Ольга Кентон - Девушка из дома на набережной

– Что за чертовщину ты несёшь? Ты, моя дочь, сломалась? Лара, да ты сильнее, чем кто-либо. Посмотри на меня: сколько я раз выбиралась из говна. Меня мужчины заталкивали туда по уши, а я готова была пальцами всё это разгребать, чтобы вылезти. – Елена Петровна замолчала. И не из-за грубости, которая проскальзывала в разговоре, а из-за того, что поняла: и в её жизни был момент, когда она думала, что всё кончено.

– Ты недоговариваешь, мам.

Та внимательно посмотрела на дочь и не сказала ни слова.

Неужели пришло время для откровений? К чему ворошить старое, когда за десятилетия всё само уложилось, покрылось слоями пыли. В прошлом нет никакой пользы. Его нужно безжалостно убирать на дальние полки и терять ключи, забывать пароли и важные даты.

– А папа? Ведь именно после него ты сломалась, да? – с напором спросила Лара, словно ожидая спасительного крика.

Елена Петровна уселась поудобнее в кресле, словно ей было некомфортно, и посмотрела на недопитую бутылку шампанского. Потом взяла её, наполнила бокал, залпом выпила и закурила. И заговорила, словно задыхаясь от собственных слов:

– Лар, я не хватаюсь за прошлое, как ты. И понять тебя не могу. Стас жив, наверное, поэтому ты будешь всю жизнь себя и его оправдывать, ждать его. В моём же случае это бесполезно. К чему? Он не виноват, и я тоже.

– Но ты же всю жизнь пыталась убежать от этой потери.

– Да ни хрена – вот здесь она сидит. – Елена Петровна дотронулась до груди. – Но зачем мне эти сантименты, Лара? Я не могу лить слёзы по тому, чего уже не вернёшь. Поверишь, мне иногда даже трудно вспомнить то время, как будто его никогда не было.

– А то, что сейчас?

– Перелистываю, как ежедневник. Лара, меня этому ещё твоя бабушка научила. У неё вообще не было таких понятий, как прошлое или будущее. «Только смерть вечна, – говорила она, – всё остальное либо проходит, либо приобретает иные формы». Ей некогда было думать, хорошо – плохо, много – мало. Она жила по совести. Знаешь, какая у неё была любимая фраза? Дают – бери, бьют – беги.

– Лагерный подход к жизни.

– Нет, жизненный, Лар. И я живу одним днём. Если сегодня у меня есть деньги на шампанское, сигареты и ужин в «Ритце» – этому надо радоваться. Что будет завтра? Какая разница? Меня может уже не быть. Ну что? – Елена Петровна выдохнула, затушила сигарету и посмотрела на часы. – Завтрак подходит к концу?

– Хорошо, мама. – Лара, не ожидала, что встреча так быстро закончится. Она, наверное, впервые так увлеклась беседой с матерью. – Я тогда поеду.

– Постой, детка, – улыбнулась Елена Петровна. – Я вовсе не хочу, чтобы ты уезжала. Проведи со мной весь день, если у тебя нет никаких планов.

– Вообще-то нет.

– Ну вот и чудно. Я уже забронировала нам в местном салоне несколько процедур.

Лара улыбнулась, ей была непривычно и приятна такая забота матери.

Женщины вместе вышли из лобби-бара и отправились в спа-салон. Пока мастера делали им педикюр, Лара и Елена Петровна продолжали общаться.

– Ты, кстати, где была? – спросила мать. – Я тебе звонила-звонила.

– Я была в Италии. Всю зиму.

– Отлично. Кстати, может, съездим на пару недель к тебе? Я так хочу позагорать.

– Я продала виллу, – тихо ответила Лара.

– Почему?

Лара молчала, раздумывая, говорить или нет. Но мать прервала паузу.

– Лара, давай рассказывай всё. Я же вижу, у тебя что-то случилось.

И Лара рассказала всё, что произошло в прошлом году. Впервые за долгое время она смогла выговориться матери, даже не задумываясь, что та, возможно, не поймёт. Перед ужином Елена Петровна уговорила Лару пройтись до ближайшего магазина и купить новое платье. Но повлиять на выбор Лары Елена Петровна не смогла: как она ни уговаривала дочь приобрести что-то роскошное, Лара остановила выбор на простом чёрном платье в стиле 60-х годов, но не отказалась от выбранных матерью серебристых босоножек на тонкой шпильке и сумки-конверта.

Поначалу мать не одобрила выбор Лары, назвав платье слишком скучным и простым. Но когда увидела Лару, вышедшую из примерочной комнаты, поменяла мнение.

– Лара, какая ты красавица! А твоя худоба тебе всё-таки идет. Посмотри, какие у тебя стали ножки, особенно колени. Как у благородной английской кобылицы.

– Хороший комплимент, мама, – усмехнулась Лара.

– Я тебе правду говорю. У большинства женщин колени ужасные, у меня в том числе, поэтому я так люблю носить брюки. А у тебя там ни грамма жира – красота.

Ужинать остались в ресторане отеля за столиком с видом на Тверскую улицу. Слушая мать, Лара наблюдала за прохожими. Иногда её мысли будто выключались, и Лара думала о чём-то своем. Потом снова вернулись в номер матери. Лара сидела на кровати рядом с Еленой Петровной. Мать и дочь курили небольшие кубинские сигары и пили портвейн.

– Хорошо, что мы вернулись к тебе в номер. Здесь спокойнее, – сказала Лара.

