Кертиса не нужно было долго упрашивать, он просто молча позволил Эффи отвести себя наверх.

Джимми, посмотрев им вслед, прошептал Лоррелл на ухо:

– Эй, малышка, а что, если мы с тобой возьмем кусочек этого торта и шампанское с собой?

– А куда мы пойдем? – поинтересовалась Лоррелл.

Джимми просто мотнул головой в сторону лестницы.

Лоррелл разнервничалась еще больше.

– Может, встретимся прямо там? Я сейчас, – промямлила она, старательно отводя взгляд.

– Не заставляй меня ждать слишком долго, слышишь? Я хочу кусочек этого тортика, – прошептал Джимми и ушел.

Целых пятнадцать минут у Лоррелл ушло на то, чтобы подняться по ступеням. Сначала она показывала Дине кольцо, предложила мисс Барбаре помочь вымыть посуду и убрать беспорядок, оставшийся после вечеринки, а потом притворилась, что читает статью в газете с речью, которую Мартин Лютер Кинг произнес во время митинга, названного в газете «маршем на Вашингтон». Когда Дина наконец поднялась к себе, мисс Барбара успокоилась, раз никому больше ничего не нужно, а СиСи пошел посидеть с музыкантами в бар для цветных, расположенный по соседству, Лоррелл собрала наконец силы, чтобы дотащиться на трясущихся ногах до третьего этажа. Она потопталась перед дверью и только потом тихонько постучала. Дверь открылась почти мгновенно, словно Джимми стоял за ней и ждал. Он затащил Лоррелл в номер и тихонько закрыл дверь.

– Ты где была, ягодка моя? Я уж думал, ты никогда не придешь с моим тортиком.

– Ой, черт, я забыла торт внизу. Давай я принесу тебе кусочек, – пробормотала Лоррелл и направилась к выходу.

Джимми схватил ее за руку и притянул к себе.

– Нет, детка, все в порядке. Я лучше попробую на вкус тебя, – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать Лоррелл.

Девушка дернулась и отпрянула, придвинувшись к столу. По всему столу были разбросаны ноты, там же стояла сумка с туалетными принадлежностями, приоткрытая ровно настолько, чтобы Лоррелл увидела запас кокаина в маленьком пластиковом пакетике. За стеной слышались стоны Эффи и какой-то приглушенный стук. Услышав шум, который издавала ее лучшая подруга, занимаясь любовью, Лоррелл смутилась и отскочила от стены как от огня и тут же налетела на Джимми, который незаметно подошел и встал рядом.

– Ну же, малышка, ты ведь не боишься? – спросил Джимми, проводя тыльной стороной ладони по ее щеке.

Он взял ее за подбородок и нежно поцеловал, а потом впился в губы со всей страстью. Лоррелл отстранилась.

– Я не боюсь, – запинаясь, пробормотала она. – Просто все немножко быстро.

– Не беспокойся, малышка, я не буду торопиться.

– Я не малышка, – перебила Лоррелл. – Я теперь женщина.

– Я знаю, – сказал Джимми, а визг Эффи буквально поставил точку после его слов. – А я мужчина. И хочу всего лишь любить тебя, как мужчина любит женщину. – Он повел ее к кровати.

Лоррелл нервно взглянула на постель, а потом на него:

– Я никогда. раньше этим не занималась.

– Тсс… я все знаю, – сказал он, целуя ее в губы, а сам тем временем расстегивал молнию на платье. Лоррелл старательно смотрела в сторону или в пол, но Джимми повернул ее личико к себе. – Расстегни мне рубашку, пока я помогу тебе выбраться из платья. нежно и непринужденно.

Когда все закончилось, Лоррелл расплакалась. Джимми покрывал ее лицо поцелуями и успокаивал, а Лоррелл зажимала рот рукой в слабой попытке положить конец истерике.

– Тсс, малышка, ну же, все будет хорошо, – сказал Джимми, не переставая целовать ее.

Лоррелл отвернулась, но Джимми прильнул к ее телу, лаская и успокаивая девушку, пока она тихо плакала, уткнувшись в подушку.

– Ты теперь моя, малышка. Официально. А я твой, слышишь? Теперь мы вместе.

Лоррелл, утешившись мыслью о том, что теперь она девушка Джимми Эрли, вытерла слезы, катившиеся по щекам, и улыбнулась.

– О, Джимми, – сказала она и потянулась, чтобы поцеловать его.

К этому моменту Эффи уже устроилась в постели Кертиса, но он думал совсем не о любви.

Менеджер клуба «Парадайс» быстро напомнил Кертису: несмотря на то что ему удалось протащить Джимми и «Дримфеток» на сцену отеля в Майами, его черная задница все еще на Юге.

– Скажи Джимми и остальным, что они могут пользоваться гримеркой, но вот поесть и пописать лучше заранее, поскольку черномазых не пускают ни в ресторан, ни в туалет, – коротко бросил Мартин Джек из-за своего рабочего стола.

Чернокожий официант в белых перчатках, во фраке и с бабочкой поставил перед ним коктейль на серебряном подносе. Он как ни в чем не бывало продолжил обслуживать Мартина Джека, низкорослого коренастого мужчину, у которого волосы так стремительно редели к затылку, что под определенным углом он казался лысым, – словно услышал, как некто поделился рецептом сладкого чая, но слово «черномазый» и та легкость, с которой Мартин Джек произнес это слово, так покоробили Кертиса, что он вздрогнул. Заявившись сюда, он отдавал себе отчет в том, что придется стать толстокожим, как носорог, ради достижения своей цели – встречи с продюсером «Американской эстрады» на его территории плюс полный зал белых парочек, покачивающихся в танце под музыку Джимми. И если девочкам ради этого придется ужинать и пользоваться туалетом в гостинице на Эллери-стрит, а ему – проглотить пару комментариев о «черномазых», значит, так оно и будет. Дик Кларк, в конце концов, стоит таких жертв.

