– Отойдите, сюда могут выстрелить.

– Впустите их, позовите их, – кричала Аннунсиата. – Становитесь на колеса, вон там.

Под ее ногами лежали доски, которые удалось снять с моста. И добровольцы, наконец, вошли в крепость, последний, поддерживая раненого, прополз под опускающейся решеткой. Мужчины, крутившие колеса механизма, от возбуждения чуть не обезглавили беднягу. Мятежники стреляли через решетку, и Аннунсиата слышала свист пролетающих пуль, не отдавая себе отчета в том, что это такое: звук скорее напоминал жужжание пчел. Но створки ворот уже сходились, кто-то резко крикнул, кто-то из ее людей выстрелил в сужающуюся щель, кто-то застонал, и ворота закрылись. Сверху из сторожевой башни раздалось еще несколько выстрелов по мятежникам, и наступила тишина – восставшие не решились бесцельно рисковать своей жизнью в темноте.

Рядом с ней стоял испуганный Клемент. Аннунсиата в темноте чувствовала запах его страха.

– Мы все сделали, хозяйка. Почти разобрали мост, – сказал он.

– Кого ранили?

– Тома, хозяйка. По-моему, очень тяжело.

– Здесь есть еще один раненый, – произнес отец Клауд.

...Должно быть, это тот человек, которого ранили, когда ворота уже закрывались...

– И мы потеряли Уиллума, – добавил Клемент.

– Как это произошло? – спросила Аннунсиата. Она почувствовала нестерпимую боль в ладонях и заставила себя разжать пальцы.

– Один из мятежников наткнулся на него, госпожа, – сказал подошедший Гиффорд. – Он выстрелил, уже падая, но я не знаю, достиг ли его выстрел цели.

– Значит, мы потеряли одно ружье, – печально сказал отец Клауд.

Аннунсиата резко повернулась к нему, рассерженная такой черствостью.

– Ваша обязанность – быть с ранеными, святой отец. Ради Бога, Гиффорд, принеси огня.

Уиллум, сын пастуха, которого она сама обучила обязанностям дворецкого, был красивым юношей, с пышной шевелюрой каштановых волос, всегда спадавших ему на глаза, особенно в минуты волнения. Упали ли они ему на глаза, когда его проткнули ножом? Аннунсиата медленно последовала за своими людьми к дому.

Том получил ранение в живот и умер на рассвете. Он был рядом с ней уже больше двадцати лет. Другого мужчину ранили в локоть. Отец Клауд извлек из раны пулю, а Хлорис, Джейн Берч и Аннунсиата перевязали его. Если рана не загноится, он выживет, хотя рука ему больше не понадобится – она потеряла подвижность. Убедившись в том, что все удобно устроились, Аннунсиата пошла в часовню и сидела там одна до самого рассвета, до тех пор, пока не пришел отец Клауд, чтобы начать утреннюю мессу.


После первого дня, проведенного ими в открытом море, ветер разбушевался, а затем поменял направление, и утлую лодчонку погнало на северо-восток, по направлению к Текселю. Рыбаки хорошо знали свое дело и шли впереди ветра, не пытаясь сражаться с ним. Они достигли порта в целости и сохранности, но были от Англии дальше, чем когда-либо. Не оставалось никакой надежды выбраться из этого дикого ветреного места, и им пару дней пришлось провести на берегу. Рыбаки посоветовали нанять лошадей, спуститься вниз по берегу и попытаться найти какой-нибудь большой корабль из Гааги или другого крупного порта.

– Мы вернулись туда, откуда начали! – в отчаянии закричал Карелли.

– Хуже, – мрачно сказал отец Сент-Мор. Его старые кости не радовались предстоящим мытарствам.

– Есть ли надежда, что ветер когда-нибудь успокоится? – спросил Мартин, но рыбаки не могли сказать ничего определенного.

– Ветер всегда переменчив, никто не может точно предсказать погоду.

– А если он стихнет, вы сумеете выйти в море? – спросил Мартин.

Рыбаки кивнули. Они думали, что джентльмен – ярый протестант и рвется в Англию, чтобы присоединиться к принцу Вильгельму. Мартин не собирался разубеждать их. Он на мгновение задумался и сказал:

– Я не вижу смысла в том, чтобы рваться в Гаагу. Мы подождем и выйдем в море, как только ветер стихнет.

Тот же самый ветер, который держал их узниками в Текселе, вызвал необычайной силы приливы на побережье, и огромной волной одного из них был разрушен песчаный берег около Кента, на который вынесло небольшое судно береговой охраны. Несколько кентских рыбаков бросились спасать потерпевших бедствие. Они были до зубов вооружены пистолетами и мечами, поскольку думали найти там католиков, и доставили пассажиров судна к Фивершему, где кто-то узнал в одном из пассажиров короля, который бежал из Уайтхолла в ночь на одиннадцатое, надеясь воссоединиться во Франции с женой и ребенком.

Двумя днями позже Мартина и его компаньонов, четыре дня сражавшихся с северным морем в безуспешных попытках пристать в каком-нибудь порту на восточном побережье Англии, рыбаки бросили в устье Темзы, поскольку эта компания их уже тяготила. Первыми людьми, которых они встретили на берегу, были датские солдаты, которые смотрели на них подозрительно и допрашивали с пристрастием, но вскоре отпустили, потому что любой католик или сторонник короля наверняка выбрал бы для высадки другое, более удобное место, и им показалась вполне правдоподобной история Мартина о желании помочь принцу Вильгельму.

