Наконец, после еще двух смен одежды я прошу перерыв.

Рошель отмахивается.

— Десять минут. Время Людовика ценится больше, чем твое, дорогая.

Да, но Людовик сидит и курит, пока я переодеваюсь и пока стилисты подправляют прическу и макияж. А я должна стоять здесь и делать, что говорят - ни присесть, ни поесть, ни попить, нет даже минутки отдышаться.

Быстро выхожу на улицу, прихватив прозрачную пластиковую коробку, в которой уже шесть часов киснет мой салат, и полупустую бутылку теплой воды. Это все, что у меня есть, пока не вернусь домой и не упаду в обморок от голода. Сажусь на перевернутый ящик из-под молока за углом и запихиваю салат в глотку.

Я чувствую его, прежде чем вижу.

— Ты здесь? Мне стало интересно, куда ты пошла.

Людовик.

Поднимаю на него глаза и натянуто улыбаюсь, надеясь, что тот уйдет.

Но он не уходит.

— Знаешь, ты красивая девушка. — Он приседает рядом со мной спиной к стене и закуривает сигарету. Его глаза смотрят искоса и блуждают по моему телу вверх и вниз. — С правильной помощью ты можешь добиться успеха, в противном случае, для тебя это будет невозможно.

Я игнорирую его и продолжаю есть безвкусный, несвежий, отвратительный салат.

— У меня съемки на пляже на следующей неделе. Во Флориде. Я говорил с Сидни об этом, и она устроила так, что ты тоже там будешь. Много прекрасных девушек, большой пляж. Думаю, мы хорошо проведем время. — Он снова пристально разглядывает меня. — Съемки в бикини. Ты... ты будешь самой сексуальной.

Я вынуждена прекратить есть и ответить.

— Съемки на пляже? Сидни не говорила мне об этом. Я не собираюсь сниматься на пляже.

Людовик ухмыляется, а его глаза останавливаются на моем декольте.

— Она просто еще не сказала тебе. — Он облизывает нижнюю губу и выбрасывает окурок. — Если ты нервничаешь, возможно, мы могли бы сделать... частную съемку. Да? — Фотограф с намеком улыбается.

Я борюсь против тошноты в желудке.

— Давайте просто закончим снимать. — Я встаю и двигаюсь в сторону двери.

Людовик оказывается передо мной слишком близко, от него разит сигаретами и потом. Он хватает мою руку и с силой прижимает мою ладонь к своей промежности.

— Будь разумной, прекрасная Дез. Ты помогаешь мне, я помогаю тебе. — Он наклоняется, его губы прикасаются к моей шее. — Я могу помочь сделать тебе карьеру, понимаешь? Все, что тебе нужно сделать, это пойти со мной в бар, выпить и, может быть, попробовать немного десерта у меня в квартире позже. А?

Я отступаю, чтобы быть вне его досягаемости, резко выдергиваю руку и подавляю дрожь. Меня спасает от необходимости реагировать появление Рошель.

— Уже поздно, а у меня свидание. Давай, Дез. Не задерживай меня.

Я не спорю, боже, нет. Я благодарна ей за появление, и что-то подсказывает мне, что сделано это нарочно, судя по тому, как она носится между мной и Людовиком, ограждая меня.

— Вперед, Людо. Пойдем.

Мы заканчиваем съемки, и этот Людо держится поблизости, пока его помощники упаковывают инвентарь. Он смотрит на меня и даже подмигивает, когда думает, что никто не видит. Я быстро переодеваюсь обратно в свою одежду, а затем хватаю Рошель и тяну ее в сторону.

— Людовик, он…

— Знаю. Он делает так со всеми моделями. Людовик - противный старый бабник, вот и все.

Телефон Рошель выводит трели. Она достает его из сумочки и бросает на него быстрый взгляд.

— Он может создать мне проблемы за отказ от его предложения пойти с ним?

Рошель пожимает плечами.

— Проблемы? Нет, нет, если, конечно, ты не устроишь сцену или сделаешь какую-нибудь глупость, например, прямо оскорбишь его. Просто избегай его и не беспокойся об этом. — Она глядит на меня поверх телефона. — Хотя у него есть большое влияние. Он знает людей. Он может пристроить... если ты ему понравишься. Просто говорю.

— Рошель! Я не собираюсь…

— А я и не утверждаю, что ты это сделаешь, — прерывает она. — Я просто сообщаю о фактах. Твоя работа - быть моделью. Ты выполняешь ее. Что ты делаешь в свободное время - твое дело.

Я вздрагиваю и потираю шею, где его поганый рот прикоснулся ко мне.

— Людовик говорил что-то о съемках на пляже. — Я расслабляюсь и беру сумочку. — Ты знаешь что-нибудь об этом?

— Нет, давай попробую узнать. — Рошель печатает текстовое сообщение, ее пальцы двигаются так быстро, что это кажется невозможным. Слышу, как ее телефон вибрирует в руках несколькими секундами позднее, после чего она читает сообщение, затем смотрит на меня. — Он действительно будет снимать тебя на пляже на следующей неделе. Очень эксклюзивная группа, судя по тому, что рассказала мне Сид.

— Я не хочу...

Глаза Рошель стеганули по мне, твердые, как камень.

