В прошлом году всё, что он и его друзья делали, казалось правильным. Он смотрел на отца и где-то внутренне оправдывал себя самого. Костя думал не о том, что отец причиняет матери боль своими нескрываемыми изменами. Он считал, что так и должно быть. Но иногда, неожиданно для него самого появлялась мысль, что всё это мерзко и жестоко. И тогда-то начинались срывы: он напивался, пытаясь всё забыть. Ему хотелось выключиться из этой реальности.

Появление Лары отрезвило его. Со всей своей сложностью, непредсказуемостью она показалась ему ближе и откровеннее, чем Юля. В Юле всё было слишком просто, наивно, глупо. Та любовь, а скорее увлечение, не была ни серьёзной, ни поверхностной. Это было что-то между, чего он и сам не мог себе объяснить. Ему и в голову не приходило, что он поступает дурно, продолжая эти отношения. Постоянно наведываясь в «Щуку», обливал грязью «Славянку», где всё казалось тупым и бездарным. Он изредка угощал Юлю кофе, занимая деньги у друзей, иногда преподносил цветы и какие-то мелкие подарки. Первой их близости Костя не придал никакого значения, не понимая, как много она значила для Юли. Для него это было очередной победой, которой он порадовался. А потом всё куда-то покатилось, помчалось, и он почувствовал себя сваленным в яму из общих предрассудков, стереотипов, вранья, обманутых чувств и собственной незначительности.

Костя посмотрел на друзей, усмехнулся, достал из бумажника деньги и, положив их на стол, встал.

– Только не говори, что ты обиделся и собираешься от нас уйти, – фальшиво произнесла Юля.

– Нет, не обиделся, но уйти собираюсь. Вы говорите, что я не изменился, думаете, я продолжаю что-то разыгрывать. Так вы ещё большие клоуны, чем я. – Костя посмотрел каждому из присутствующих в глаза и остановил взгляд на Юле. – Я думал, ты раньше была настоящая, но, видимо, ошибся. Настоящей ты стала только сейчас.

Костя развернулся, вышел из кафе и двинулся к Тверской улице.

Глава 11

Ещё не дойдя до угла Камергерского переулка, где располагались служебный вход МХАТа и небольшая закусочная, торгующая пирожками и блинами, Костя был остановлен Фиолетом.

– Костя! – Денис тронул его за плечо. Тот обернулся.

– Что тебе? – рассерженным голосом спросил Гринёв.

– Не будь занудой. Абрамов просто подтрунивал над тобой. Пойдём обратно.

– Подтрунивал? – рассмеялся Костя. – А у меня такое ощущение, что вы пригласили меня, чтобы посмеяться. Вам нужно что-то новое и забавное среди протухших московских новостей.

– Не будь таким, Костя. Это моя роль – разыгрывать циничного шута, – сказал Фиолет, улыбаясь другу, и похлопал его по плечу.

– Слушай, ещё раз говорю: я сюда не играть приехал.

– Хорошо, мы все это уже поняли. Ну пошли. – Фиолет потянул его за рукав рубашки. Костя нехотя покорился.

Подойдя обратно к веранде кафе, Костя увидел, как Юля и Даниил о чём-то оживленно беседуют, не обращая внимания на возвращение друзей.

– Вот, вернул его! – радостно сообщил Фиолет.

Костя сел на стул, заметив, что брошенные им деньги так и остались лежать на столе, и уставился в сторону, на прохожих, краем глаза замечая, что Юля всё это время изучает его.

– Так на чём мы остановились, Юленька? – спросил Даниил, как показалось Косте, слащавым голосом явно специально, чтобы продемонстрировать Гринёву, какие они теперь близкие друзья.

«Не спит ли она с ним? – подумал Костя. – А что, если всё это лишь для того, чтобы через несколько секунд объявить мне, что они вместе? Ведь он так и не сказал, с кем она. Общаются близко, при этом о „своём“ она не говорит».

