Ольга Кентон - Девушка из дома на набережной

Лара поймала такси и попросила отвезти её в аэропорт Шереметьево-2. Купив билет на вечерний рейс до Флоренции, она ночью прилетела в Италию.

Лара приехала на виллу поздно ночью. Такси остановилось возле больших металлических ворот, сквозь которые можно было видеть слабо освещённую подъездную дорогу и лестницу, ведущую в дом. Лара расплатилась и отказалась от предложения таксиста внести вещи в дом. Когда такси отъехало, Лара какое-то время стояла неподвижно, прислушиваясь к привычной в это время года тишине, и глубоко вдыхала свежий воздух, наполненный запахами солёной воды и средиземноморского кипариса, растущего здесь почти в каждом саду.

Ключей от главного входа у Лары не было. За домом в её отсутствие следила немолодая женщина по имени Элда, которая приходила убирать раз в две недели и обычно полностью подготавливала дом к приезду Лары и её гостей. Но в этот раз Лара ничего ей не сообщила – слишком поспешным был отъезд. Поэтому закрытый дом ничуть не удивил Лару. Она обошла виллу вокруг и, подойдя к небольшой металлической двери, набрала цифры кода – дверь отворилась.

Оставив чемодан в подвале, Лара прошла через коридор наверх. Она чувствовала себя усталой и опустошённой. Однако идти в пустую спальню не хотелось, и Лара предпочла остаться в гостиной.

Она открыла дверцы бара, где нашла несколько бутылок красного вина из старых запасов. Шампанского не было – поэтому мысль о приготовлении любимого коктейля отпала. Холодильник был пуст – впрочем, Лара и не чувствовала голода. Она налила в бокал красного вина, включила CD-проигрыватель, даже не проверив, что стоит в дисководе. Открыла балконную дверь и, выйдя на террасу, села на одиноко стоявший шезлонг – остальные, видимо, были заботливо убраны Элдой. Видимо, один она оставила для себя, чтобы иногда отдыхать здесь после уборки.

Послышался голос Андреа Бочелли. В ту же минуту самые разнообразные чувства всколыхнулись в Лариной душе. Она удивилась: насколько же ассоциативен человек, если даже звуки знакомой мелодии сразу вызывают в памяти давние воспоминания. Наверное, поэтому так трудно расстаться с прошлым, когда всё вокруг напоминает о нём. И даже если постараться уничтожить всё, что может о нём напоминать, нет гарантии, что случайный звук, чья-то фраза, запах не вызовет воспоминания. И ещё более удивительным и странным показалось Ларе то, что даже если это прошлое было отвратительным, всё равно в нём найдётся хоть один приятный незабываемый момент. И из-за этого мгновения, счастливой улыбки не забудется всё остальное – слезы, боль, разочарование. Этот единственный клочок счастья потянет за собой всё остальное. И прошлое уже будет восприниматься не как прошлое, а как действительность, которая не даёт спокойно жить в настоящем, не говоря уже о том, чтобы строить какие-то планы на будущее.

От осознания этого Ларе стало ещё больнее. Она понимала, что не способна уничтожить своё прошлое так, чтобы в нём не осталось ничего, что могло бы напомнить о Стасе. Скорее было легче убить себя, чем уничтожить напоминающие о нём предметы, звуки, запахи. Ведь она не может просто взять и удалить из памяти ту часть, что была обозначена табличкой «Стас Ильин». Но и смерть казалась слишком глупой, банальной развязкой.

Лара чувствовала, что, возможно, какое-то основное решение ещё впереди. Чем это будет для неё – спасением или гибелью, она не знала. Но была уверена, что непременно к этому придёт. И, может быть, слабая надежда на это неизвестное решение ещё давала сил.

Раздумывая обо всём этом, Лара заснула на террасе, укрывшись тёплым шерстяным пледом.

Проснулась Лара от того, что кто-то теребил её за рукав кофты. Это была Элда.

– Синьора Лара, вы приехали, – заговорила Элда по-итальянски. У неё была смешная манера говорить, чем-то напоминающая Ларе разговор торговок на московских рынках. Она всегда держалась с хозяйкой просто. При этом иногда, как мать, могла заметить, что Лара огорчена, а если уставала или слышала в голосе Лары требовательные нотки, не забывала напомнить, что та хоть и платит ей, всё равно должна не приказывать, а вежливо просить. Это повышенное чувство собственного достоинства всегда заставляло Лару по-доброму относиться к Элде и уважать её труд.

– Да, – ответила Лара по-итальянски, недовольная пробуждением.

– А почему вы не предупредили меня? Я ничего не знала.

– Я только вчера решила, что приеду.

Элда внимательно всмотрелась в лицо Лары.

– С вами всё в порядке?

– Да, всё хорошо.

– Но вы такая бледная… – Элда продолжала разглядывать Лару. – Ну конечно, вы же ничего не ели! – спохватилась она. – Подождите, я сейчас пойду куплю еды и приготовлю вам хороший завтрак.

– Элда, – Лара вздохнула, – не сейчас, пожалуйста. Можно просто кофе?

– Я знала, что вы попросите, – принесла щепотку из дома. Пойду сварю.

