Шелби смутно, почти не сознавая, удивилась его силе; он наклонился и, как пушинку, вскинул ее на спину своего жеребца. Теперь, зажатая в кольцо его крепких, точно стальных, рук, она была вынуждена посмотреть ему в глаза — но это не принесло ей успокоения.

— Ну что вы, Джеф, вам вовсе не из-за чего так сердиться. Я же не маленькая, в конце концов, и нечего меня держать взаперти только из-за того, что я женщина…

— Молчите, — оборвал он ее.

Спустив заснеженный шерстяной шарф, прикрывавший его рот, он пристально, жестко смотрел на Шелби — лицо обожжено ветром, брови заиндевели, покрылись ледяной коркой.

— У меня просто нет слов, чтобы выразить мою ярость! Сначала вы теряете свое ранчо, теперь едва не потеряли и свою жизнь! Вы избалованная, капризная…

Глаза Шелби вспыхнули, она всхлипнула и задохнулась.

— Послушайте, это все-таки и мое ранчо тоже, и я имею право защищать мою землю и мой скот! Вы не смеете указывать мне, что я должна делать и по-всякому обзывать меня!

— Я не стану пререкаться с вами сейчас, когда оба мы рискуем вот-вот замерзнуть до смерти. У вас уже лицо начинает синеть!

Гнев его был порожден чувствами, которые испугали их обоих. Потянув Бродяжку за вожжи, он подвел ее вплотную к Чарли и буквально столкнул Шелби в седло.

— Отправляйтесь домой!

— Но дерево… — упрямо пыталась возразить она, — ограждение…

Джеф не слушал. Он шлепнул лошадку сзади по спине, и та тихонько затрусила на север, туда, где цепочкой брели коровы, направлявшиеся в укрытие.

Глава седьмая

Майское утро искрилось и блистало. Чистейшее голубое небо раскинулось над головой, луга и горы были простеганы белизной, а солнце струило вниз свои лучи, усевая снега бриллиантами и одновременно растапливая их.

День мог бы быть восхитительным, если бы не напряженность между Джефом и Шелби. Объявив, что все они заслужили хороший отдых, пока снег не растает, англичанин провел этот день, ухаживая за дремлющим Мэнипенни и читая «Джуда Незаметного» Томаса Харди, сидя у огня. Всякий раз как он встречался глазами с Шелби, между ними точно вспыхивали искры, все ярче с каждым часом их напряженного, враждебного молчания.

— Почему у вас такой обиженный вид? — поинтересовался Мэнипенни у своего хозяина, когда ел свой ленч — булочку с маслом и сваренное всмятку яйцо.

Чувствуя себя немного глупо, Джеф рассказал ему кое-что, в особенности упирая на нежелание Шелби слушаться и ее отказ выполнять его распоряжения.

— Она могла заблудиться и замерзнуть насмерть! — Затем, чтобы уже окончательно доказать, что она, по всей вероятности, не в своем уме, Джеф добавил: — И хотя я терпеть не могу сплетничать, мне кажется, тебе следует знать, что она осмеливалась называть тебя…

Он остановился, по-видимому устрашенный до такой степени, что едва мог заставить себя повторить это слово.

— …называть тебя — Перси! Думаю, мне не нужно говорить тебе, мой дорогой Мэнипенни, как глубоко меня потрясло, когда я впервые услышал это от нее! Я начинаю думать, в свете ее обычного легкомысленного и безрассудного поведения…

— Я хочу, чтобы мисс Мэттьюз звала меня по имени, — прервал его старый слуга. — Она чрезвычайно мне симпатична, и я не намерен придерживаться каких-либо церемоний, когда мы вдвоем. И хотя мне не хотелось бы вмешиваться — жар развязал мне язык, а потому я позволю себе заметить, что вы больше сердитесь на мисс Мэттьюз из-за того, что она не послушалась вас, чем из-за того, что она подвергала опасности собственную жизнь. Случалось ли такое до сих пор, чтобы кто-либо не повиновался вам, милорд?

Лицо Джефа потемнело от возмущения.

— Ну, знаешь, старик… ты никогда не позволял мне называть тебя Перси!

— Это верно, — спокойно согласился Мэнипенни, — и я пока не собираюсь менять этот порядок, разве что вы предложили бы мне называть вас… — Он кашлянул и пробормотал с явным неудовольствием: — …Джеф. А теперь, милорд, боюсь, я устал. Если позволите, я подремлю немного.

Джеф, ошеломленный их разговором, убрал тарелки и оставил старика, как тот просил. Кто знает, быть может, жизнь в Лондоне была не так уж плоха? Там, по крайне мере, Джеф знал, кто он есть и чего ему ждать от окружающих. Если уж такой человек, как Мэнипенни, мог выкинуть подобное, каких тогда еще неприятных сюрпризов ему ожидать от Вайоминга?

К тому времени, когда он заварил настоящий хороший чай — американцы, кажется, были начисто лишены этой способности, — Джеф пришел к выводу, что Шелби и никто иной, виновата в том, что все у них идет наперекосяк. Она слишком взбалмошна, упряма и самоуверенна для женщины. Это все путает и создает невообразимый хаос.

И где она, кстати?

Не так давно, когда все они сидели за ленчем, Шелби пробормотала что-то насчет того, что она пойдет доить коров. Ей бы следовало уже давно вернуться. Так что, выпив чашку чая, Джеф накинул полотенце на чайник, натянул сапоги и вышел из дома.

