– Что случилось?

– Я не знаю, что делать. Моя мама позвонила вчера, сказала, что сегодня приезжает. Я весь вечер не могла тебе позвонить, боялась, что Штейн вернётся домой в любую минуту, и уборщица была – мне кажется, она всё ему передаёт. Не знаю, как маме удалось накопить деньги на билет, но факт в том, что у неё сейчас отпуск. Она приезжает специально на мою премьеру. Она спросила, можно ли остановиться у меня. А что я ей скажу? Она же ничего не знает про Лёву – я ей не говорила.

– Вообще ничего? Даже о том, что живёшь с ним? – спросил Костя.

– Вообще ничего, – чуть не плача, ответила Юля.

– Почему ты ей ничего не рассказала?

– Потому что я ей столько рассказывала о тебе и не знала, как она воспримет, что ты меня бросил тогда.

Это больно задело Костю, ещё раз напомнив о том, как он поступил с Юлей. Он понимал, что теперь должен что-то предпринять, чтобы помочь ей.

– Я даже не могу вернуться в общежитие, – продолжала Юля. – Я же отдала своё место, когда ушла жить к… – Юля замолчала, не желая произносить имя Штейна. – А мама думает, что мы живём вместе.

– Понимаю. Так… – Костя задумался.

А Юля продолжала говорить, представляя, как всё теперь будет ужасно.

– Её, конечно, можно в гостиницу устроить, но она не согласится на это никогда. Скажет, слишком дорого, да и не поверит, что у меня есть столько денег. Она же до сих пор каждый месяц присылает мне деньги.

– И что ты с ними делаешь? Отсылаешь обратно?

– Нет, чтобы она ничего такого не подумала.

«Что у тебя богатый любовник», – подумал Костя. Наступила пауза. Юля выжидала.

– Послушай. – Голос Кости стал серьёзным. – Я придумал. Твоя мама может остановиться у меня в квартире.

– Правда? – обрадовалась Юля.– Это отличная идея, Костя. Так она будет думать, что мы действительно живём вместе.

– Да, тебе только надо туда привезти какие-то свои вещи, косметику. Ну сама понимаешь – чтобы создать видимость.

– Только видимость… – В голосе Юли чувствовалась грусть.

– Не только, – уверенно ответил Костя. – Мы можем по-настоящему жить вместе – решение за тобой, я же сказал тебе, Юля.

Юля молчала.

– А что я скажу Лёве? Я же не могу оставаться ночевать с тобой. – Возникла новая проблема.

– Надолго мама приезжает? – Костя рассуждал холодно и здраво, несмотря на то, что постоянное упоминание о Лёве было ему неприятно и больно. В какой-то момент пронеслась мысль: «Да что я делаю? Помогаю ей, чтобы выгородить её перед матерью, что она живёт не с богатым дядечкой, который её обхаживает, а со мной – этаким молодым творческим человеком. Она просто использует меня, его!» Но потом эта мысль ушла. Костя понимал, что должен помочь Юли, знал, что никто, кроме него, не способен это сделать.

– На неделю. В школе же занятия первого сентября. – Юля ощущала себя полностью растерянной. Она уже не чувствовала той вины перед Лёвой, которая терзала её вначале. Всё, что она делала сейчас, не выглядело для неё столь ужасным и отвратительным, но пришло новое чувство: что она нанизывает одну ложь на другую, но боится, что не сможет удержать всё это на одной привязи и когда-нибудь это оборвётся.

– Скажи, что у тебя ночные съёмки в течение недели. Штейн же знает, что у тебя сейчас репетиции, до премьеры осталась неделя. Ты так и так будешь пропадать всё время в институте. Приходи к нему часам к десяти. – Косте тяжело давались эти слова. Он представлял себе, как Юля сидит с ним и мамой, потом говорит, что ей пора на съемки, они уходят, а Костя провожает её только до угла дома, где стоит её машина. Она уезжает к Штейну домой, где как ни в чем не бывало обнимает его, целует, ложится с ним в одну постель. «Нет! – кричал какой-то голос внутри. – Так не может больше продолжаться! Всё это нужно кончить, решить раз и навсегда. С кем она – с ним или со мной?» Потом Костя успокоился и понял, что этот разговор нужно отложить ещё ненадолго – пусть Юлина мама думает, что всё у них хорошо. «А я буду оставаться с ней либо уезжать домой, как будто тоже по делам».

– Костя, как ты всё это замечательно придумал. Я люблю тебя! – быстро проговорила Юля.

– Я тоже тебя люблю.

Они договорились встретиться через пару часов где-нибудь недалеко от метро «Проспект Мира». Юля хотела завезти несколько своих вещей домой к Косте, а затем уже ехать на вокзал встречать маму.

Глава 30

Всё, что приятного осталось у Штейна от времени, проведённого с Эльвирой, разбилось в два счета, как только он, сев в машину, ответил на телефонный звонок Аристовского.

– Ха-ха, котяра, у меня для тебя свежая запись. – Роман засмеялся. – Извини, не удержался, прослушал.

– Свинья, – сказал Штейн. – Давай, включай.

По дороге домой Штейн слушал запись последнего разговора Кости и Юли. Он резко поворачивал машину, не обращая внимания на сигналы, несколько раз ударял по рулю, злился.

Лев понял, что Юля начала двойную игру у него за спиной. И то, что раньше ему казалось детским лепетом и на что он не обращал внимания, теперь выглядело куда более серьёзным.