– Так что ты собираешься делать? – осторожно поинтересовалась мать. – Подашь на них в суд? Если хочешь, я могу помочь, у меня остались хорошие связи.

– Мам, ничего я делать не буду. Мне, если честно, всё равно. Наверное, так и должно было случиться.

– Ну с этим я не согласна. Что ты сделала такого, чтобы эта троица тебя разорила?

– А что сделала ты, чтобы Марк в прошлом году обобрал тебя до нитки, оставив с долгами, и на тебя завели уголовное дело?

– Ну, это старая история. – Мать махнула рукой.

– И у меня старая история.

– Лара, эти проходимцы вились вокруг тебя столько лет. Ты им, как-никак, доверяла, вела вместе с ними дела. Марка я знала пару лет и в принципе отдавала себе отчёт, что мальчик просто хочет поживиться.

– В прошлый раз ты мне говорила, что он тебя любил.

– Конечно, любил. А кто не любит за такие деньги?

– Мама, опять деньги, деньги. Не нужны мне деньги. Ты знаешь, я себя сейчас прекрасно чувствую без них. Да, сегодня мы потратили столько, что я могу, наверное, на это ещё целый год жить, но я сейчас будто во сне, но знаю, что скоро проснусь. Наступят будни, и я буду работать над новым сценарием, буду сама убирать квартиру, стирать, готовить.

– А зачем тебе готовить-то? Иван на что?

– Мам, в Москве он занимается десертами. Я не могу всю жизнь есть только тирамису и шоколадные конфеты, мне нужны какие-то другие продукты. И потом, он устаёт. Я не хочу его заставлять готовить, когда он приходит с работы.

– Ну хорошо, а что ты собираешься делать тогда?

– Не знаю, сейчас сложно сказать. У меня есть пока деньги, чтобы жить. Если будет совсем тяжело, пойду искать работу.

– Лара, – уверенным голосом сказала мать, – основная причина, по которой я приехала сюда, – увидеть тебя и… – Елена Петровна не любила ненужные вступления; она достала из сумки тонкий листок – чек гонконгского банка, на котором Лара прочла своё имя.

– Не понимаю, – вопросительно произнесла Лара.

– Здесь мой долг, я возвращаю его тебе. Плюс проценты.

– Нет, мама, я не возьму деньги. И какие-то проценты… Это уже никуда не годится.

– Что значит, не возьмёшь? – возмутилась Елена Петровна. – Не строй из себя святую. Ты мне помогла, вытащила из такой передряги. Эти деньги ты можешь использовать на фильм.

– Мама, сегодня ты уже столько на меня потратила: одежда, салон…

– Какие-то шпильки… О чём ты говоришь, Лара? Бери. – Елена Петровна протянула Ларе конверт с документами об открытии счёта на имя дочери.

– Мама… – У Лары на глазах показались слёзы. – Неужели у меня действительно что-то изменилось?

– Всё когда-нибудь меняется, главное – чтобы к лучшему.

Лара улыбнулась, обняла мать.

– Когда ты познакомишь меня со своим мужчиной? – спросила Елена Петровна.

– Давай завтра вечером. Приходи на ужин.

– Может быть, лучше в ресторане? Я тебя очень люблю дочка, но ты же не умеешь готовить. – Елена Петровна почему-то обрадовалась. – Это ты унаследовала от меня.

Лара засмеялась и успокоила мать:

– Готовить буду не я, а Иван.

– Звучит заманчиво. Тогда завтра в шесть вечера я буду у тебя.

– И это значит, что ты приедёшь только к восьми.

Елена Петровна рассмеялась.

– Как хорошо ты меня знаешь.

– Пока! – Лара поцеловала мать в щёку и вышла из номера.

Захлопнув за собой дверь, Лара ещё долго стояла, держась за ручку. Она пыталась внушить самой себе: вот оно, то, чего она так долго ждала. И теперь всё встанет на свои места: есть любимый мужчина, появились деньги, чтобы снять собственный фильм, невзирая ни на какой финансовый кризис, появилось вдруг ощущение, что вот оно – долгожданное спокойствие. Как будто свет на съёмочной площадке погас и режиссёр кричит: «Стоп, снято!» И оказывается, что первые кадры уже давно монтируют, и премьера фильма совсем скоро.

Да что же это такое? Да разве бывает так? Пустота, пустота – и вдруг, словно дождь, обрушивается на тебя счастье. Неужели нужны были потери, разочарования, слёзы, боль, одиночество, чтобы сейчас почувствовать себя счастливой?

Лара посмотрела на часы – было около двух ночи. «Наверное, поздно ему звонить, – подумала она. – Зачем его будить? Ведь до завтра ничего не изменится. Разбужу и обрадую его утром».

Продолжая представлять себе, как она придёт к Ивану с утра домой, расскажет, что теперь у неё есть деньги на фильм и вообще у неё есть всё, а главное – ОН, Лара нажала кнопку вызова лифта.

Войдя в лифт, она улыбнулась. Открыла сумку, чтобы достать мобильный телефон и вызвать такси, но передумала, решив, что его легко можно будет найти возле выхода из отеля. Вспомнила, что оставила свои вещи у матери в номере. Но они же договорились завтра встретиться – наверняка маме будет нетрудно захватить их с собой.

Лара вышла из лифта, ощущая, что её мысли меняются – как бабочки перепархивают с цветка на цветок: то она думает об Иване, то о своём фильме, то о маме.