— Не можем ли мы поговорить с гражданином Альбитом, депутатом, — сказала Сюзан очень тихо, когда мы очутились возле молодого человека.

— Что? — прокричал он.

— Депутат Альбит, — прошептала Сюзан еще тише.

— Все собравшиеся здесь хотят попасть к нему на прием. Вы уже записались, гражданка?

Сюзан покачала головой.

— А как это сделать?

— Нужно написать свое имя и сущность дела на листке бумаги. Если не умеете писать, то обращайтесь за помощью ко мне. Это стоит… — он смотрел на нас оценивающим взглядом.

— Мы умеем писать, — сказала Сюзан.

— Вон на том подоконнике гражданки найдут листки бумаги и гусиные перья, — сказал якобинец, показавшийся мне архангелом, стерегущим двери рая.

Когда мы пробрались к окну, Сюзан быстро заполнила начало листка: «Имена — Сюзан и Бернардин-Эжени-Дезире Клари». Повод нашего прихода сюда… Мы растерянно посмотрели друг на друга.

— Напиши все, как есть, — сказала я.

— А вдруг он нас не примет, — прошептала Сюзан.

— Вероятно, прежде, чем нас принять, он наведет справки. Здесь, мне, кажется, все не так просто.

— Да. Здесь все не просто, — выдохнула Сюзан и написала: «Повод гражданина Этьена Клари».

С листком в руках мы двинулись вновь к якобинцу-архангелу. Он окинул листок быстрым взглядом, проворчал: «Подождите» и исчез за дверью. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он вернулся.

— Вам придется подождать. Депутат вас примет. Вас вызовут.

Вскоре дверь приоткрылась, и кто-то сказал что-то в щель нашему архангелу. Он повернулся к толпе и прокричал: «Гражданин Жозеф Пети». Я увидела, как со скамейки в глубине комнаты поднялся пожилой человек, державший за руку маленькую девочку. Мы с Сюзан заняли освободившиеся места на скамье.

— Посидим, — сказала я. — Нас могут позвать еще не скоро.

Места, которые мы заняли, были не так уж удобны, но мы хоть могли опереться о стену и дать отдых спине и ногам. Я огляделась. Невдалеке от себя я увидела нашего сапожника, старого Симона. Я сразу вспомнила его сына, молодого Симона с его кривыми ногами. Как он ковылял еще недавно! Недавно, всего полтора года…

Всего полтора года тому назад я видела это и не забуду до самой смерти. Наша страна была осаждена со всех сторон армиями неприятеля. Соседние державы не желали признавать Республику. Поговаривали, что армия Республики не сможет долго удерживать неприятеля. Однажды утром я проснулась от того, что под окном раздавалась песня. Я выскочила из кровати и выглянула в балконную дверь. И я увидела!.. Они шли с песней мимо нашего дома, эти парни! Марсельские добровольцы! Они тащили с собой три пушки из нашей крепости. Они не хотели явиться с пустыми руками к военному министру Республики.

Кое-кого из них я знала: два племянника нашего аптекаря, Леон — приказчик из нашего магазина, который всегда так красиво упаковывал купленный товар… В конце колонны ковылял Симон-младший на своих кривых ногах. Он так старался не отстать и даже шагать в ногу со всеми!

Он ковылял вслед за тремя сыновьями нашего банкира Леви, которые пошли вместе со всеми сыновьями Франции отстаивать Права человека и которые надели для этого свои воскресные костюмы.

— До свиданья, граждане Леви, — крикнула я, и все три брата обернулись и помахали мне.

А за ними шли еще и еще парни. Сын нашего булочника, рабочие из портовых кварталов. Я увидела их синие блузы и услышала стук их деревянных башмаков.

Они пели новую песню, которая возникла однажды у нас в городе, и я запела вместе с ними: «Вперед, сыны Отчизны!..»

Рядом со мной появилась Жюли, мы рвали розы, которые вились по балкону, и бросали в толпу. Мы слышали доносившиеся до нас слова песни: «День славы пришел», и слезы текли по нашим щекам.

Внизу, портной Франшон поймал две розы и улыбнулся нам. Жюли помахала рукой и крикнула со слезами в голосе: «К оружию, граждане, к оружию!»

Они имели еще совсем гражданский вид в своих темных костюмах и цветных сорочках, в штиблетах и галошах.

В Париже им выдали форму, но не всем, потому что военной формы на всех не хватило. Но в форме или в штатском платье, они отогнали неприятеля и выиграли битвы под Вальми и Ватиньи. Они: Симон, Леон, братья Леви и другие…

Песня, с которой они шли в Париж, сейчас поется всеми французами и называется «Марсельеза», потому что ее пронесли по стране наши марсельские парни…

Старый сапожник протиснулся к нам. Он протянул нам руку с сочувствующим видом. Потом он сказал нам, что пришел к депутату узнать о сыне, от которого давно нет вестей. Вскоре выкрикнули его фамилию.

Мы очень долго ждали. Минуты и часы текли медленно. Я закрыла глаза и прислонилась к плечу Сюзан. Когда я вновь открыла глаза, солнце уже клонилось к закату и заливало комнату красноватыми лучами,

Народу в зале стало меньше. Альбит, видимо, решил принять всех, и «архангел» выкрикивал имена все чаще. И все-таки, впереди нас было много народа.

«Я хочу найти мужа для Жюли, — думала я. — В романах, которые она читает, героини, едва достигнув восемнадцати лет, влюбляются».

