Синтия Райт - Дикий цветок

Эту книгу я посвящаю моему отцу и задушевному другу — Юджину Фрэнку Чайльду, умершему 12 апреля 1993 года.

Ни одна дочь не могла бы мечтать о таком любящем, чудесном отце!

Мне очень его недостает, но для меня он жив, он продолжает жить в моей душе.

И неизменно — Джиму, чья верная любовь одухотворяет каждого из героев моих книг, каждое романтическое влечение, созданное моим воображением.

Дэдвуд, Южная Дакота

Март 1902 года,

— Что это, черт побери, ты на себя нацепила? — воскликнул Бенджамин Эйвери, заглянув в просторную спальню племянницы.

Шелби Мэттьюз мгновенно обернулась, ее шаловливое личико так и сияло задором. Через пару часов они с дядюшкой отправятся в Коди, в штат Вайоминг, где они вместе с Тайтесом Пимом, старым слугой их семьи, займутся делами, и будут вести все хозяйство на новом ранчо ее отца.

— Папочка и мама ждут меня за столом к завтраку, и я просто не могу удержаться от искушения устроить им такой торжественный выход, какой они долго не смогут забыть!

Рыжеволосый дядюшка Бен ласково покачал головой:

— Прямо не верится, что ты училась в одном из лучших восточных колледжей, Шел!

Потянувшись за парой белых меховых штанов из тех, что носят ковбои, но едва ли приличествующих молодой девушке, — она широко улыбнулась ему и махнула рукой на прощание; он уже выходил из комнаты, собираясь принять ванну.

— Поспеши, дядя Бен! Мне так не терпится отправиться в путь!

Мебель в ее спальне, из лучших, самых дорогих сортов клена, сияла в солнечном свете, потоком струившемся сквозь драгоценные оконные витражи. За окном щебетала, заливалась синичка: «Тинь-тинь, тинь-тинь», так что Шелби не выдержала и выглянула; внизу перед ее глазами расстилался шумный, суматошный город, в котором четверть века назад ее родители встретили и полюбили друг друга.

Первые поселенцы раскинули свои палатки в Дэдвуде в 1876 году; с самого начала это был необычный город — напористый, необузданный, пробивавший себе путь сквозь узкое, глубокое ущелье, над которым, точно венчая его, вздымались белые скалы. Как и большинство городков золотоискателей, он рос быстро, пополняясь лавочниками-китайцами, картежниками, рудокопами, спекулянтами, проститутками и всякого рода искателями приключений. Позднее, в тот год, когда индейцы Лакота подписали документ, отказываясь от своих прав на Черные горы, там был основан Дэдвуд.

Вначале, когда город еще только начинал застраиваться, а родители Шелби — Дэниэл Фокс Мэттьюз и Маделейн Эйвери — полюбили друг друга и поженились, они жили в собственноручно построенном бревенчатом доме, примостившемся высоко, на одном из отвесных склонов Дэдвудского ущелья. Другие члены семьи, бывшие их ближайшими соседями, открыли вместе с Фоксом лесопилку. Он пообещал, что придет день и он построит для своей выросшей в Филадельфии молодой жены великолепный дом с каменной башней, музыкальным салоном и широким парадным съездом, выходящим на этот шумный, необузданный город, который они оба любили.

Фокс был не из тех, кто бросает слова на ветер, и он сдержал обещание. Их особняк в стиле королевы Анны [1] был украшением Дэдвуда, доказательством того, что в городе имеется избранное, высшее общество. Дом был достаточно велик для того, чтобы вместить в себя всех домочадцев: их трехлетнего сынишку Байрона, новорожденную Шелби, отца Мэдди — Стивена, ее бабушку Сьюзен и маленького братишку Бена. Даже для матери Фокса, Энни Санди, вдовы, которая неожиданно на склоне лет, вышла потом замуж за Стивена Эйвери, нашлось местечко в этом просторном доме. За два прошедших с той поры десятилетия их семья еще больше увеличилась. Даже такие печальные события, как кончина в возрасте девяноста шести лет бабушки Сьюзен и смерть Стивена в начале нового века, только укрепили связывавшие их узы безграничной любви.

Сбоку, со стороны лестницы для прислуги, находившейся рядом со спальней Шелби, донесся голос:

— Дорогая, твой завтрак стынет…

— Одну минутку, мама, я… я… смотрю, что бы мне еще уложить!

— А нельзя это сделать, после того как ты поешь?

— Мне просто кусок не полезет в горло, пока я не закончу, но я обещаю поторопиться. Вы с папой начинайте без меня!

Мэдди внизу вздохнула и вернулась в столовую, с ее великолепными панелями красного дерева, люстрой из переливчатого молочного хрусталя и бесценной полированной чиппендейловской мебелью [2], приобретенной еще ее прадедом, капитаном дальнего плавания и сенатором Соединенных Штатов. Подбородок ее дрожал.

Безошибочное чутье побудило Фокса оторвать глаза от газеты.

— Мэдди?

— Иногда я думаю, что перестаралась, воспитывая Шелби гораздо свободнее, чем воспитывали меня. Мне не хотелось, чтобы она чувствовала себя связанной множеством нелепых правил, особенно с тех пор, как мы живем в Дэдвуде, а не в Филадельфии… но кто же мог подумать, что она вырастет и станет больше похожей на сынишку, чем на дочь?

