— Жозеф рассказал мне о встрече с вами и сказал также, что ваша семья очень богата. Правда, ваш отец умер, но я думаю, что он оставил вам обеим хорошее приданое. Наша же семья очень бедна.

— У вас есть сестра? — Я подумала, не солгал ли вчера Жозеф.

— У меня еще три брата и три сестры, моложе меня. И мы с Жозефом должны о них и о маме позаботиться. Мама, правда, получает маленькую пенсию, как жертва репрессии, но этой пенсии хватает лишь на квартиру. Вы не представляете себе, м-ль Эжени, как сейчас дорога жизнь во Франции!

— Значит, ваш брат хочет жениться на моей сестре только из-за приданого? — я отрывисто, пытаясь взять тон превосходства, но мой голос дрожал от негодования и огорчения.

— Конечно нет! Я не хочу умалять достоинств вашей сестры, она изящна и у нее красивые глаза. Я уверен, что она понравилась Жозефу, и они будут счастливы.

Он ускорил шаги. Тема была исчерпана.

— Я передам Жюли наш разговор, — пригрозила я.

— Конечно! Поэтому я так детально все вам объяснил. Скажите Жюли, что Жозеф будет скоро просить ее руки.

Я была ошеломлена. «Какая наглость! — думала я. — Какое бесстыдство!» Я мысленно слышала голос Этьена, говоривший: «Корсиканские авантюристы»…

— Могу ли я спросить, почему вы так спешите женить Жозефа?

— Тс-с-с! Не так громко! Понимаете, прежде, чем принять командование нашей армией в Италии, я должен устроить дела моей семьи. Жозеф интересуется политикой и литературой. Он сможет заняться этим и даже иметь успех, если избавиться от своей службы. После первых же моих побед в Италии я, конечно, обеспечу мою семью. — Он помолчал. — Можете мне верить, мадемуазель, я позабочусь и о вас.

Когда мы вошли в беседку, Жюли сказала:

— Где вы были так долго? Мы вас поджидали.

Однако я видела, что они о нас и не вспоминали.

Они сидели рядом на маленькой скамейке и держались за руки, думая, что в темноте это незаметно.

Вчетвером мы вернулись в дом, и братья хотели откланяться, когда Этьен неожиданно сказал:

— Мне и маме доставит большое удовольствие, если гражданин генерал и гражданин Жозеф Буонапарт останутся поужинать с нами. Я давно уже не встречался со столь увлекательным собеседником.

Он смотрел на генерала чуть не умоляюще. Жозеф напустил на себя равнодушный вид.

Мы с Жюли поднялись в свою комнату, чтобы причесаться.

— Они произвели приятное впечатление на маму и Этьена, — сказала Жюли. — Слава Богу!

— Должна тебе сообщить, что Жозеф будет скоро просить твоей руки. И знай, что это из-за… из-за… — Я замолчала. Мое сердце сжалось. — Из-за твоего приданого.

— Как ты можешь говорить такие гадости? — Жюли покраснела. — Он рассказал мне, в каком бедственном положении находится сейчас его семья и… — Она прилепила два маленьких бантика в свои локоны. — И он, конечно, не может жениться на бедной девушке. Ведь он должен подумать о том, как помочь матери и младшим сестрам и братьям. Я считаю, что это очень благородно с его стороны. — И сразу же: — Эжени, я не разрешаю тебе пользоваться моими румянами!

— Он сказал, что хочет жениться на тебе?

— Один Бог знает, почему девочки твоего возраста уверены, что при встрече молодой человек говорит девушке только о любви. Мы говорили с гражданином Буонапартом о жизни вообще и о его младших братьях и сестрах.

На пороге, когда мы выходили из спальни, Жюли прижала к моей щеке свою пылающую щеку и поцеловала меня.

— Не знаю почему, но у меня так радостно на душе!

«Это, наверное, обязательный признак влюбленности», — подумала я.

Все это было два месяца тому назад. А вчера ОН поцеловал меня в первый раз, а Жюли стала невестой Жозефа. Какая-то связь между этими двумя фактами безусловно есть, потому что в то время, как Жюли и Жозеф сидели в беседке, мы с Наполеоном стояли у изгороди в конце нашего сада, чтобы не мешать влюбленным. Мама заставляет меня все время находиться вблизи Жюли, так как она считает, что девушке из хорошей семьи неприлично оставаться с глазу на глаз с молодым человеком.

После первого своего визита братья Буонапарт бывали у нас почти ежедневно. Приглашал их… Кто бы мог подумать? Этьен! Он никак не может наговориться с генералом, а бедный Наполеон ужасно скучает во время этих разговоров.

Вот посудите! Сначала Этьен не хотел слышать об этих «корсиканских авантюристах», а теперь просто влюблен в них, особенно в Наполеона, и с увлечением слушает, как тот развертывает перед ним планы победных сражений и будущего богатства Франции. А после того, как Жозеф показал ему листок «Монитора», где было написано, что Наполеону присвоего звание бригадного генерала, Этьен исполнен энтузиазма и преклоняется перед маленьким Буонапартом.

Кроме того, Этьен узнал, что Наполеон прогнал англичан из Тулона.

