– Хватит! Я не настроен шутить. Чего мы должны ждать?

– Об этом я сам себя спрашиваю. Чего ждать? Чего я жду? – признался печально Хуан. Но вдруг, сменив тон на полу-ироничный, полу-веселый, он воскликнул: – О… Вон идет молодая сеньора Д`Отремон. Вчера вечером она не сделала мне чести сесть за стол. Сейчас она, кажется, готова принять нас в своем доме. Какая она красивая, правда, Ноэль?

С открытым от удивления ртом нотариус повернулся и увидел приближающуюся, по-настоящему ослепительную Айме. На ней было узкое платье из красного шелка, достаточно декольтированное, чтобы показать совершенную шею, безупречные руки янтарного цвета. Блестящие черные волосы, собранные с креольским изяществом, ниспадали по спине, черные сверкающие глаза, словно две тропические звезды и приоткрытый рот, свежий, сочный, соблазнительный, с неопределенной улыбкой, как будто она одновременно выделяла мед и яд. Ноэль наблюдал за Хуаном, загоревшая кожа которого побледнела. На миг в его глазах сверкнула молния любви и ненависти, отчаяния и желания, а также слепой и нелепой надежды. Исполненная дурных предчувствий прозвучала просьба старого друга:

– Хуан, Хуан! Тебе немедленно нужно уехать из этого дома!

– Добрый вечер, – поздоровалась Айме, приближаясь к двум мужчинам.

– Добрый вечер, сеньорита, – ответил взволнованный Ноэль.

– Сеньор Ноэль, я уже сеньора, – с мягкой непринужденностью ответила Айме. – Как вы поживаете? Вчера вечером у меня не было возможности поздороваться с вами. Я чувствовала себя не очень хорошо. Вы доехали благополучно?

– Как обычно, не более.

– Вас вызвал мой муж, да? – мужчины молча посмотрели друг на друга: сбитый с толку старый нотариус и Хуан, с горькой циничной усмешкой на губах и хищной застывшей маской любви и боли. Словно приняв неожиданное решение, Ноэль ответил великолепной девушке:

– В действительности я приехал заняться делами Хуана.

– Ах, да? Вызваны им?

– Вызван из-за необходимости уточнить некоторые детали. Добрый Хуан, мой друг и клиент с детских лет, слишком страстный и порывистый. Он дал мне еще дома серию неясных указаний, которых я не понял. Когда он приехал, у него были планы, казавшиеся превосходными. Он хотел поменять шхуну на несколько рыболовных судов, перестроить дом на Утесе Дьявола, привести в порядок бумаги, разумно вложить привезенные деньги. Это превосходные мысли, – и умышленно продолжил: – Было бы преступлением попытаться лишить его этих идей, повести другими путями. Нет, я не преувеличиваю, сеньора Д`Отремон. Было бы просто преступлением. Хуан, я приехал за тобой. твое присутствие необходимо в Сен-Пьере.

– Здесь он тоже нужен, нужен больше, чем где-либо, – уверила Айме. – Ренато на него рассчитывает. Он в серьезных затруднениях из-за слабого характера. Если Хуан займется управлением Кампо Реаль, то будет здесь настоящим хозяином.

– Думаю, единственным настоящим хозяином должен быть сеньор Д`Отремон, – исправил Педро Ноэль. – Хуан слишком независимый, страстный, слишком порывистый, чтобы подчиняться чьим-либо интересам. Для всех будет лучше, если он поедет со мной прямо сейчас.

– Не поеду, Ноэль, не поеду, – отказался Хуан. – Сеньора Д`Отремон сказала очень интересную вещь, и в этом больше правоты, чем она думает. Если я останусь в Кампо Реаль, то буду хозяином. Приятно управлять там, где ты был ниже последнего слуги.

– Вовсе не так приятно вредить тем, кто желает нам добра! – отверг старый нотариус.

– Добро и зло – два неясных понятия. Они меняются в зависимости от того, кто его получает, и кто его делает, – высказался Хуан.

– Черт побери! Хуан, я не знал, что ты философ, – Ренато услышал последние слова Хуана, и приблизился к группе. – Всем добрый день. Я рад видеть тебя с таким хорошим настроением, Айме. Но возвращаясь к твоим словам, Хуан, позволь сказать, что я не согласен с тобой. Добро и зло – вещи конкретные и понятные. Есть только один правильный путь, рано или поздно люди будут сожалеть, что сошли с него. У каждого порядочного человека есть судья в сердце.

– Черт возьми, каждый порядочный человек! А ты знаешь таких?

– Знаю по меньшей мере двух, и они передо мной. Поэтому и хочу, чтобы они помогли мне управлять усадьбой, как маленькой страной. Вам так не кажется, присядем? Выпьем чего-нибудь.

– Мне полбокала, – указала Айме. – Говорю, если позволите остаться на этом собрании кабальеро.

– Конечно, – согласился Ренато. – Я провел ночь и раннее утро с матерью.

– Донья София чувствует себя плохо? – поинтересовался Ноэль.

– Да. К сожалению, каждый день она слабеет и это все усложняет. Мы с матерью обожаем друг друга и, тем не менее, привыкли жить в полном несогласии. Очень редко по счастливой случайности мы соглашаемся в чем-нибудь. Но постепенно мы уступаем друг другу, и заключаем мирный договор.

