Наконец все связанные с бракоразводным процессом споры были улажены. Судя по всему, душевная травма не помешала дальнейшему продвижению Джона по службе. Назначение в Лондон стало последним в длинной череде повышений в должности. Джок ничего не смыслил в банковском деле, это была еще одна причина, по которой ему трудно было наладить контакт с американским племянником.

«Дорогой Джон!

Твой отец написал мне, что ты снова в Англии и работаешь в Лондоне…»

Было бы проще, если бы хоть что-то связывало его с молодым человеком. Общие интересы, например, с которых можно было бы начать письмо.

«Когда у тебя будет отпуск, может, приедешь на несколько дней сюда в Шотландию, погостить в Бенхойле?»

Сочинение писем всегда давалось ему с трудом. На это письмо ушло почти полдня, и все-таки он остался им недоволен. Но он поставил в конце свою подпись, написал адрес на конверте и запечатал его. Было бы гораздо проще, подумал он с тоской, если бы Джон хоть чуть-чуть интересовался охотой на куропаток.


В этих размышлениях он проехал половину пути. Узкая, с глубокой колеей заснеженная дорога сделала поворот, и впереди под темным небом показались серые, как чугун, воды озера Лох Муи. На ферме Дейви Гатри горел свет, а на дальнем берегу озера виднелся Бенхойл, огражденный шеренгой сосен; их иссиня-черный силуэт выделялся на фоне заснеженных склонов гор.

Построенный из серого камня, длинный и невысокий, с обрамленной башенками островерхой крышей, дом смотрел окнами на широкую покатую лужайку и на озеро. И хотя дом был слишком большой, продуваемый со всех сторон сквозняками, так что его невозможно было натопить, хотя он был ветхий и постоянно нуждался в ремонте, это был его дом и единственное место на земле, где он всегда хотел жить.

Через десять минут он уже был там. Вверх по склону и через ворота, через решетку для скота, и вниз по небольшой аллее из рододендронов. Дорога к главному входу изгибалась широкой, покрытой гравием дугой. В дальнем конце ее виднелась нарядная каменная арка, соединявшая одно крыло дома со старым конюшенным блоком, где теперь жил брат Джока Родди. За аркой находился просторный, выложенный булыжником двор, в дальнем конце которого стояли гаражи — там раньше хранились кареты и открытые коляски для прогулок и выезда на охоту, а теперь стоял старый «даймлер» Джока и старенький зеленый «эм-джи», куда Родди с трудом втискивал свое грузное тело, когда у него возникало желание совершить экскурсию во внешний мир.

Рядом с этими разномастными транспортными средствами Джок Данбит и припарковал свой «лендровер». Взяв лежавшую рядом на сиденье стопку воскресных газет, он вылез из машины, захлопнул дверцу и вышел на двор. На булыжнике толстым слоем лежал снег. В гостиной у Родди горел свет. Осторожно, стараясь не поскользнуться и не упасть, он прошел по двору к входной двери и вошел внутрь.

Дом Родди представлял собой двухэтажное здание, его перестроили из старой конюшни в самом конце войны, когда Родди вернулся в Бенхойл. Он с энтузиазмом сам взялся за перепланировку. Спальни и ванные комнаты находились на первом этаже, кухня и гостиная на втором. На второй этаж вела лестница, сделанная из тикового дерева, без перил, она была похожа на корабельный трап. Стоя внизу, Джок окликнул Родди.

Над головой Джока послышался скрип половиц. А через мгновение появился массивный силуэт Родди.

— А, это ты, — сказал он, как будто это мог быть кто-нибудь еще.

— Я привез газеты.

— Поднимайся. Какой жуткий сегодня день.

Джок поднялся по лестнице и прошел в гостиную, где Родди проводил все дни. Чудесная комната, светлая, просторная, с потолком, повторявшим форму крыши, с огромным, чуть ли не во всю стену, окном; из него открывался вид на озеро и горы, от красоты которого в ясную погоду дух захватывало. Сегодня же вид из окна леденил душу. Снег и серая вода; убегающие от ветра, покрытые белыми барашками волны; вдалеке холмы, окутанные мраком…

Это была холостяцкая комната и в то же время комната, говорившая о хорошем вкусе владельца, — полная книг и бесполезных мелочей, радующих взгляд. Резная каминная полка, сине-белый кувшин с букетом пампасной травы, подвеска из бумажных рыбок, возможно, из Японии. Половицы, отциклеванные и покрытые лаком; то тут, то там разбросанные коврики. Старые кресла и гостеприимно манящий к себе продавленный диван. В камине (который был специально построен при реконструкции здания и обошелся недешево) на торфяных брикетах потрескивала пара тлеющих поленьев. В комнате царил какой-то необычно приятный аромат. Смесь сигарного дыма, дымящегося торфяника и сильный запах льняного масла.

Старый друг Родди, Лабрадор Барни, разлегся на коврике перед камином. При появлении Джока он приподнял свой подернутый сединой нос, зевнул и снова уснул.

— Ты ездил в церковь?

— Да. — Джок начал расстегивать замерзшими пальцами пуговицы пальто.