– Спасибо, – поблагодарила Лара. – А как вы узнали, что я приехала?

– Сын сказал.

– Сын? – удивилась Лара.

– Да, он теперь по ночам не спит, играет на гитаре, пишет что-то.

– Да вы что?

– Лара, он так благодарен вам за подарок. Он даже у нас в траттории несколько раз выступал. С большим успехом.

– Я рада. А как его ноги?

– Все так же. Как деревяшки, не двигаются. Но он и забыл про них теперь. Для него главное – музыка. Он и в детстве постоянно ею занимался, но мне всё это казалось баловством. А как авария случилась, думала, больше не увижу своего мальчика улыбающимся. Но нет, увидела. А про те ужасные вещи, которые он намеревался сделать, даже думать забыл. Спасибо Деве Марии. – Элда перекрестилась и поцеловала крест, висящий на шее. – И вам, конечно, синьора Лара.

– Не за что. – Лара осмотрелась. Утром всё казалось другим. Только привычный запах кипарисов, которые подобно высоким треугольным пирамидам стояли по периметру сада, напоминал Ларе, что она в Италии, а не в Москве.

Огромная итальянская вилла была расположена в городке Прияно на Амальфийском побережье. Лара купила её сразу после открытия продюсерского центра и получения крупного заказа. Поначалу она не знала, что будет делать с таким большим пространством, но всё как-то быстро приспособилось. Пустующие комнаты наполнились мебелью в стиле ар-деко, картинами и всевозможными скульптурными работами. Впоследствии коллекция пополнялась благодаря друзьям Лары, привозившим со всего света работы различных художников, а кто-то дарил и свои собственные.

На террасе и рядом с бассейном были расставлены десять шезлонгов и несколько плетёных кресел авангардного стиля, в другой, закрытой, части террасы стояли длинный стеклянный стол с железным каркасом и такие же стулья по обеим сторонам. За столом Лара и собирала своих многочисленных гостей летом. Пустовавшие по причине отсутствия мебели в первое время спальни быстро приобрели своих временных постояльцев, как только там появились кровати, комоды, туалетные столики и прочая мебель.

В Италии Лара любила проводить лето, когда к ней, сменяя друг друга, приезжали гостить друзья и знакомые, коллеги по работе. Жанна иногда оставалась почти на всё лето, забирая работу из Москвы с собой. Чаще всех здесь бывал Стас, которому особенно нравились итальянская кухня и, как он говорил, «dolce vita», подразумевая бесконечные ужины с шампанским и вином, сигары, машины, лазурное море и, конечно же, вечно ожидающую его Лару.

В одиночестве Лара здесь оказалась впервые.

Она встала с шезлонга и подошла к краю балкона. Вдали виднелись горы, сине-бирюзовое море, чьи-то дома, пустующая, переплетающаяся, как ленточка в волосах, дорога.

Лара посмотрела на сад. Аккуратно выстриженные кустарники, скошенная трава, стоящие в ряд деревья. Она вспомнила, как совсем незадолго до покупки дома была по делам в Нью-Йорке и заодно успела навестить своих друзей. Кто-то из них устроил ей культурную программу. Так она оказалась в Метрополитен-музей, где провела весь день до закрытия.

В зале, посвящённом импрессионистам, она увидела картину Ван Гога «Кипарисы», которая почему-то понравилась ей больше, чем другие знаменитые творения художника. Потом она кому-то рассказывала о своём впечатлении от картины – что эти стройные деревца вызывают ощущение покоя и тоски: вот так же, как она, тянутся куда-то, а сами-то растут посреди поля, заросшего сорной травой.

Осматривая виллу перед покупкой, первое, что увидела Лара, выйдя на террасу, – эти одинокие кипарисы. Долго не раздумывая, она купила дом. А потом знакомый художник подарил свою картину. Что его впечатлило – Ван Гог или вид с террасы в доме Лары, неизвестно, но на картине были изображены два средиземноморских кипариса, словно задающих вопрос Ларе: «Один – ты, а кто второй?» Все эти годы Лара так и не смогла найти ответа.

Картина висела на прежнем месте. По задумке Лары на стене, противоположной дивану, повесили огромное зеркало, в котором отражались сад и вид на море. И без того большая комната визуально становилось огромной, ничуть не уступающей размерами какой-нибудь танцевальной зале. А на другой стене как раз висела картина. Создавалась иллюзия: то ли ты смотришь в зеркало и видишь кипарисы, то ли смотришь на картину с таким же рисунком.

Бродя по полупустым улицам города, где с возвращением зимы жизнь замедляет ритм, Лара остановилась возле небольшого магазинчика, в котором продавали всякую всячину. В этот момент со второго этажа послышались звуки гитары.

– Кто это играет? – спросила она по-итальянски хозяина, сидевшего на стуле у входа в магазин. На вид около шестидесяти лет, он был седой, плотного телосложения, с большим животом. Мужчина читал газету и переминал в зубах сигару. Рядом с ним на небольшом стульчике стояла чашка с недопитым, остывшим эспрессо.

Хозяин улыбнулся Ларе:

– Это сын Элды, калека. У мальчишки хорошо получается.