— Ты ведь не думаешь так, на самом деле, дорогая! Взгляд его ласково скользнул по ее тонкому, прелестному лицу, по рыжим, цвета темного меда, высоко обвивавшим голову косам.

— Тебе грустно, потому что Шелби уезжает, и тебе будет недоставать ее.

— Дело не только в этом, — попыталась объяснить она. — Это все ее увлечение Коди и этим ранчо. Господь свидетель, я хотела, чтобы Шелби чувствовала себя свободной, но я от всей души надеялась, что годы, проведенные в колледже Смита, сделают ее хоть чуть-чуть более женственной…

— Твоя дочь — очаровательная девушка, но тебе придется согласиться, что и она, и Байрон будут сами выбирать свой путь в жизни.

Мэдди опять вздохнула. Она была так счастлива все двадцать лет своей замужней жизни… пока дети не выросли. Да и какая мать не лелеет мечты о будущем своих детей, особенно таких талантливых, как у нее, Мэдди? Байрон так похож на отца, и она искренне надеялась, что он будет помогать ему на их лесопильном заводе и женится на Эбигейл Форрест, которая — Мэдди была уверена — была бы для него прекрасной женой. Но Байрон после окончания Йельского университета объявил, что хочет быть художником и собирается поселиться в Париже! Последние два года Мэдди болезненно переживала свою разлуку с сыном и крушение собственных надежд.

Шелби была упрямой, удивительно умной и необыкновенно бесстрашной с самого рождения. Мэдди редко могла противиться своей своенравной дочери; обычно она, как и все остальные в Дэдвуде, подпадала под ее обаяние. К тому же все, казалось, были убеждены, что Шелби «перерастет» это.

— Ты вот все предаешься печальным размышлениям, — заметил Фокс, прерывая мысли жены. — А почему бы вместо этого не подумать, как хорошо нам с тобой будет вдвоем?

В эту минуту Энни Санди прошла через кухню в столовую, возвращаясь из сада.

— Вот и правильно, мальчик! А я-то уж не стану вертеться у вас под ногами. Буду себе посиживать в своем флигельке, варить варенье да вязать потихоньку. Дэниэл будет полностью в твоем распоряжении!

Энни постарела за эти годы, ее каштановые волосы поседели. Хотя осанка ее не была уже столь величественной, как прежде, спина чуть согнулась, а солнце и ветры избороздили морщинами ее красивое лицо, Энни Санди Мэттьюз Эйвери по-прежнему занимала заметное место в доме. Ничто не могло укрыться от ее острого взгляда.

Но Мэдди, казалось, их не слышала.

— Как глупо было с моей стороны надеяться, что годы или пребывание в колледже изменят Шелби, сделают ее изящной, воспитанной девушкой. Напротив, теперь, в двадцать один год, она кажется еще более упрямой, чем прежде.

По щеке ее скатилась слеза, и она дотронулась до руки Фокса:

— Как ты мог согласиться отпустить нашу дочурку в такую даль, где за ней и присмотреть будет некому, кроме пары старых холостяков?

— Послушай, подожди минутку… — попытался возразить он.

— У меня, вообще-то, тоже есть кое-какие сомнения, — пробормотала Энни Санди, кивком поблагодарив служанку, которая принесла ей чай. — Эта новая выдумка Шелби еще более неожиданная, чем все предыдущие, она просто выходит за всякие рамки! Как там называется этот Богом забытый городишко, куда она собралась ехать? Глухоманск?

— Мам, ты же знаешь, что это Коди, в Вайоминге! Эти твои шуточки, что у тебя якобы память сдает, не пройдут, так что и не пытайся!

Покончив с яичницей и оладьями, Фокс вытер губы льняной салфеткой и откинулся на спинку стула.

— Мы уже тысячу раз говорили об этом! Вы обе тогда обедали с полковником Коди в этой самой гостиной, и мы вместе обсуждали, не купить ли нам ранчо рядом с его новым городом. Мэдди, ты ведь прямо загорелась тогда! Дэдвуд уже приобщается к цивилизации, а такие городки, как Коди, — это истинный, первозданный Запад! Земли, которые мы купили, сказочно прекрасны и плодородны, а Тайтес с Беном провели там полгода, наблюдая за строительством дома и хозяйственных построек. Я сам не могу там жить и вести все хозяйство, но Шелби как нельзя лучше подходит для этого, навится тебе это или нет. Она умеет скакать верхом, укрощать лошадей, стрелять из пистолета не хуже любого мужчины, и, что самое главное, она разбирается в математике и отлично умеет считать. Вы обе знаете, что Шелби будет в тысячу раз счастливее, если уедет из Дэдвуда. Она просто не рождена для того, чтобы быть дочерью самого богатого человека в городе. Мэдди печально кивнула:

— Так же как Байрон не рожден для того, чтобы работать с тобой на лесопилке.

— Совершенно верно!

Он ласково погладил ее по щеке:

— Нравится тебе это или нет, но мы воспитывали наших детей так, что у них есть собственные мысли, планы на жизнь и мечты.