— Знаешь, телефон не работает, наверное, где-то внизу обрыв линии. — Родди пригляделся к брату. — Ты весь посинел от холода. Выпей чего-нибудь.

Тяжело ступая, он пошел к столику, на котором держал бутылки и стаканы. Джок заметил, что перед братом уже стоял немаленький бокал темного виски. Сам он никогда не пил днем. Это было не в его правилах. Но сегодня, после того как пастор упомянул о стаканчике хереса, идея выпить не раз приходила ему на ум.

— У тебя есть херес?

— Только светлый. Сухой, как кость.

— Очень хорошо.

Джок снял пальто и подошел к огню.

Каминная полка Родди всегда была загромождена всякой пыльной ерундой. Начинавшие сворачиваться в трубочку фотографии, старые курительные трубки, кувшинчик с фазаньими перьями, старые приглашения, возможно, даже оставшиеся без ответа. А сегодня к каминным часам была прислонена блестящая открытка с красивой каллиграфической надписью, тисненая по краям золотом и безумно претенциозная.

— Что это? Похоже на королевский указ.

— Ну, не совсем. Приглашение на обед в Дорчестер. По случаю вручения телевизионных наград. За лучший документальный фильм года. Одному Богу известно, зачем меня приглашают. Я уж думал, меня давно вычеркнули из всех списков. Вообще-то, если бы не скучные послеобеденные речи, мне всегда доставляло удовольствие бывать на подобных сборищах. Знакомиться с молодыми писателями, видеть новые лица. С ними есть о чем поговорить.

— Ты поедешь?

— Я слишком стар, чтобы пересекать всю страну ради бесплатного похмелья.

Он опустил на стол свой бокал с виски, отыскал херес, выбрал подходящий бокал и налил брату, а потом, вытащив из пепельницы тлеющую недокуренную сигару, вернулся к камину.

— Если бы все это происходило в каком-то цивилизованном месте, в таком, как Инвернесс, я бы снизошел до участия, чтобы придать вес мероприятию, которое иначе превратится в вульгарную грызню. Но, к сожалению… — Он поднял стакан. — Твое здоровье, старик.

Джок улыбнулся:

— Твое здоровье.

Родди был на девять лет младше Джока. В молодости Родди был самым привлекательным из троих братьев, весельчаком и волокитой, разбившим больше девичьих сердец, чем можно было вообразить, но так и не отдавшим никому своего. Женщины его обожали. Мужчины относились к нему с опаской. Он был слишком хорош собой, слишком умен, слишком талантлив во всем, что не принято считать подходящим талантом для мужчины. Он рисовал, писал, играл на рояле. Он даже умел петь.

На охоте с ним в засаде всегда оказывалась самая симпатичная девушка, и он частенько забывал, что цель мероприятия — стрелять в куропаток. Ни звука, ни шороха не доносилось из его убежища, пока у него над головой спокойно пролетали стаи куропаток. А в конце охоты его находили увлеченным беседой со своей спутницей, с ружьем, из которого не было сделано ни единого выстрела, и со скулившим от скуки охотничьим псом.

Наделенный незаурядными способностями, Родди Данбит шутя окончил школу и в ореоле славы отправился в Оксфорд. Он всегда был создателем направлений и законодателем мод. Если все носили твид, он предпочитал вельвет, и скоро все ходили в вельвете. Он был председателем драматического общества Оксфордского университета и прославленным участником дискуссий. Никто не был застрахован от его остроумных замечаний, которые хоть и делались обычно в доброжелательной манере, но иногда больно задевали.

Когда началась война, Джок уже был солдатом Камероновского полка. Родди, движимый глубоким чувством патриотизма, который он никогда не выставлял напоказ, в первый же день войны пошел на призывной участок. Ко всеобщему удивлению, он записался в королевский отряд морских пехотинцев, объяснив всем, что ему просто нравится их нарядная форма. И буквально тут же оказался в школе подготовки спецподразделений, где ему приходилось карабкаться по отвесным кручам с помощью веревки и выпрыгивать из учебного самолета с закрытыми глазами, вцепившись рукой в вытяжной трос парашюта.

Когда война окончилась и страна вернулась к мирной жизни, все, кто еще не был женат, бросились исправлять положение. Началась эпидемия свадеб, и Джок тоже не устоял. Но только не Родди. Он славно продолжал ту жизнь, которую вел до 1939 года: возвел себе дом в Бенхойле и начал писать. Первыми вышли в свет «Орлиные годы», за ними «Ветер в соснах» и затем «Рыжий лис». Он купался в лучах славы, ездил с лекциями, выступал с речами на банкетах, появлялся на экранах телевизоров.

К этому времени он стал полнеть. Если Джок оставался все таким же худощавым, то Родди сильно поправился. Постепенно его талия расплылась, появился двойной подбородок, красивые черты лица утонули в пухлых щеках. И все-таки он был привлекателен, как прежде, и когда у газетчиков кончались сплетни о важных персонах, на посвященных светской жизни колонках появлялись выцветшие фотографии Родди Данбита («Орлиные годы») на обеде с миссис такой-то, которая, как всем известно, была ревностной защитницей дикой природы.