— Н-нет, я…

— Самое время побывать, ты не находишь?

— Ты не можешь…

— Ты всего лишь девушка. А Алекс всего лишь Алекс. Он не в курсе, что ты творишь, а если узнает, то чуть-чуть пострадает и забудет. Он… хм… — Шон наморщил лоб.

— Бабник, Картер. Это по-русски так называется.

— Именно. А мой отец — доверчивый дурак. И он любит страдать. Так что о тебе каждый погорюет и забудет. Если тебе грустно или одиноко, я найду тебе собаку, и вы отправитесь в Ньюкасл вместе. — Он повернулся и сделал какой-то туманный жест. Почему-то мне представилось, как Шон сидит в своей красивой гостиной и смотрит в глаза собаке, а та забивается в угол, скуля, от одного лишь его взгляда. Примерно так же чувствовала себя и я. Мне хотелось заползти под сиденье машины, чтобы только не видеть этих жестоких глаз!

— А друга мне тоже купишь? — сквозь зубы прошипела я.

— Уверен, что да.

— Уговори Алекса забрать меня назад! — зарычала на него я. — Шон, пожалуйста, тебя он послушает.

И тут он съехал на обочину:

— Твои проблемы меня не касаются. Я помогаю Алексу потому что он попросил. Но он просил сохранить тебе жизнь, а не душевное равновесие. Так что разбирайся с ним сама… мачеха, — выплюнул он.

— Почему ты так уверен, что я сплю с твоим отцом? — не выдержав, огрызнулась я.

Он схватил меня за руку и насильно разжал пальцы, захватывая мизинец.

— Ну давай подумаем. Может быть ты умна? — и зажал мой палец, явно собираясь вести отсчет. — Неа, не очень. Не больше других. Может быть ты из хорошей семьи и интеллигентна? Точно нет, — безымянный отправился вслед за ним, а я скрипнула зубами. — Может быть, с тобой есть о чем поговорить? А на каком вообще языке? — средний. — Может быть, ты веселая и можешь рассмешить кого угодно? Черт возьми, уж это точно не твое! — и он поднял мой сжатый кулак за большой палец, словно обращая на него внимание. — Но да, ты хорошенькая, гимнастка, яркая, рыжая, белокожая, экзотичная европейка. Что еще моему отцу с тобой делать?

— Благотворительность, — прохрипела я.

Шон нахмурился, а я психанула, надеясь, что он хоть по-английски это слово вообще знает. Как бы ни было противно, я рявкнула:

— Mercy!

Картер отреагировал предельно буднично. Словно для него такой вариант неожиданностью не явился.

— Мой отец эгоист. Ублюдок, которому ни до кого, кроме самого себя, дела нет. — И я вспомнила, что Бен рассказывал, будто сын никогда не простит ему затворнического образа жизни после смерти жены…

— Эгоист тут один. Это ты! Ты запрещаешь мне общаться с человеком, до которого тебе нет дела, просто потому что тебе так менее комфортно!

— Нет. Я это делаю, потому что могу. — Вот так. Честно. Откровенно. Предельно цинично.

Нашла коса на камень. Как об стенку горох… Железобетонная пуленепробиваемая стена. Два мира, которые идут совершенно параллельно. Шон не понимает меня, а я — Шона. Но если я хотя бы пыталась понять этого самодура, то он ни единой попытки не сделал. Для этого нужен был мощный заряд электрошокера. Какими представлениями жил этот человек, я так и не поняла.

Мне вдруг вспомнилось, как однажды на заре знакомства Джули вздумала пригласить Шона на день рождения. Ей он нравился. Так вот она месяц вокруг него ходила, боясь открыть рот, а когда набралась смелости, он без эмоций, не поднимая глаз, ответил, что у него дела, развернулся и ушел. Он даже не удивился.

Шон тронул зажигание, а я бессильно откинула голову на подушку. Я ничего не добилась, ничего не доказала, но выходя из машины почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение.

Я знала, что нужно что-то делать, знала, что Шон слов на ветер не бросает, но все мое существо противилось идее остаться одной, как в первые месяцы жизни в Сиднее. Алекс мне звонил все реже, из чего я делала вывод, что сказать ему мне нечего. Да и вообще было бы глупо полагать, что он обо мне еще помнит. Все стирается, все проходит со временем. И я с упрямством мотылька, который мчится на огонь, гордо выпятив грудь, противостояла Шону. Я понимала, что у Бена духу не хватит его осадить. Но, черт, что мне терять-то?