Шурик покривился, пожал плечами и махнул неопределенно рукой, что, видимо, означало, что то была ерунда, а он привязан теперь к Марине, что и доказал.

Пойду полежу чуть-чуть, а потом...

И он сделал зверское лицо, должное означать страсть.

Придя в комнату, он удивленно заметил, что она вовсе не пуста.

На ковре выводил дикие рулады Санек, а на тахте раскинулась Наташа,разбросав ножки и оголив бедный бледненький животик с кучерявой золотистой грядкой. Трусиков на ней почему-то не было (их выбросил Санек, чтобы скрыть следы преступления).

Быстрое соитие с Мариной, которое как-то плохо помнилось Шурику,однако, возбудило его...

Шурик лег рядом с Наташей и стал шептать разные-всякие, но более осмысленные слова, чем с Мариной.

Он гладил её, целовал, и она ожила.

Увидела над собой Шурика, залилась слезами, обхватила его за шею... И что же? Мог Шурик устоять? Нет.

Он довольно долго любил её, она отвечала как-то слабо, больше слезами (от счастья?) и стонами (от страсти?) и закончил Шурик не так, как с Мариной: он вытянул из кармана чистейший синий платок и утопил в нем своих детей.

Так закончилась вечеринка.

Наташа очнулась рано и в безумном состоянии.

Болела голова, даже не так: она была как нарыв, который вот-вот оторвется, мутило, тянуло рвать, но она сдерживалась.

Во рту было сухо, будто она всю ночь жевала наждак.

И ещё напасть: тянуло внизу живота и саднил передок, как будто бы и там побывал наждак.

О доме она не стала думать, потому что знала, что большего проступка она совершить не могла: не придти ночевать и не позвонить. Хорошо, что она сообразила сказать, что идет не к Марине, а к девочкам в общежитие. Пытаясь приподняться, она поняла, что у неё болит все тело, - каждая косточка.

Боже, она не может вспомнить, что вчера было! Наверное, что-нибудь ужасное, раз она так отвратительно себя чувствует. С т С трудом, но все же вспомнила беседу с Хачиком о каких-то шикарных перспективах... Так. Приехал какой-то противный парень, привез что-то очень страшное, какое-то питье.

И тут все закрывала тьма.

Она осмотрела комнату.

Где Шурик? Шурика не было. Он проснулся ещё раньше Наташи,кое-что вспомнил, что-то нет, но счел за лучшее убраться по-английски и, пожалуй, больше здесь не появляться. Ему не нравился его носовой платок, явно со следами крови, хотя это вполне могла быть обычная женская элементарщина, но... От греха одальше и Шурик выполз из "такой" квартиры. Подальше.

Итак. Шурика не было, а в углу спал на ковре этот противный парень, храпя, как кабан.

Наташа села на тахте.

... Но что это? Она без трусиков? Где они? Почему она их сняла? Трусиков нигде не было видно. Надо их найти!

И тут краем сознания она начала понимать и даже припомнила совершенно страшную вещь: она была с Шуриком ТАК!

Это совсем подкосило её, и чтобы не разреветься в голос, она заткнула кулак в рот и тихо подвывала, как раненый зверек.

... Домой. Бежать. Никого не видеть. Ей надо бежать. Домой. К маме.

Ведь говорила же мама...

Наташа залилась слезами.

Она сползла с тахты, иначе не могла, еле поднялась на дрожа - щих ногах, и приоткрыла дверь в холл.

... Слава Богу, что не видно Марины и Шурика!

Тихонько, как могла, она прошла ко входной двери и с ужасом подумала, что никогда не откроет чужую дверь... Но дверь оказалась приоткрытой (это Шурик, убегая, не закрыл ее).

Такси она нашла быстро, кожа сиденья захолодила голую попку, и она снова заплакала, но тут же заставила себя перестать.

Санек проснулся бодрый, даже веселый, только опохмелиться хотелось. Но за этим дело не станет, у него ещё была с собой бутылка, что он, дурак, что ли? - все на стол вываливать. Вспомнилась Наташа, её голенькая маленькая попка, тонкие ножки, длинные мокрые волосы.

И восстал опять Санек.

... Черт-те что. Другая девка, что телок молочный, а не стоит и все тут.

Он оглядел комнату - пусто. И хмырюги нету. Наверное, все на кухне похмеляются.

Санек вышел на кухню, там за столом сидели Марина и бабка. Перед ними стояла бутылка водки, закуска, кипел на плите чайник. Было светло и солнечно. А на кухне атмосфера стояла мрачная.