Костя изучал их. Потом заказали ещё шампанского, потом бутылку вина. Действие алкоголя дало о себе знать, и Костя почувствовал, что расслабился. Он улыбался своим друзьям, особенно Абрамову, предчувствуя, что пьяная радость скоро сменится злостью.

Каким образом все оказались в гостях у Фиолета, Костя не помнил. Заметил только, что Юля чувствовала себя там как дома: знала, где что лежит, принесла с кухни бокалы для вина, закуски, даже напомнила Денису, где у него лежат фильмы, которые он пытался отыскать. Костя тут же начал подозревать Юлю в том, что она теперь с Фиолетом. Потом ему и вовсе представились какие-то оргии, которые могли устраивать его бывшие товарищи по институту, и главной фигурой в них, конечно, была Юля – как богиня, сидящая где-то наверху, обнажённая, почему-то непременно в чёрных туфлях с тонкой высокой шпилькой, с презрением смотрящая на них и позволяющая каждому по очереди подходить и целовать кончик её туфли.

Пришли ещё какие-то люди, знакомые Фиолета. Девушек не было. Но Юля держалась легко, прежней застенчивости, которую она невольно демонстрировала в мужской компании, не было и в помине.

Веселились до утра. Среди ночи кто-то побежал в ближайший супермаркет затовариться закусками и выпивкой, а Юля и Костя оказались вместе на балконе. Юля закурила.

– Ну и как Лондон? – спросила она, поглядывая то на Гринёва, то на продолжающий жить ночной жизнью Кутузовский проспект. К переливающимся разноцветными огнями зданиям казино подъезжали машины, оттуда выходили мужчины и женщины. Вон, заметила Юля, кто-то ругается с охранником из-за парковки, вон пьяный, наверное, всё проигравший, мужчина выходит из казино. Ему хочется на чём-то сорвать злость – он бьёт ногой первый попавшийся телефонный автомат. Вон тихо куда-то плетется старуха-бомжиха, держа в руках сумку, наполненную пустыми пивными бутылками, звон которых то и дело раздаётся в возникающей иногда секундной тишине. Плетётся куда-то, а через минуту исчезнет в подворотне, и нельзя будет даже доказать, что она была, существовала, словно это был всего лишь мираж.

Косте Юлин взгляд показался надменным и хитрым.

– А как Москва? – спросил он.

– Отвечаешь вопросом на вопрос. Я первая спросила.

– Хм, – усмехнулся Костя. – Конечно, не так, как твоя Москва. – Он посмотрел на её кольцо. – Проще, но всё серьёзно.

Юля подумала, что Костя, видимо, узнал о ней всё и решил задеть за живое, сказав, что у него есть девушка, с которой отношения куда серьёзнее.

– Да, куда уж нам, – рассмеялась Юля, – провинциальным дурочкам. Мы только за олигархами гоняемся. Нас достали всякие трепачи, обещающие золотые горы.

– Кто тебе обещал золотые горы? – Костя разозлился, почувствовав упрёк в свой адрес.

– А как будто не ты? Не ты ли мне пел, как мы будем счастливы, станем ездить на «мерседесе», всё покупать и всё продавать? Только теперь, дорогой, я сама могу купить всё, что ты захочешь. А могу и прокатить на машине. Хочешь? – Юля рассмеялась.

– Да ты что?! Нашлась добрая девушка, спасибо. Подайте нищему актёру. – Костя подошёл ближе и, резко притянув Юлю к себе, хотел поцеловать, но она влепила ему сильную, отрезвившую его пощёчину и вышла.

Костя минуту постоял на балконе, потирая ладонью лицо. Потом, словно опомнившись, вернулся в гостиную, заметив, что входная дверь захлопнулась. Абрамов спал на диване. Фиолет, как обычно, сидел в углу, тихонько слушал музыку. Его друзья смотрели фильм.