— Отвергай его предложения, избегай его приставаний, все что угодно. Меня это не волнует. Но ты не можешь отказаться от работы. Не тогда, когда это Людовик Перетти. — Она опускает телефон, показывая, насколько это серьезно. — Он противный, старый, похотливый засранец и попытается трахнуть тебя, если ты позволишь ему, но здесь он лучший фотограф.

— Хорошо, Рошель. Ладно. Я все поняла.

Она смягчается.

— Хорошо. А теперь иди домой. Завтра мы найдем тебе бикини.

Живот скручивается в узел и поднимается в пищевод. Бикини? Черт, нет, мать твою.

Но у меня, кажется, нет выбора. Нет, если я хочу остаться в Нью-Йорке и продолжать работать моделью. Это то, чего хочу, верно?

Я направляюсь домой, перехватываю сэндвич в магазинчике по пути к метро. Этого недостаточно, но, если мне придется примеривать завтра бикини, лучше быть полегче с потреблением калорий. Когда, наконец, возвращаюсь домой, никого из моих соседок еще нет, поэтому пользуюсь возможностью и звоню Рут на мобильный.

— Дез, привет. Как ты?

Я вздыхаю и плюхаюсь в кресло-мешок на полу возле телефона.

— Устала. Голодная. И чувствую себя оскверненной.

— Оскверненной? Что случилось?

— Фотограф на сегодняшней съемке приставал ко мне. Сказал, что может поспособствовать моей дальнейшей карьере. За определенную цену, естественно, и цена была очень недвусмысленно озвучена. — Я вздрагиваю, чувствуя его руки и губы на себе снова. — Боже, он такой противный. И самое худшее, фотограф практически заставил меня работать с ним на пляжных съемках на следующей неделе.

— Съемки на пляже? Разве это не весело?

— Да, когда в последний раз ты видела меня в бикини? — фыркаю я.

— О-о.

— Точно. О-о.

— Как он может заставить тебя?

Я вздыхаю.

— Потому что он лучший фотограф в этом деле, — понижаю голос, чтобы добиться насмешливого выражения. — Ты не можешь отказаться от работы. Просто не можешь.

— Думаешь, он снова попытается?

— Без сомнения.

— Так что ты собираешься делать? — спрашивает Рут, пока на заднем плане жужжит блендер.

— Буду сниматься и попытаюсь не позволить увидеть всем, что чувствую себя, как гребаный кит, одетый в дурацкое бикини.

— Боже, Дез. Ты уверена, что ты счастлива там?

— Нет.

— Я думала, что быть моделью должно было... не знаю, поднять твою самооценку?

— Я тоже так думала. Только это не так. На самом деле, все наоборот. Все, с кем работаю худее, чем я. Более загорелые, выше, и сиськи не такие большие, как у меня. Строении лица лучше. Позируют лучше. И готовы охотно отсосать фотографам. И еще это молчаливое, но очень реальное давление, чтобы снизить вес действительно истрепало на хрен мне все нервы. Никто прямо не сказал ни слова о том, что «Дез, ты должна скинуть фунтов пять». Еще нет, по крайней мере. Все, что они делают, это измеряют, взвешивают меня, критикуют мои выбор продуктов питания и кудахчут, когда мне приходится втискивать себя в такие тугие джинсы, отчего чувствую себя фаршированной, мать его, колбаской. А я просто хочу хоть немного треклятого чизкейка, Рут! Я в Нью-Йорке и ни разу не попробовала ни одного кусочка чизкейка. Это смешно. Знаешь, что я ела сегодня? Довольно маленькую порцию теплого салата цезарь с увядшими листьями, готовую индейку и швейцарский сэндвич. А знаешь, что вчера? Горстку овощных палочек и половину бублика без сливочного сыра.

— Боже мой, Дез. Это преступно.

— Это модельный бизнес.

— Ну и нах*й его.

— Я не могу все бросить сейчас, Рут. У меня только стало получаться.

— Ты жалкая.

Не знаю, что сказать. Мне не нравится тут находиться большую часть времени. Здесь шумно, неспокойно, угнетающе, напряженно. Просто это Нью-Йорк. Я голодная. Голодная с тех пор, как приземлилась в аэропорту «Ла-Гуардия». Я скучаю по Рут. Скучаю по Детройту, как бы безумно это ни звучало. Скучаю по острову Макино.

Скучаю по Адаму.

Рут молчит, а я знаю ее чересчур хорошо, поэтому могу сказать, что она что-то хочет сказать, но не знает, как начать.

— Просто скажи это, Рут.

Слышу, как она делает длинный глоток, наверное, того, что она смешивала в блендере. Уверена, что это «Пинаколада» или что-то еще вкусненькое.

— Не знаю, как бы это полегче сказать. В общем, Адам приходил на факультет.

— Он, что? Адам? В университет?

—Искал тебя.

У меня кружится голова, и если бы я уже не сидела, то упала бы.

— Черт подери. Что он… что ты ему сказала?

— Правду. Что ты работаешь моделью в Нью-Йорке и что у меня нет твоего адреса и номера телефона, — она опять замолкает, и я жду. — Он дал мне свою контактную информацию и просил передать тебе.

— Что он сделал?

— Он выглядел... как будто скучал по тебе, Дез. Как если бы сожалел, что позволил тебе уйти.

— Это не Адам. Это я позволила ему уйти.