Любовь – это вечность, даже если это всего два дня.

Если она изменила что-то в тебе, принесла что-то лучшее, если она прошла сквозь тебя, значит, это была настоящая любовь. Да разве важно в этом случае, сколько она длилась?

Любовь – это не время суток и не сезон. Любовь – это что-то неуловимое, то, что нельзя удержать.


Лара посмотрела наверх. Свет в квартире Ивана погас. И в ту же минуту Ларе показалось, он погас повсюду. И вот теперь она стоит одна в темноте, не видя ничего, не зная, куда идти.

Лара сунула руку в карман пальто, нащупывая зажигалку и портсигар. Было слышно, как её каблуки стучат по асфальту. И только белокурые волосы Лары ещё мелькали в темноте, пока она не скрылась за поворотом Дома на набережной.

Эпилог

В комнате ярко горел свет. Костя сидел за столом, глядя на себя в зеркало. Его взгляд был серьёзным, словно замёрзшим. Костя поправил волосы и тут же отвернулся: «Ничего, волосы не главное…» Он подошёл к окну, сел на белый облупленный подоконник, пододвинул к себе стеклянную банку, почти доверху заполненную окурками. Потом достал из старых потёртых брюк пачку сигарет, закурил.

Он смотрел на медленно падающий снег, серебрившийся в свете фонарей. Снежинки, медленно кружась, одна за другой ложились на снег, словно лепили снежный ковёр. Где-то в комнате тихо играл диск, словно эхо, до Кости доносились слова песни «Deep waters». Костя медленно курил и наблюдал за падающими снежинками.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказал Костя и повёрнул голову к двери.

Дверь открылась, и Костя увидел знакомое лицо Дениса Фиолетова. Он был одет в чёрное двубортное пальто, на котором виднелись ещё не растаявшие снежинки. Костя спрыгнул с подоконника и, быстро затушив сигарету в банке, подошёл к другу, обнял его.

– Спасибо, что пришёл, – сказал он. – Я тебя очень ждал.

Денис осмотрелся, сел на стул. Костя заметил его привычную бледность кожи и глубокий взгляд. Он подошёл к другу и взял у него из рук пальто. Денис достал из внутреннего кармана бутылку водки и пачку сигарет.

– Я его вот сюда пристрою, – сказал Костя и стал развешивать пальто на батарее. – Быстро высохнет.

– Спасибо. – Голос друга был непривычно тихим, и, казалось, что он только и говорит краткими фразами.

Денис закурил.

– У тебя здесь неплохо, Костя. А ты не собираешься вернуться в свою квартиру или к маме?

– Нет. – Костя покачал головой. – Там мне всё напоминает о Юле, а здесь спокойно. И на работу никогда не опаздываю. – Костя попробовал рассмеяться, но это вышло у него плохо.

– А что с квартирой?

– Сдаю, – спокойно ответил Костя. – Мама была против. Ей вообще не понравилось, что я вернулся. Она как-то свыклась с Лондоном. А когда я сказал, что хочу попытаться восстановиться в институте, отнеслась к этому весьма холодно. Потом предложила мне жить у неё, но я отказался. Мне самому мало надо – еда да чтоб тепло было. А это, можно сказать, бывшая квартира – тут всё есть, даже душ. Мне хорошо. – Костя тоже закурил.

Денис продолжал удивляться, как изменился его друг. Костин взгляд стал меланхоличным и потухшим, как будто он смотрел куда-то в глубь себя, постоянно с кем-то общаясь. Его жесты стали медленнее. «Странно, – подумал Денис. – Такое ощущение, что родился не в своё время. Главное, чтобы не провёл всю жизнь в этом полунищенском одиночестве…» Но казалось, что Костя сам всё понимает и принимает как должное.

В комнате стояла тишина. Костя открыл бутылку водки, налил в стаканы. Потушил сигарету и сел рядом с другом.

– Костя… – Денис замялся. – Я не один.

– Кто с тобой?

– Абрамов, конечно. Он тоже хотел тебя увидеть.

– Так что ж вы оба не зашли. Где он? – Костя встал со стула и открыл дверь. Даниил стоял в узеньком коридоре, прислонившись к стене. Друзья посмотрели друг на друга и, не сказав ни слова, пожали руки.

Даниил вошёл в комнату, так же, как Фиолет, оглядев её. Костя достал с полки ещё один стакан и налил в него водки.

– Не чокаясь… – сказал Костя.

– Ты что такой невесёлый сегодня? – спросил Даниил.

– Нет повода для веселья, – ответил Костя.

– У тебя же премьера.

– Театр экспериментальный, – сказал Костя. – Сюда разные зрители ходят. Не знаю, как примут. Но для меня это стало каким-то выходом. Думал, не выдержу.

– А с родителями Юли общался?

– Немного, после похорон. Когда вы все ушли, я только с мамой её поговорил. Отец даже не посмотрел на меня.

– У нас тут для тебя кое-что есть. – Даниил достал журнал и положил перед другом. Но Костя остался равнодушен.

– Давай я прочту. – Денис взял журнал, раскрыл его и начал читать: «В новогоднюю ночь известный московский продюсер Лев Штейн упал с балкона собственной дачи, получив серьёзные повреждения черепа. Врачи борются за жизнь знаменитого продюсера, но, по словам медиков, шансы на выживание невелики…»

– Да вы что? – Костя не мог поверить тому, что услышал. – Дай мне. – Костя взял у Дениса журнал и продолжил читать: «…По сообщению очевидцев, причиной падения стало нетрезвое состояние продюсера, видимо, не рассчитавшего силы в употреблении алкоголя, а также крупная ссора, произошедшая между ним и его компаньоном Романом Аристовским. Ссора между бизнес-партнёрами произошла из-за сообщения, что проект, куда Штейн и Аристовский вложили деньги, заморожен». – Костя сел на стул. – «Друзья и коллеги надеются на скорейшее выздоровление продюсера. Как сказал Роман Аристовский в интервью нашему корреспонденту: «Лёва Штейн и я – это огромный бетонный монолит. Уйдёт Штейн – уйдёт целая эпоха».

Костя отложил журнал, закрыл глаза и словно начал шептать что-то. Друзья в недоумении смотрели на него.

– Костя, всё хорошо?

– Да, – кивнул Костя. – Я с Юлей разговариваю, – тихо сказал он.

В дверь постучали. Вошёл молодой человек. Он посмотрел сначала на друзей Кости, а потом и на него самого.

– Костя, – сказал он, – выход на сцену через две минуты.

Костя встал, долил в стаканы водки.

– За твою премьеру!

– За новую эпоху!

Новая Зеландия, 2009