Тишина, казалась более огромной, чем дом. Вивиан пыталась что-то сказать, но невозможно было разобрать слов; наконец она выговорила каким-то странно безжизненным голосом:

— Знаешь… мне пришлось отравить его.

— Отравить его? — в ужасе повторила вслед за ней Шелби.

— Да. Я подсыпала ему в картофель крысиный яд.

— Вив… Ты хочешь сказать, что убила его?

— Я не могла иначе.

Она повернулась на другой бок и зарылась головой в подушку, наслаждаясь чудесной свежестью простыни. Как могла Шелби когда-либо понять то, что происходило в доме Кроллов?

—Я не могла иначе.

Глава пятнадцатая

— Просто не верится, что эти праздники, наконец закончились, — заметил граф Сандхэрстский, проходя в свою гардеробную, чтобы переодеться в угольно-серый смокинг, который Мэнипенни уже держал для него.

— Ты не согласен, старина? Все эти семейные обеды вкупе с нескончаемой чередой рождественских обрядов становятся невыносимо утомительными.

Он подождал, пока слуга смахнет крохотные, невидимые глазу пушинки у него со спины маленькой серебряной щеточкой.

— Должен признаться, мои будущие тесть и теща еще более докучливые, чем мои собственные родители. Разумеется, только из-за того, что скоро свадьба, я вытерпел все эти бесконечные рождественские торжества… — Он внезапно оборвал себя, уловив, как Мэнипенни чуть заметно приподнял брови. — В чем дело?

— Не понимаю, о чем вы говорите, милорд.

— Ты приподнял брови. Не вздумай отрицать это, я привык уже подмечать мельчайшие оттенки твоего поведения.

— Рад слышать это, милорд.

Скулы его напряглись.

— Мэнипенни, отвечай мне!

— Я осмелился предположить, что вас, может быть, так раздражали эти рождественские праздники из-за того общества, в котором вы проводили их. Мне кажется, в целом свете есть только один человек, с которым вам захотелось бы распевать рождественские гимны, и пить глинтвейн, и кушать сливовый пудинг, и украшать весь дом сосновыми ветками… и все это не показалось бы вам ни в малейшей степени утомительным …

Джеф закрыл глаза, преодолевая боль. Иногда он начинал сомневаться, не слишком ли глубоко ранено его сердце, так как воспоминания о Шелби пронзали его, точно кинжал. Но он уже научился справляться с этим. Он сжал зубы, вздохнул поглубже, потом открыл глаза… и увидел газету, лежавшую на его туалетном столике. Она была развернута на статье с броским заголовком: «ШОУ ДИКИЙ ЗАПАД НАЧИНАЕТ СЕГОДНЯ СВОИ ГАСТРОЛИ В ЭРЛС-КОРТЕ».

— Что с вами, милорд? Вам нехорошо?

Схватив газету, он бросил ее в корзинку для мусора.

— Мэнипенни, не думаешь ли ты, что эти твои не слишком тонкие намеки заставят меня разорвать все обещания и броситься сломя голову в Вайоминг? Тебе пора бы уже смотреть на вещи реально — я ведь смотрю.

— Прошу прощения, сэр, если я вас обидел. Мне просто пришло в голову, что вы, возможно, захотите посетить Эрлс-Корт, чтобы еще разок хоть ненадолго очутиться в этом другом мире.

— К твоему сведению, я уже несколько недель назад знал о том, что Коди и его труппа «Дикий Запад» возвращается в Лондон. Ты сильно недооцениваешь мою наблюдательность, весь город заклеен афишами. — Тон его стал холодным. — Я ухожу. Где мой зонт?

— Вот он, милорд.

Мэнипенни смотрел, как его хозяин широкими шагами выходит из гардеробной: широкоплечий, гибкий и подчеркнуто элегантный в своем великолепно сшитом, изящном костюме. У старого слуги просто сердце сжималось при одном взгляде на него.

— Ах да, кстати…

Проходя через просторную спальню, Джеф на полпути обернулся к двери:

— Я уезжаю в Глостершир сегодня вечером и, думаю, приглашу Чарльза и леди Клементину ехать со мной. Лондон невыносимо скучен. Тебе придется уложить наши вещи, Мэнипенни.

* * *

— Слава Богу, мама не знает, как мы живем, — усмехнувшись, заметила Шелби, обращаясь к Вивиан. — Я, конечно же, и сама не знала. Если бы полковник Коди сказал мне, что нам придется жить зимой в палатке, не уверена, согласилась бы я поехать.

— По крайней мере, полы тут деревянные и есть печка, так что мы не замерзнем.

— Да, и тут хватит места для нас обеих, — согласилась Шелби. Она сидела на краешке своей кровати, в теплом свитере и в пальто, потягивая обжигающе горячий чай.

— Нам еще повезло, что нас поселили в собственной палатке Анни Оукли. Большинство других гораздо меньше. — Она вздохнула: — Счастье еще, что мне пока не надо выступать.

— Ты права.

— Ты можешь вспомнить еще о чем-нибудь, за что мы должны быть благодарны?

—Да.

Зубы у Вивиан стучали. Им досаждал даже не столько холод, сколько пронизывающая сырость лондонской зимы.

— Я благодарна, что мы уже больше не на море. Никогда в жизни я не чувствовала себя хуже. И… — Она искоса взглянула на подругу. — Больше всего я благодарна Богу за то, что мне не нужно больше жить с Бартом Кроллом. Это просто рай по сравнению с той жизнью.

