Наблюдая, как Марфа принялась протирать тряпкой столы, стулья и подоконник, Юля решилась с ней заговорить. Ей захотелось узнать больше об этой женщине.

– Тяжело вам, Марфа?

– А? – откликнулась Марфа, продолжая вытирать и без того чистый подоконник. – Тяжело? Жара-то какая – конечно, тяжело. Пока всё уберёшь, вся вспотеешь. Вчера такой ливень был, а сегодня вон как, опять солнце.

– Нет, я говорю о вообще… Как вам живётся?

– А вам-то что?

– А вы давно работаете у Лёвы?

– Почти пятнадцать лет.

– Пятнадцать лет? – удивилась Юля. – И никогда не хотелось уйти от него, поменять работу, свою жизнь?

Марфа перестала возиться и посмотрела на Юлю. В её взгляде сквозили одновременно презрение и жалость.

– А вам не хочется?

– Хочется, – кивнула Юля. – Только вы, наверное, меня не поймёте. Думаете, что мне ещё нужно: живу в шикарной квартире, одежда есть, машина, работа.

– И даже молодой любовник, – с упрёком сказала Марфа.

– Вы тоже прочли эту статью или Лёва вам её подсунул? – спросила Юля.

– С чего это он будет мне подсовывать? – Марфа обозлилась. – Сама купила и прочла. И не стыдно вам?

– Мне стыдно? За что? – возмутилась Юля. – Вы же ничего не знаете.

– Как не знаю? Живёте с Лёвой, а сами за его спиной гуляете с другим.

– А как будто он не гуляет, как будто он святой.

– Не святой, но ведь он столько вам сделал. Вот все так к нему: сначала на шею вешаются, канючат у него то денег, то машину, а потом сами же обвиняют во всём, бросают. Нет чтобы спасибо сказать да в ножки поклониться, что в свет вывел, не бросил.

– Вы защищаете его так, как будто вы не его домработница, а жена, – произнесла Юля, отвернувшись к окну, и отпила вина.

– А я и есть его бывшая жена, – со злостью сказала Марфа.

– Что? – Юля повернулась и уставилась на домработницу. – Вы были женаты, и ты… – Юля не знала, что сказать. – И вы… вы у него работаете прислугой?

– Уж лучше быть прислугой у него, чем совсем без него. Он согласился. – Марфа присела на стул, её сильные полные плечи задрожали, тряпка выпала из рук. Но она быстро совладала с собой и вытерла навернувшиеся слёзы. – Ничего. Вас, шалав, видеть противно, но он же всё равно здесь, никуда не уходит.

«Странная какая любовь, – подумала Юля. – И за что, и как она может любить его? Что в нём такого, что удерживает её рядом с ним? Ведь здесь не в деньгах дело. А в чём тогда?»

Марфа встала и снова принялась убираться. Юлины мысли вернулись на прежний круг, но сейчас ей стало ещё мучительней от осознания, что она обречена провести жизнь с Лёвой, без любимого человека. Юля не понимала, как Штейн может быть таким жестоким, таким изобретательным, отравляя жизнь людей, которые его окружали.

«Нет, нет, – повторяла про себя Юля. – Этому нужно положить конец. Если не с Костей, то и не с ним! Ну почему же он не хочет отпустить меня? Что за злоба живёт в этом человеке? Такое ощущение, что внутри у него растёт дерево, обматывая корнями все его внутренности, а в этих корнях – горький яд, отравляющий не только его, но и всё, к чему он прикасается. Почему ему так нужно, чтобы всем вокруг было больно? Ведь он никогда и никого не сделал счастливым. Все его хорошие поступки – лишь притворство, первый шаг, чтобы заманить жертву. – Юля посмотрела в окно. – Боже, какой дождь скоро начнётся – наверное, ужасный ливень… Вот он и смоет всю эту грязь и низость, ничего не останется… Нет, останется Москва, которая как губка вместе с дождём впитывает человеческую боль и злость, и счастье, и слёзы, и все пороки. Здесь слишком душно, грязно, противно… Ведь я не люблю его и никогда не любила, а ещё немного – и я буду ненавидеть его, желать ему смерти. А я не хочу этого. Каким бы он не был, я не желаю ему смерти. И даже если не будет Лёвы, на смену ему придёт другой. Такие, как Штейн, будут существовать всегда… Люди куда-то бегут… Куда они бегут? Словно в погоне – и не за счастьем, а за деньгами и славой. Такое ощущение, что где-то там, в конце пути стоит Лёва, держит сигару и отпихивает всех ногами… Нужно… Я не хочу тут больше находиться, не хочу видеть его, быть объектом его хитроумных выходок. И эта женщина… Боже мой, все мучаются. А я не хочу больше мучиться».

Юля встала с дивана и принялась расхаживать по комнате, забыв о боли. Иногда запиналась босыми ногами о ковёр, задевала стулья, потом поправляла их. Она металась из угла в угол, поглядывая в окно. Подошла к нему, раскрыла настежь, впуская удушливый парной воздух в комнату. Почувствовав снова боль в животе, она поднесла к нему руку. Всё её тело сжалось. Юля остановилась. Она дышала полной грудью, но чувствовала, что ей не хватает воздуха. «Как душно, как душно…»

Отойдя от окна, Юля побежала в кухню за стаканом воды, но увидела там Марфу, натирающую мраморный пол: подол её юбки задрался, обнажив толстые ноги. Юля посмотрела на них с отвращением и неожиданно заметила большие синяки. Она отвернулась, налила стакан воды и услышала ворчание Марфы: «Что вы топчетесь тут? Не видите, я тру пол…» «Голос, тот же голос, – повторила несколько раз про себя Юля. – Та же порода… отвратительная и гадкая….»