Вот как это происходило: англичане все время вмешивались в наши дела и были взбешены, что мы казнили своего короля (по этому поводу Наполеон сказал, что не далее как 150 лет назад они сделали то же со своим собственным королем). [5]

Но тут англичане обложили весь город. Наполеон был послан туда и в течение короткого времени взял Тулон приступом. Англичане были изгнаны. За это он получил чин бригадного генерала.

Этьен, конечно, стал расспрашивать, как все это было, и Наполеон вкратце рассказал ему, что вопрос был лишь в артиллерии, и он хорошо сумел расставить пушки там, где это было нужно, и столько, сколько нужно, чтобы взять город штурмом.

После победы под Тулоном Наполеон решил заинтересовать Робеспьера планами наступательной войны в Италии. Робеспьер — самый могущественный человек в Республике. Дорога к Большому Робеспьеру ведет через Маленького Робеспьера — младшего брата знаменитого вождя Революции. А с Маленьким Наполеон дружен.

Большой Робеспьер нашел планы Наполеона очень заманчивыми и предложил военному министру Карно заняться этим вопросом. Карно не любит, когда вмешиваются в его дела, но противоречить Робеспьеру он не осмеливается. Стоит тому подписать мандат, и голова Карно слетит на гильотине. Таким образом, Карно взял у Наполеона проект, но весьма вероятно, что бумаги до сих пор маринуются где-нибудь в ящиках военного министра. Для начала он, с санкции Робеспьера, послал Наполеона инспектировать наши южные форты.

Этьен и все наши знакомые ненавидят Робеспьера, но никто не говорит этого вслух. Говорят, что Робеспьер создал огромную шпионскую сеть внутри страны, что он обязал своих сотрудников ежедневно доносить ему о настроениях в трибунале и других департаментах. Говорят также, что ему известно все о частной жизни руководителей Республики и даже простых смертных.

Он проповедует высокую мораль и приказал закрыть все публичные дома в Париже. Запрещено танцевать на улицах, запрещены карнавалы и веселье отменено. Но Этьен строго наказал нам не говорить о Робеспьере, так как это может стоить жизни. И ни в коем случае не говорить ничего при братьях Буонапарт. Он беседует с Наполеоном исключительно о его планах завоевания Италии.

— На нас возложена миссия — вдолбить всем народам Европы слова о свободе и равенстве. И мы это сделаем, даже если эти слова придется вдалбливать пушками, — говорит Наполеон.

Я слушаю эти разговоры только потому, что хочу быть с Наполеоном, но, конечно, страшно скучаю. Самое ужасное, когда Наполеон принимается читать моему брату артиллерийский устав. Этьен делает вид, что понимает там что-то. Возможно, Наполеон уже научил Этьена чему-то, но, оставаясь со мной, Наполеон никогда не говорит о пушках. А мы частенько бываем вдвоем. Потому что после ужина Жюли всегда говорит:

— Мы пройдемся немного по саду с нашими гостями. Ты не возражаешь, мама?

И мама отвечает:

— Идите, дети мои!

И мы четверо: Жозеф, Наполеон, Жюли и я, мы исчезаем в направлении беседки. Но еще не доходя до беседки, Наполеон предлагает:

— Эжени, что вы думаете о том, чтобы пробежаться? Посмотрим, кто скорее добежит до того забора?

Я подбираю подол юбки, а Жюли кричит:

— Внимание! Приготовились! Бегите!

Мы срываемся с места, Наполеон и я, и бежим к дальнему забору. Когда я подбегаю к забору, мои волосы в беспорядке, сердце бешено бьется в груди, а Жозеф и Жюли в это время скрываются в беседке.

Иногда выигрывает Наполеон, иногда — я. Но когда прибегаю первой я, я знаю, что Наполеон уступил мне.

Забор мне по грудь. Обычно мы облокачиваемся на него, стоя рядом, близко друг к другу. Я кладу локти на каменный парапет, увитый плющем, и смотрю на звезды. Потом мы разговариваем. Иногда о страданиях молодого Вертера, романе немецкого поэта по фамилии Гете, который лежит почти на всех ночных столиках (конечно не поэт, а роман). Мне случилось потихоньку прочесть эту книгу, так как мама не разрешает мне читать романы. Но мне этот роман не понравился. Это непередаваемо грустная история о любви молодого человека. Наполеону книга понравилась.

Я спросила его, мог бы он застрелиться из-за несчастной любви?

— Нет. Потому что девушка, которую я люблю, не выйдет замуж за другого, как это написано в романе, — ответил он смеясь.

Я быстро переменила тему.

Часто мы подолгу стоим молча, облокотившись о забор, глядя в темные поля и почти прижавшись друг к другу. Чем дольше мы молчим, тем ближе чувствуем себя к этим полям и друг к другу.

Мне начинает казаться, что я слышу, как вздыхают цветы и трава. Время от времени доносится легкий свист ночной птицы. Луна висит в темном небе, как лампада, заливая своим желтым светом заснувшие поля.

В такие минуты я думаю: «Великий Боже, сделай так, чтобы этот вечер не кончился, сделай так, чтобы я всегда была рядом с ним!»

Хотя я читала, что Бога нет, хотя Конвент разъяснял гражданам, что верить в Бога бессмысленно, все-таки, когда мне очень грустно или очень хорошо, я всегда обращаюсь к Богу «Великий Боже!»

— Ты не боишься своего будущего, Эжени? — неожиданно Наполеон. Когда мы стоим у забора и смотрим в поля, он говорит мне «ты».