— Ш-ш-ш! — остановила ее Шелби. — Ты не должна даже произносить этого имени, Вив. Если кто-нибудь узнает… То есть я-то тебя прекрасно понимаю, но вот полицейские — не думаю.

Вивиан опустила глаза, глядя на свои бледные руки. С того дня она не надевала больше обручальное кольцо. В тот миг, когда он переступил через тельце Вилли и направился к сараю, Вивиан рванула кольцо с руки с такой силой, что ободрала палец до крови. Потом она стала искать крысиный яд.

Шелби знала теперь все. Во время долгого морского путешествия Вивиан почти все время была больна, и Шелби оставалась около нее в их крохотной каюте. Там-то, в полубреду, мучимая ночными кошмарами, Вивиан поведала ей о том, что прятала глубоко в тайниках своей души. Она показала Шелби шрамы — навсегда оставшийся у нее на спине рубец от ремня Барта и след от ожога, когда он приложил к ее бедру горящую сигарету. Однако Шелби давно уже стало ясно, что чистая душа Вивиан ранена гораздо более серьезно, чем тело.

— Если бы ты только рассказала нам с Джефом обо всех этих ужасах, — шептала она, смахивая слезы и прикладывая прохладное полотенце ко лбу своей подруги. — Мы бы нашли возможность спасти тебя!

Шелби, может быть, и не могла спасти ее в Вайоминге, зато была полна решимости, защитить ее теперь.

— Ты заметила, что флаги на арене приспущены до середины мачты? — спросила Вивиан.

— Да! Бедный полковник Коди страшно переживает из-за кончины Нейта Салсбери, — отозвалась Шелби. — Сперва, его зять, и вот теперь — компаньон умирает в сочельник. Я знала, что он не отменит представления, но слышала от дяди Бена, что кавалерийское знамя будет окутано крепом.

— Ты хочешь посмотреть спектакль сегодня вечером?

— Нет, не очень. Я, пожалуй, подожду, пока погода улучшится. А ты?

Ей тут же пришла в голову новая мысль.

— И так как я, само собой, не могу тренироваться, пока идет спектакль, почему бы нам с тобой не пойти и не осмотреть Лондон? Дядя Бен ведет себя прямо как надсмотрщик на плантации, с тех пор как мы поселились в Эрлс-Корте. Неужели мы не заслуживаем отдыха хоть на один вечер?

Вивиан просияла.

— А куда мы пойдем?

— Сказать по правде, мне до смерти хотелось бы сходить в Британский музей, но, наверное, в Мейфере [9]а нам будет веселее. Я немного знаю город еще с того раза, когда мы ездили сюда с колледжем, так что могу отвести тебя в кондитерскую Фортнема и Мейсона, и мы купим там крекеры, варенье и чай для нашего скромного жилища, а потом зайдем в книжный магазин Хатчарда — он рядом. А после… мы, может быть, пойдем в Харродс. Это шикарный магазин, и при нем есть ресторан «Флораль-Холл», так что мы сможем там чудесно подкрепиться. — Шелби, говоря это, улыбалась все шире. — Ну, что ты на это скажешь, Вив? Давай-ка поскорее выберемся из этого ужасного местечка, пока поток грязи не затек внутрь и не унес нас с собой!

Эрлс-Корт находился на пересечении крупных железнодорожных путей в Вест-Энде. Он охватывал двадцать три акра садов, кортов и выставочных залов. Шоу «Дикий Запад» выступало здесь в течение пятнадцати лет, так что для постоянных артистов труппы это место было уже как дом родной. У них были тут конюшни, кораль и трибуны, на которых могло поместиться двадцать тысяч зрителей. Их лагерь, в котором жили теперь Шелби, и Вивиан, и Бен, располагался в небольшой рощице, и жизнь в нем так и кипела.

Вивиан никак не могла привыкнуть к индейцам, которые шествовали мимо нее в полном снаряжении, вплоть до перьев, украшавших их длинные черные волосы, а иногда и с боевой раскраской на лицах. Тут было и бесчисленное множество других, столь же экзотических исполнителей со всех уголков света. Шелби постоянно напоминала подруге, чтобы она не боялась иностранцев только потому, что кожа у них не белая.

Сегодня, несмотря на моросящий дождь, настроение в лагере было праздничное. Когда девушки направлялись к Вест-Кромвельроуд, все, кто попадался им навстречу, были уже одеты для спектакля, с волнением предвкушая новое выступление труппы на английской земле.

— Желаю удачи! — повторяла Шелби снова и снова, и Вивиан тоже старалась приветливо улыбаться, хотя и собиралась предостеречь Шелби, чтобы та не любезничала так, особенно с одним устрашающего вида темнокожим индейцем Сиу.

Однако стоило им сесть в кеб, как Вивиан начисто забыла обо всем. Напротив, когда они катили по запруженным народом туманным улицам, она беспрестанно указывала на все здания и парки, мимо которых они проезжали.

— Что это? — стало ее припевом, и их возница, Найджел, рад был послужить им экскурсоводом.

Они проехали мимо Кенсингтонского дворца и мимо дворцового сада, примыкающего к знаменитому Гайд-Парку. Тут вдруг Найджел воскликнул:

— Смотрите, это вход в Роттен Роу, — указывая на арку слева от них. — Это место, куда ежедневно, и утром, и вечером, все франты выезжают прокатиться верхом на своих великолепных скакунах! Большинству их них, не помешало бы малость потрудиться, вот что я скажу!