Было так тепло, что он мог идти без пальто, и, хотя солнце сияло, везде была грязь и слякоть. Пока снег не растает и земля не подсохнет, нечего было особенно делать на улице. Тем не менее, двое парней отправились чинить ограждение, а Марш выносил сено для скота.

— Ты видел мисс Мэттьюз? — спросил у него Джеф, подходя к большому коралю.

— Ага.

Шляпа Марша была низко надвинута на глаза, а щека оттопыривалась от табака; он махнул рукой куда-то на юг.

— У нас, оказывается, пропало восемь коров?

— Ага.

Марш сплюнул табачную жвачку, потом, проявив необычайную словоохотливость, добавил:

— Через ограду, наверное.

— Как ты думаешь, может, мисс Мэттьюз поехала искать их?

Такая длинная речь, очевидно, совсем измучила ковбоя, потому что на этот раз он только кивнул и вернулся к своим делам. Джеф заглянул в конюшню и поболтал с Чарли, который явно не изъявлял ни малейшего желания, мчаться черт знает куда, по колено в грязи и в подтаявшем, раскисшем снегу — ему еще дорога была его прекрасная гнедая шкура. Договорившись с ним на этот счет, англичанин вернулся в дом и решил посвятить остаток дня знакомству с бухгалтерскими счетами. Шелби наверняка убила бы его на месте, если б узнала, но ведь она пропадает где-то, сует свой нос куда не следует, а он все-таки владеет половиной ранчо — разве не так? Он устал дожидаться, пока она объяснит ему, что к чему.

К своему огорчению, Джеф обнаружил, что у них целая куча просроченных счетов в городе: они задолжали «Коди трэйдинг компани», платной конюшне, складу сельскохозяйственного инвентаря и скотному рынку. Аккуратно сложив счета, он убрал их в карман и привел все на столе Шелби в прежний вид.

Когда она вошла, раскрасневшаяся от ветра, забрызганная грязью, Джефа словно толкнуло что-то. Он, с одной стороны, был зол, что она уходила куда-то, даже и не подумав предупредить его, а с другой, как мужчина, не мог не откликнуться на силу ее сияющей красоты. Она стянула перчатки и небрежно, не задумываясь, сдернула с волос ленту, и все же Джефу казалось, что где-то в глубине души она знала, как она неотразима, когда встряхнула кудрями и выпрямилась, готовая схватиться с ним.

— Я хочу поговорить с вами о пропавших коровах, — объявила Шелби; двигаясь грациозно, изящно, она прошла через комнату и придвинула стул к Джефу.

— Очень рад, — ответил он сухо.

— Так вот, вы… наш компаньон.

Ее голубовато-серые глаза сузились, она на секунду сжала руки и неожиданно выпалила:

— Однако вам, кажется, на это наплевать! Мне бы не хотелось, чтобы мной кто-то командовал, сэр, особенно человек, который разгуливает тут, корча из себя аристократа!

— Прощу прощения! — Желваки на его скулах напряглись. — Я уже просил вас не касаться моего прошлого, и я делаю все, что в моих силах, и работаю наравне с другими мужчинами.

Шелби пренебрежительно отмахнулась.

— Значит, у вас просто такой вид: наверное, это врожденное, так же как скошенные подбородки, которые — увы! — так характерны для англичан. — Она с удовольствием заметила искры, вспыхнувшие в его глазах. — Как бы там ни было, я хочу сказать вот о чем: я приехала в Вайоминг, потому что хотела жить самостоятельно, своим умом. Именно поэтому отец поручил мне управлять этим ранчо. Я бы просто умерла, если бы осталась в Дэдвуде, где я была всего лишь дочерью богатого человека, и я так же не была бы счастлива, если бы осталась после окончания колледжа в Новой Англии [7]. Мне нравится быть свободной.

Шелби помолчала. Оба они сидели теперь, пригнувшись вперед; взгляды их скрестились в ожесточенной схватке упорства и воли.

— И я не желаю, чтобы вы мной командовали.

— Даже когда речь идет о жизни и смерти?

— Не думаю, чтобы подобные обстоятельства могли возникнуть.

Она встряхнула волосами, откинулась на спинку стула и постаралась принять спокойный, самоуверенный вид.

— Так вот, что касается коров. У меня есть основания думать, что Барт Кролл, владелец соседнего ранчо к югу от нас, присвоил их. Это сломанное заграждение примыкает к его землям, а он, насколько я слышала, из тех, кому ничего не стоит подхватить, что плохо лежит.

Джеф растерялся:

— Ради всего святого, почему вы всегда воображаете самое худшее?

— Перестаньте ругать меня! — Ладно, ладно, извините.

Он поднял руки, сдаваясь, но в голосе его продолжали звучать покровительственные нотки.

— Знаете что, завтра утром я загляну к мистеру Кроллу на ранчо и немного побеседую с ним.

— С самого утра? Мы больше не можем попусту терять время!

— Ну и кто тут теперь командует?

Джеф приподнял выгоревшую на солнце бровь:

— Если вы не против, мисс Мэттьюз, я поеду на ранчо Кролла сразу, как только встану и оденусь. Ну, как?

— Отлично. Я буду готова.

— Нет. Вы не поедете.

Он поднялся, показывая, что его решение окончательное.

— Это дело требует тонкости — качества, которого вы лишены от рождения.