Юля выбежала из кухни в гостиную, налила бокал вина и выпила его залпом. Потом села на диван. И тут её рука, машинально опустившаяся в карман халата, нащупала коробку снотворного. «Две таблетки, – пронеслось у неё в голове, – и будет лучше». Она вынула коробку с лекарством, налила в бокал вина и стала класть таблетки в рот, запивая вином. Когда все восемнадцать штук были выпиты, Юля присела на диван. В этот момент вошла Марфа. Юля вздрогнула.

– Я устала, – сказала Юля, чувствуя разливающуюся по всему телу теплоту и негу. – Прилягу здесь, отдохну.

– Отдыхайте, сколько хотите. Вам нужно одеяло?

– Нет, и так хорошо.

Марфа ушла.

«Ну вот и всё, – подумала Юля. – Прости меня, Господи, прости, Костя…» Она смотрела, как по небу медленно плывут облака, меняя свои причудливые формы. Облака становились всё чернее и чернее, и казалось, что они заманивают девушку в свою бездонную пустоту. «Не надо по мне плакать, не надо… – подумала Юля. Но вдруг неожиданно подумала о маме, как будто чувствуя её голос, зовущий издалека: „Юленька, куда же ты… куда?“ Юля сообразила, что надо было бы написать маме записку, попросить прощения. Она хотела сходить в кабинет и найти там листок бумаги и ручку, но тело уже не слушалось её, силы медленно таяли. – Ну вот и всё. Всё… Простите…»

Глава 44

Поднимаясь по лестнице, Костя достал из внутреннего кармана пиджака купленные утром билеты, в другой руке он держал цветы – большой букет ромашек. Он надеялся, что Юля обрадуется им, когда увидит. Он прошёл по коридору в сторону её палаты, но как только приблизился к двери, услышал голос какой-то женщины.

– Молодой человек, вы куда? – спросила дежурившая медсестра.

– Я к Пановой Юле.

– Её выписали.

– Как выписали? – изумился Костя. – Ей же только вчера сделали операцию.

– Так её муж и забрал домой. За ней там будет ухаживать наша коллега, не переживайте.

Не веря своим ушам, Костя открыл дверь и увидел, что кровать, на которой лежала Юля, пуста.

Цветы выпали из ладони. Костя обхватил голову руками. Но, поняв, что сейчас нужно не паниковать, а срочно ехать домой к Штейну и любым способом забирать оттуда Юлю, повернулся. Только он собрался уйти, как кто-то схватил его за рукав рубашки.

– Молодой человек! – Снова услышал Костя голос той же самой женщины. – А это вы на фотографии? – Женщина протягивала ему журнал, в котором Костя увидел свои и Юлины фотографии.

Он схватил журнал, читая заголовок и некоторые предложения из статьи.

– Не поставите автограф? – спросила женщина, протягивая ему ручку.

– Вы что, с ума сошли?! – разозлился Костя, кинул журнал женщине в руки и бросился бежать по коридору.

Ошарашенная женщина смотрела ему вслед, недоумевая: почему он отказался подписать журнал и обозвал её сумасшедшей.

Костя поехал домой к Штейну, не задумываясь, каким будет прием. Всё, что он хотел сделать, – это схватить Юлю и вынести на руках из этого ада. Он понимал, что только он может сломать этот образовавшийся треугольник.

Подойдя к двери Штейна, Костя уже собирался позвонить, как заметил, что дверь не заперта. Костя постучал. Никакой реакции не последовало. Вокруг по-прежнему было тихо. Тогда Костя осторожно приоткрыл дверь: «Юля, Юля…» Теперь он понял, что Юлина растерянность и постоянная боязнь были не напрасными, если Штейн так легко забрал её из больницы домой, даже не посчитавшись с тем, что девушке только что сделали операцию.

Пока он ехал из больницы, Костя обдумывал каждое слово. Ему было всё равно, будет дома Штейн или нет. Он вытащит Юлю из этого запутанного круга. И больше никогда не отпустит её, а всегда будет крепко держать в объятьях. Он понятия не имел, какую жизнь сможет ей предложить, но точно знал, что в ней будут любовь и честность. Костя понимал, что и сам многого ещё не знает, но чувствовал, что может найти правильный путь, а вместе с Юлей это будет легче. Они попытаются создать новую жизнь. Косте казалось, что он готов к любому повороту.

Но, увидев Юлю бездыханной на диване, остолбенел.

«Юля! – закричал Костя. – Юля! Юля! Юля!»

Он бросился к дивану, схватил Юлю и начал трясти. Слёзы брызнули у него из глаз мгновенно. «Что же ты наделала, девочка моя? Почему, Юля, почему?!» Костя целовал Юлино лицо. «Ответь мне, очнись!» Юлина рука выпала из его объятий и безжизненно повисла. Костя медленно опустился на диван рядом с Юлей. Он смотрел на неё – и не верил в то, что видел.

«Нет, нет… Нужно звонить в «скорую», в милицию… куда ещё надо звонить? Он разозлился на себя: нельзя закатывать истерику – может быть, не всё потеряно. Он достал мобильный телефон и, набрав номер «скорой помощи», сообщил о происшедшем и адрес. После звонка снова вернулось ощущение странной театральности всего происходящего. Как он должен вести себя?