– Ночи очень холодные. Идите в гостиницу, – сказал им капрал. – И мы вместе выпьем за здоровье принца Вильгельма Оранского.

Мартин улыбнулся и поблагодарил его, стараясь, чтобы голос был исполнен искренней благодарности, но сослался на то, что им необходимо найти какой-нибудь транспорт, чтобы добраться до Лондона. Он знал, что Морис и Карелли ни за какие сокровища в мире не будут пить за здоровье Вильгельма. А в таверне в тепле и на ярком свету очень скоро выяснится, кем на самом деле является отец Сент-Мор.

Они нашли лодочника, который согласился доставить их в Лондон, заломив ужасную цену. Прилив через два часа заканчивался, и они не решились искать другую лодку, а наняли этого хапугу и достигли ступеней Уайтхолла вовремя, даже успели позавтракать в кафе. Утренние завсегдатаи говорили только о возвращении короля в Лондон.

– Бедный джентльмен, – произнес кто-то. – Как ужасно видеть, что он столь низко пал.

– Моя жена зарыдала, когда узнала об этом, – сказал другой.

– Вам повезло, джентльмены, что он вернулся, прежде чем бунт и грабеж зашли слишком далеко, – вмешался хозяин кафе. – Говорят, что в некоторых районах страны сжигают дома, а честных людей грабят.

– Вокруг уже слишком много солдат, – подключился кто-то еще. – Когда в стране столько солдат, хорошего не жди.

Все четверо быстро поели и тихо вышли. Мартин сказал:

– Нам надо найти лошадей и добраться до дома. Один Бог знает, что там творится.

Осада длилась девятнадцать дней. У обитателей Морлэнда кончились патроны, и когда осаждавшие атаковали их, пришлось сталкивать нападающих со стен крепости баграми или забрасывать камнями. Количество атакующих явно уменьшилось, и они больше походили на отряд разбойников, чем на регулярную армию. Денби все еще удерживал Йорк, и Морлэнд интересовал его лишь постольку-поскольку, но поместью было тяжело выдерживать натиск фанатиков, которые не могли успокоиться до тех пор, пока не увидят иезуитского священника повешенным, а стены Морлэнда – разрушенными до последнего камня.

В самом Морлэнде Аннунсиата боролась с растущим в людях отчаянием, потому что припасы были на исходе, а новость о том, что король пытался бежать, окончательно выбила их из колеи. Если сам король пытался бежать, то на что надеяться им? Это значило, что принц Вильгельм займет трон, и тогда мятежниками будут они, а не разбойники за крепостной стеной. Делегация слуг пришла к Аннунсиате с просьбой разрешить им сдаться. Она и спорила, и упрашивала их, но они стояли на своем. К тому времени стало известно, что король вернулся в Лондон: это было свежим аргументом в пользу Аннунсиаты.

– Но, госпожа, говорят, что он пленник, – твердили слуги, – а около его кровати стоит охрана из датчан.

– Король открыто слушал мессу, – возразила она. – Узникам это не дозволяется. Кроме того, в любом случае он все еще является королем Англии.

Аннунсиата не смогла убедить их, но они согласились остаться в Морлэнде, больше из любви к ней, нежели к королю, который, как им казалось, предал их. На следующий день мятежники предприняли еще одну атаку, и на сей раз удачную. Трудно было представить, откуда их столько набралось: возможно, их сняли с осады иного замка в другой части страны, а может быть, Денби надоело ждать, когда обитатели Морлэнда сдадутся. Выстрелы были редкими и хаотичными, но слуги перепугались, а дети при каждом выстреле жалобно плакали. В Морлэнде не было никаких средств защиты. Будь у них ружья или мушкеты, они могли бы на что-то надеяться, но сейчас им оставалось только смиренно ждать следующего выстрела, когда кто-то из них упадет простреленным. Слуги ворвались к Аннунсиате с криками:

– Мы должны сдаться, госпожа!

– Все бесполезно, госпожа! Надо сдаваться!

– Именем Бога, мадам! Мы не хотим умирать!

– Нет, – отрезала она.

Раздался грохот, зазвенело битое стекло, земля сотряслась под ее ногами. Враг штурмовал ворота.

– Пожалуйста, мадам, пожалуйста, разрешите нам сдаться, пока нас всех не перебили!

Перед ней стояла безутешно рыдающая Доркас с Клевер и Альеной на руках. Младенцы громко плакали.

– Теперь стреляют с другой стороны! – вскричала Доркас. – Уже разрушили классную комнату.

Теперь все было только делом времени. Казалось, что воля Аннунсиаты парализована, и слуги напрасно взывали к ней. Если бы они ушли и оставили ее в покое! Если бы наступила тишина... Она собрала все свои силы.

– Нет. Никогда. Бог спасет короля.

– Это от вас не зависит, – спокойно произнес стоявший рядом с ней отец Клауд. Ужасный грохот заглушал разговор. – Они снесли сторожевую башню и с минуты на минуту будут во дворе.

– Главная дверь не остановит их, – сказал Клемент. Один из молодых людей закричал:

– Я не собираюсь дожидаться, пока меня убьют! Пойдемте, вывесим на лестнице флаг из окна! Быстрее, а то будет поздно!