— Как ты познакомилась с Этьеном, Сюзан?

— Не болтай! Я хочу сосредоточиться и подготовить то, что я скажу депутату, — ответила она, не спуская глаз с заветной двери.

— Если когда-нибудь я буду давать аудиенции, я не буду заставлять людей ждать столько времени. Я буду назначать им час приема, чтобы они не изнывали в моей приемной. Это ожидание мучительно.

— Что за глупости ты болтаешь, Эжени! Как это ты вдруг будешь «давать аудиенции»? Что за дикие мысли!

Я замолчала. Мне так хотелось спать! «Портвейн сначала дает веселье, потом делается грустно, а потом чувствуешь себя такой усталой! И вовсе портвейн не прибавляет сил», — бормотала я.

— Заткнись! — уже раздраженно сказала Сюзан.

— Мы живем в свободной Республике, — начала я шепотом, но в это время выкрикнули чье-то имя, и я вздрогнула. Сюзан взяла меня за руку.

— Это еще не наша очередь.

Ее рука была очень холодна.

Я все-таки заснула и так крепко, что мне казалось, будто я дома, в своей постели.

Свет ударил мне в глаза, и, еще не проснувшись, я пробормотала: «Жюли, дай мне поспать. Я очень устала!»

Чужой голос проговорил:

— Проснитесь, гражданка! Здесь нельзя спать!

Я все еще не могла проснуться. Тогда кто-то потряс меня за плечо.

— Оставьте меня в покое! — сказала я и проснулась окончательно. Скинув чью-то руку с плеча, я выпрямилась. Я не могла понять, где я нахожусь. Темная комната и какой-то человек с лампой в руке. — Господи, где я?

— Не пугайтесь, гражданка, — сказал незнакомец. У него был приятный голос и легкий иностранный акцент. Все это походило на сон.

Однако я сказала:

— Я не испугалась, но я не знаю, где я и кто вы.

Незнакомец осветил свое лицо, и я увидела, что он довольно красив. Особенно хороши были его глаза. У него была чистая гладкая кожа и очаровательная улыбка. Одет он был в темный костюм, а на плечи было накинуто пальто.

— Сожалею, что побеспокоил вас, — сказал он вежливо, — но я должен запереть двери приемной депутата Альбита и идти домой.

— Приемная!.. Как я сюда попала? — У меня болела голова и тело налилось свинцом. — Какая приемная? И кто вы? — бормотала я.

— Приемная депутата Альбита. Моя фамилия, если это интересует гражданку, — Буонапарт, помощник комиссара, в настоящее время — секретарь депутата Альбита. Часы приема окончены уже давно, и я должен запереть приемную. Правила запрещают кому-либо оставаться на ночь в Доме Коммуны. Поэтому я вынужден просить гражданку проснуться и уйти отсюда.

Дом Коммуны! Альбит!.. Теперь я поняла, где я. Но почему я одна? Где Сюзан?

— А где Сюзан? — спросила я у вежливого молодого человека.

Он засмеялся.

— Я не имею чести знать Сюзан, — ответил он. — Я лишь могу сказать вам, что прием посетителей окончился и уже два часа назад последний посетитель оставил приемную. Кроме меня здесь никого нет, а я должен идти домой.

— Но я должна подождать Сюзан. Извините меня, гражданин Бо…на…

— Буонапарт, — вежливо пришел он мне на помощь.

— Да, гражданин Бонапарт, вы меня извините, но я останусь здесь и буду ждать Сюзан. Мне устроят ужасный скандал, если я вернусь домой одна и скажу, что я ее потеряла в Доме Коммуны. Понимаете?

Он вздохнул.

— Вы ужасно упрямы!

Поставив лампу на пол, он сел рядом со мной на скамью.

— Как полное имя вашей Сюзан и что она хотела от Альбита?

— Ее зовут Сюзан Клари, она жена моего брата Этьена. Его арестовали, и мы пришли просить, чтобы его освободили.

— Минутку… — он встал, взял лампу и исчез за дверью, у которой весь день стоял «архангел». Я пошла за ним. Он наклонился над бюро и перебирал бумаги.

— Если Альбит принял вашу невестку, досье вашего брата должно быть здесь, — объяснил он.

Я не знала, что ответить, и пробормотала:

— Он справедливый и добрый депутат!..

Он поднял голову и насмешливо посмотрел на меня.

— Да, очень добрый, гражданка. Даже слишком добрый! Поэтому гражданин Робеспьер и поручил мне помочь ему…

— О! — воскликнула я. — Вы знакомы с Робеспьером?

Боже мой, человек, который лично знаком с депутатом Робеспьером, с тем, который арестовал и казнил лучших своих друзей, служа Республике!

— А вот досье Этьена Клари, — сказал наконец мой новый знакомый. — Этьен Клари, торговец шелком. Он?

Я кивнула и быстро сказала:

— Но ведь это недоразумение.

Гражданин Буонапарт повернулся ко мне.

— В чем недоразумение?

— В причине ареста, я думаю.

Он напустил на себя важность.

— Правда? Вы так думаете? А за что его арестовали?

— Мы… мы не знаем. Но, уверяю вас, что это недоразумение. — Внезапно мне в голову пришла блестящая мысль. — Послушайте, вы мне сказали, что знакомы с Робеспьером. Не могли бы вы поговорить с ним об Этьене? — Тут мое сердце остановилось, потому что он медленно и важно покачал головой.