Он сделал паузу, испив до дна зажигающий кровь напиток, когда взгляды остальных пересеклись. Как под пасмурным небом, обстановка накалялась, сдерживаемые с трудом страсти медленно раздувались неясными порывами бури. Но Ренато продолжал говорить ясным и приветливым голосом кабальеро:

– Ноэль, было бы слишком у вас попросить стать вновь нашим юридическим советником?

– Ну, Ренато, я… Если бы вы поговорили с матерью начистоту, то знаете…

– Моя мать согласна. Она согласна и этим порадовала меня. Хуан уже согласился. Не думаю, Хуан, что ты снова откажешься. Я много говорил о тебе с матерью.

– Пользуясь преждевременно правами советника, даже при Хуане откровенно скажу, что мне это не кажется удачным. Хуан действительно собирается изменить жизнь, у него есть другие планы, которые лучше сочетаются с его нравом. Я займусь их осуществлением. Мы приведем в порядок бумаги, построим настоящий дом на Мысе Дьявола. Уверен, что с небольшими деньгами можно все это уладить. Ты не говорил Ренато о своем плане по поводу рыболовной артели? Дело может сложиться очень удачно в руках Хуана.

– Таким удачным, что мы можем сделать его великим, Ноэль, – уверил Ренато. – Берега Кампо Реаль на острове самые богатые рыбой. Как только уладим дела с плантациями, можем попробовать.

Ренато продолжал говорить, но Хуан едва слышал его слова. Он подошел к перилам, выходящим в сад, а Айме мягко встала и пошла за ним.

Ноэль посмотрел на Ренато, который наблюдал за двумя у перил. Но ни один мускул не дрогнул на изящном и невозмутимом лице, в глаза ничего не отразилось. Рука вновь протянулась наполнить бокал, а затем он поднес его к губам, медленно смакуя.

– Я бы хотел поговорить наедине, Ренато.

– Мы почти наедине, Ноэль.

– Да, но не здесь. Я хочу поговорить совершенно спокойно и свободно в твоем кабинете.

– Для чего? Чтобы вы посоветовали не оставлять Хуана в этом доме? Бесполезно. Возможно, я никогда не должен был приводить его сюда. В действительности, я никогда его не привозил, он приехал сам, словно его подтолкнула судьба, и он остается. Он остается, потому что это мое самое горячее желание. Я стремился к тому, чтобы он остался!


– Хуан, ты слышишь? Хуан!

Напрасно прозвучал страстный голос Айме. Хуан не ответил, не повернув даже головы. Только челюсти сильнее сжались, судорожно напряглись руки, опершиеся о перила, и выражение в глазах, устремленных на открытый пейзаж и не видящих его, стало более напряженным. Айме сделала еще шаг, безразличная к глазам, следящим за каждым ее движением. Одновременно тревога, боязнь и надежда до краев переполнили чашу ее мрачных переживаний.

– Хуан, что ты решил о наших жизнях?

– О твоей жизни? – ответил Хуан приглушенно, но презрительно и режуще. – Ничего. Ты сама решила, сама выбрала путь, обозначила цель, которой хотела достичь и которой уже достигла. Ты на ней, на вершине. Все, что охватывает твой взгляд, принадлежит тебе. Справедливо, что ты платишь за это ценой своего тела, не говоря о цене души, поскольку не думаю, что она у тебя есть.

– Ты единственный, кто не имеет права сомневаться в этом. Не прячь глаза, посмотри мне в лицо, чтобы сказать об этом.

– Не собираюсь я снова смотреть в твое лицо! – извергнул Хуан и удалился.

– Хуан! – позвала Айме, и повысив голос, повторила: – Хуан!

– Что происходит? – спросил Ренато, приближаясь к жене.

– О, ничего! – попыталась притвориться Айме, делая огромное усилие. – Хуан кажется совсем глухим. Я спросила кое-что… о погоде. Полагаю, для мореплавателя это не трудно.

Раскат грома и порыв ураганного ветра прервал бессодержательные слова Айме, и Ренато холодно заметил:

– Думаю, никому не трудно предсказать приближающуюся плохую погоду.

– Нет, конечно. Я такая глупая, да? Да благословен Бог! Льет как из ведра, и этот Хуан. – Она протянула руку, не зная, что делать и как сказать, в полном замешательстве показывая на человека, который шел твердо и беззаботно, равнодушный к ветру и буре, уже обрушивавшейся на долину, которая еще больше приблизила сумерки. – Ты видел более странного человека, Ренато? Мы говорили о плохой погоде, думаю, твой управляющий не безумный. Было бы жаль, если бы он им оказался. Я подошла к нему, чтобы поговорить. Твой Хуан Дьявол такой приятный! Какой интересный и приятный!

– Могу ли я узнать, достаточно ли ты поговорила с Хуаном, чтобы изменить свое мнение?

Айме повернулась, тряхнула головой, как будто чтобы проснуться и вернуться к реальности. Она смотрела в глаза мужа, пристально всматривавшегося в ее лицо, словно тот хотел угадать, что происходит в ее душе, и залепетала:

– Ну, прямо сейчас. Мы были здесь, разговаривали и смотрели на облака.

– Мне показалось, что говорила только ты. Я не видел, чтобы он повернул голову и взглянул на тебя.

– Черт побери, не думала, что ты обращал столько внимания. По-видимому, ты следил за всеми малейшими движениями.

– Я не следил, а смотрел на тебя, как всегда, когда ты в пределах моего взгляда. Я мужчина, который тебя любит, Айме.