– Без проблем, – сказал Кертис Мартину Джеку, который уже листал журнал, лежавший на его столе, и давал понять, что разговор окончен.

Кертис намек понял и замешкался на минуту, когда официант проворно подскочил к двери и открыл ее перед ним.

– У вас отличное шоу, мистер Тейлор, – сказал официант, напугав Кертиса, не ожидавшего, что этот парень знает, кто он такой.

В ответ Кертис только кивнул и прошел мимо. Уже семь вечера, Джимми и девочки приедут через полчаса, и ему надо выйти встретить автобус и убедиться, что все усвоили правила поведения.

Но через двадцать минут подопечные ясно дали понять: несмотря на то что Кертису каким-то чудом удалось протащить их на эту сцену, Джимми, Эффи и Дина не очень-то хотят помалкивать в тряпочку из благодарности. На самом деле они начали гнать волну, еще спускаясь из автобуса.

– Я хочу сказать, парень, что мои зрители не привыкли к такому Джимми, – сказал Джимми, указывая на свои волосы, которые были искусственно выпрямлены и напоминали шлем а-ля Перри Комо, в полной противоположности его обычному начесу, который личный парикмахер укладывал, переводя тонны геля для волос. – А что это за костюм, брат? Кремовые ути-пуси? А девочки? Они похожи на подружек невесты на свадьбе у белых!

– Воистину, – буркнула Эффи, слезая по ступенькам на шпильках; туфли на размер меньше ужасно жали.

– А я не понимаю, что вам не нравится в этих платьях, – звонким голоском сказала Дина, взбивая пышный парик и глядя на себя в зеркальце. – Мне кажется, милые платьишки.

– «Мне кажется, милые платьишки!» – передразнила ее Эффи. – Ага, милые, для таких тощеньких, как ты. А для женщин в теле? Просто пытка впихиваться в этот узенький корсет, вот что я тебе скажу. А от чертова кринолина у меня аж все чешется. Господи, Кертис, ничего получше не мог выдумать?

Кертис остался равнодушен к ее нытью и даже не потрудился ответить, просто проводил свою группу к черному входу, оттуда по коридору мимо кухни в гримерку.

– Оставайтесь здесь и ждите, я вернусь через пятнадцать минут.

В этот момент к Джимми робко подошел один из официантов, которого вытолкнули коллеги, что-то тихонько обсуждавшие и наблюдавшие за прибывшими артистами, как только те вошли в дверь.

– Простите, – обратился официант к Джимми. – Меня зовут Клет, Клет Уилкс. Я живу рядом с домом мисс Барбары, где вы поселились. Я только хотел сказать: это большая честь видеть вас здесь, я. то есть все мы. – Он посмотрел на других официантов, которые отложили свои дела и прислушивались к разговору. – Мы рады, что вы получили то, к чему стремились. Очень мало цветных сюда попадает, да и те работают на кухне или убирают номера. Будет здорово увидеть вас на сцене. Мы вами по-настоящему гордимся. Очень.

Впервые после того, как он влез в костюм Перри Комо, Джимми улыбнулся.

– Спасибо, парень, – сказал он и протянул руку, которую Клет с готовностью крепко пожал. Джимми засмеялся: – Ты нам очень поможешь, если после выступления запакуешь с собой парочку стейков.

– Точно, – поддакнул СиСи.

Кертис, которого этот разговор разозлил, но не настолько, чтобы взорваться и наорать, коротко сказал:

– Я сейчас вернусь с продюсером, – поправил галстук и ушел, крикнув через плечо: – Соберитесь и приготовьтесь! Вот так-то! – А потом позвал СиСи: – Пойдем.

Возможно, Кертис и выглядел безучастным, когда вошел в Хрустальный зал, но не обманывайтесь: к тому моменту, как он, обменявшись парой дежурных фраз с Майком Игером, молодым и дерзким продюсером «Американской эстрады», занял свое место в тени массивных портьер, складками ниспадающих с боковой стены переполненного зала, он готов был упасть в обморок. Выступление, думал он, должно пройти без сучка без задоринки, однако после сцен, устроенных в автобусе и в зале, Кертис не был до конца уверен, что Джимми готов подняться на вершину белых чартов. Но точно знал одно – выступление должно принести свои плоды. Должно, и точка. Кертис пожал Майку руку, представил СиСи и предложил сигару, пытаясь разговорить продюсера, однако тот не слышал его. Он без устали смеялся шуткам конферансье Сэнди Прайса, который шел по залу, не пропуская ни одного столика и выбирая все новых и новых жертв для своих шуточек.

– Ты кубинец? Шутишь, что ли? – спросил Сэнди у одного из гостей – мужчины в смокинге и с сигарой между пальцев. – Я еврей, а ты кубинец. Положа руку на сердце, скажу так: даже грязный негритос может поселиться в соседнем доме, только б не ты. – Публика, разогретая парами алкоголя, тут же разразилась хохотом. Казалось, смех придал ему сил, и вот Прайс уже подкрался к новой жертве – полной, безвкусно одетой даме, сидевшей рядом с кубинцем. – А вот ты наверняка еврейка, милочка, – вон у тебя какая задница да и в норковом манто больше никого нету. Ты в отпуске, милочка? И сидишь рядом с кубинцем? А прививки-то хоть сделала?