Штейн насторожился. Неужели она действительно собирается бросить его и уйти к этому молодчику? В сущности, Штейну было плевать, что Юля и все её предшественницы тайком спят с кем-то. От этого не было ни противно, ни больно, потому что по своей натуре Лёва не придавал постельным отношениям никакого значения, его занимало одно – физическое удовлетворение. Ни разу в его жизни не случалось, чтобы секс хоть как-то совпал с чувствами. Они всегда были отдельно. И если для кого-то фразы «обладать женщиной», «желать женщину» означали слияние как физического, так и духовного желания, то для Льва они трансформировались в понятие материального обладания женщиной. И теряя кого-то, он испытывал не душевную боль, а боль утраты того, что принадлежало ему.

Любовь к вещам была самой настоящей слабостью Льва Штейна, о которой мало кто знал. В Москве принято любить красивые и дорогие вещи, окружать себя ими; здесь никто не удивляется количеству собственных машин, домам, яхтам, бриллиантам и прочим предметам роскоши.

Если бы канал «Luxury», который с упоением смотрит половина Европы, США, Азии, Австралии и Новой Зеландии, захотел снять что-нибудь о роскошной жизни в России, то вместо положенных сорока минут понадобилось бы, наверное, несколько часов, чтобы продемонстрировать всю ту роскошь, к которой стремится загадочная русская душа.

Подобную многосерийную программу можно было бы начать с упоминания о фильме Никиты Михалкова «Сибирский цирюльник», где со всем шиком показана русская жизнь XIX века с масленичными гуляньями и блинами с красной и чёрной икрой, русской водкой из гранёного стакана, балами и дорогими дамскими туалетами, расшитыми жемчугом и золотыми нитями. Затем переключились бы на Россию времен Ельцина, куда в избытке поставлялись всякие отбросы из Европы и Америки. Показали бы наших русских красавиц, которые выигрывали конкурсы красоты один за другим и как по команде становились «валютными женами» на содержании у весьма сомнительных личностей. Всё это было, и иногда через край, но прошло.

Сейчас Россия облагородилась, отгородив Санкт-Петербург и Москву от провинции. Да так, что складывается ощущение, будто кроме этих двух великих городов, ничего в России больше и нет. Да, есть Сибирь, есть Урал, Чукотка. Но это всё то, что подпитывает ленивые столицы, неустанно поставляя нефтегазовые деньги да русских красавиц в поисках счастья и местных неотёсанных олигархов, которые по прибытии в оные столицы буквально через несколько месяцев, побывав в руках опытных имиджмейкеров, как один начинают походить на голливудские эталоны, выставляя напоказ отбеленные и выправленные зубы, умело выкрашенные волосы, тонированные тела, накачанные и «обрезанные» в положенных местах.

Но как бы провинция ни билась за свою значимость, она всё равно проигрывает, и столица остается на пьедестале. И здесь, в городе, считающемся одним из самых дорогих на Земле, где сосредоточено огромное количество финансов, смысл благосостояния для каждого различный. Для кого-то быть богатым здесь означает снимать комнату в «хрущёвке» на честно заработанные деньги, ездить на метро, отмечать дни рождения в сети ресторанов «Ростикс», для кого-то это квартира, какая-нибудь «иномарочка», отдых, шопинг в «Охотном ряду» и даже клубная жизнь с посещением известных ночных клубов, а кому-то и Барвиха слишком приелась, и «бентли» с «ламборгини» слишком просты, и от Куршевеля тошнит так же, как от еды в новиковских ресторанах.

И вот это, наверное, именно то, что отличает московских жителей от всех остальных: здесь никто не скажет «был на днях в «Вертинском», «Петровском пассаже», «Аисте» с придыханием и напыщенностью. Какой-нибудь экспат на высокопоставленной должности, живущий в Москве, отправляясь в оные, будет рассказывать друзьям об этом именно так, добавляя гиперболы и эпитеты: «What a luxury place», «Gosh, you should see their prices… so expensive». А все прочие рядовые туристы из дальнего зарубежья, если уж узнают, что в «GQ-бар» ходят только русские олигархи и успешные банкиры со своими супермоделями, приехав посмотреть на российскую столицу, туда даже не сунется.

А вот рядовая Маша, или Катя, или только что окончивший курсы водителей автобусов Саша или Володя из Ростова-на-Дону, Краснодара или Новосибирска именно туда-то и пойдут в первую очередь, надеясь на счастливый случай. И даже если такой случай им не представится, они потом так же с небрежностью бросят фразу в компании своих друзей: «А, „GQ-бар“… Был, знаю. Ничего особенного – куча „денежных мешков“, но ничего особенного…» Скорее всего, это и есть ключевое слово к «Moscow luxury style» – «Ничего особенного». Вот только о том, что особенного осталось в Москве, увы, многие уже забыли.

Именно с таким отношением к жизни всегда и жил Штейн. Когда он родился, любовь к дорогим вещам, даже скрытая, считалась преступлением. Но потеря свободы его не останавливала. Хотя, нужно сказать, Лёва быстро сообразил, что нужно делать: выучил английский и немецкий языки, купил хорошую пишущую машинку и овладел «правильно поставленной речью». Он сразу же зарекомендовал себя как успешного студента журфака, которого с радостью отправляли в различные командировки. Конечно, он помотался по городам российским, но потом благодаря своему обаянию сумел сместиться в сторону ближнего, а затем и дальнего зарубежья. И всё-то он делал легко и изящно, правильно расставляя акценты в том, кому нужно только улыбнуться или подмигнуть, кому подарить коробку конфет, а кому – флакончик духов, а в отношениях с кем-то приходилось применять полный арсенал боевой техники.