Крикнув «Пока!», Костя выбежал из квартиры и догнал Юлю на улице, когда та уже садилась в свою машину. Он подбежал к ней и крепко схватил за руку.

– Отпусти! – закричала Юля.

– Не будь дурой. Сядешь в таком виде за руль – разобьёшься.

– Я не дура! Пошёл ты!..

Юля захлопнула дверцу машины и, бросив ключи в сумку, побежала в сторону Нового Арбата. Там она пыталась поймать такси, но Костя догнал её. И когда рядом с Юлей остановилась машина, Костя влез туда следом за девушкой.

– В сторону метро «Университет», пожалуйста, – попросила Юля. – Я вам там подскажу, как ехать.

– О, ты сменила адрес, – усмехнулся Костя. – Смотрю, много изменений произошло с тех пор, как мы расстались.

– Да, ты не представляешь. Колоссальные. И я очень им рада. – Юля забилась в угол сиденья.

– Юля… – Гринёв посмотрел на неё пьяными глазами. – А ты по-прежнему красавица!

– Костя, эти комплименты ни к чему. Зачем ты вообще приехал?

– Зачем? – Костя задумался. – Не знаю, зачем, Юль. Одиноко стало. – Косте захотелось откровенно высказать ей всё, даже если она не поймет. – Я много работал, потом нашёл театральную школу. Пришёл туда. А меня спросили: «Ты зачем пожаловал?» И я впервые в жизни не знал, что сказать. Меня как будто холодной водой окатили. Понимаешь, здесь я мог любому сказать: потому что я талантливый. И все верили. – Костя рассмеялся. – Да я сам себе верил. Только верил-то ложно. Знаешь, одни люди верят сами в себя и добиваются поставленной цели, а другие знают, что не правы, но верят собственной лжи. Вот я из последних. В Москве мне казалось, что мир должен лежать у моих ног. Что бы я ни делал, все должны этим восхищаться, хвалить, говорить, какой я молодец, и прочить мне славу и блестящее будущее. А в Лондоне мне никто так не говорил. Им было плевать на заслуги моего деда в советском театре и кино, плевать, что отец музыкант, а мама – искусствовед. Всё это не имело ко мне никакого отношения. Я долго этого не мог понять, а потом догадался, что это только здесь, у нас в Москве. Почему-то, если ты хочешь чего-то добиться, ты должен иметь отношение к кому-то уже состоявшемуся – отцу, матери, мужу, любовнику.

Услышав это слово, Юля посмотрела на Костю, подумав, что он явно намекает на неё. Но Костя говорил в общем, а не о Юле.

– А там всем на это плевать. Конечно, тоже есть свои лазейки. Я не поверю, что, если какой-нибудь сынок звезды захочет стать известным, никто не посмотрит на заслуги его родителей перед родной Великобританией. Но ракурс совершенно иной. Посмотрят, а потом спросят: «А что можешь ты?» Мне вообще никто не предлагал никаких особенных ходов. Сказали: раз такой самоуверенный, приходи на прослушивание – танец, пение, немая сценка и диалог из любого произведения. Я впервые в жизни готовился по-настоящему, занимался. У меня тогда ещё график вышел очень напряжённый, была Неделя моды, меня отобрали на несколько показов. Приходилось вставать в пять утра, чтобы успеть подъехать на кастинг, потом целый день проводили в зале, ждали, когда установят освещение, декорации, по нескольку раз репетировали показ. Он длится всего двадцать минут, а из-за этого приходилось торчать там целый день. Впрочем, это пошло мне на пользу – я то текст учил, то танцевал. Ребята в основном читают, кто-то дипломную работу пишет, кто-то изучает право, кто – экономику. Я ещё никогда не встречал столько образованных людей. Думал, что все мужчины-модели – геи или жиголо, идущие в этот бизнес только по одной причине: найти кого-то, желающего их содержать.