- Чего это вы одне? - спросил удивленно Санек, ожидая увидеть веселую компанию.

- А тебе кого не хватает? - с иронией спросила Марина.

Санек смутился:мне всех хватает, просто где остальные?

- Кто "остальные"? - привязалась Маринка, и Саньку показалось, что в глазах у неё мелькнули злые огоньки.

- Твой, этот, как его, Славик, что ли? (Санек действительно забыл имя Шурика), девчушка-подружка, евонная, что ли? (Санек решил все карты спутать, вроде бы он - лох и ничего не понимает).

- Не мой и не Славик, а Шурик, как и ты. Только ты Санек, по-деревенски, а он по-благородному - Шурик (Марина злилась на Шурика, что он так незаметно утек, она тоже собиралась несла-бо провести сегодняшний свободный день. Бабку бы отправила к соседке, Санька к чертям и валяться с Шуриком целый день на тахте. Так ведь утек). А подружка моя вовсе не его, а просто моя знакомая, а что? Понравилась? - вдруг прозорливо спросила Марина.

Санек покраснел и вспотел. Вот, зараза, ну и мозги у нее. Надо как-то сбрехать... А может, сказать сейчас все?

Бедный Санек! Мучительные размышления так отразились на его лице, что Марина расхохоталась: вижу, вижу, понравилась! Она всем сначала нравится, а потом, как с ней помямлишь часок, так не знаешь, куда бежать. Давай лучше опохмелимся, братик, веселее будет! Я не люблю, когда, как воры, из приличного дома, из гостей уходят. Без воспитания. А этого нам не на-а-да, верно, Санек?

Санек пробормотал, что, может, и верно, однако девчушка ему понравилась, и он решил точно на ней жениться.

Бабка и Марина онемели.

Марина встряхнулась, чтобы придти в себя:слушай, ты, чмо, а она-то собирается за тебя замуж? (Тут в ней заговорила "городская" кость, Санек деревня. Еще чего, - будет здесь проживать!)

Но Санек не сдавался: а чего за меня не пойти? Я в армии специальность приобрету, деньги у меня есть, тетка на мое имя положила да и Пеструху продала! Я понятливый, подумаешь, скоро помоднее твоего Шурика буду!

Марина сдалась, да и неинтересны ей были Саньковы бредни, тем более, что он сегодня уезжает в Волок, а завтра: ту-ту! - в армию на два года.

А бабка заинтересовалась:чего это ты, Санек, вдруг сказился? Зачем она тебе худыщая да лядащая, в Супоневе что, девок мало? Ты, парень, что? Али с ней побывал?

Марина вскинулась: Палага, да ты совсем сбрендила! Где это он с ней "побывал"? Ты что, на старости по сексу поехала?

Пелагея обиделась: Ты, Маринка, неуважительная. Жалею я, Санек, что не тебя, а её сюда взяла. Жил бы сейчас, как царь, а она бы пусть на ферме лоила!

Санек выпил и расстроился: вот вы, бабаня, что наделали! Я там загибаюсь, а вы тут жируете и теперь ещё жалеете, что Маринка не такая. А что, я такой бы был? На вас не угодишь, вот что я скажу.

- Это на меня-то, на тихую, не угодишь? Да кто бы стал такие матюгальники терпеть, какие я от Маринки слышу, да кто бы её мужиков терпел?

Дальше бабка не продолжила, потому что почувствовала: далеко зашла, при Саньке-то Маринка удержится, а вот потом поддаст ей хорошенько.

Марина пошла в раздрыг: после такого вечера, светского, сек суального, слушать эти деревенские бредни - сил нет, и она заорала:да заткнитесь вы, так вашу мать! Надоели! А ты, Санек, давай, сваливай, тебе завтра на пункт, а ты тут пьешь, как лошадь! А бабаня сама сто очков всем даст, попомни мое слово! Нам с ней разъезжаться надо, вот что! (Марина знала, куда бить - бабка жуть боялась отправки её в деревню).

- Да ладно, ладно, тебе, Маринка, уж и сказать под винцо ничего нельзя, сразу ф-фырь, как лошадь норовистая, - закудахтала бабка.

Но Санька был прост, как правда:

- А что, бабань, приезжайте в деревню, там у тетки хорошо, меня не будет, дядька Иван опять сидит.

- Ну-у? - Удивилась Пелагея, она так и не спросила Санька о деревенских, и теперь ей было стыдно.

- Вот вам и "ну". Помахался, пьяный, с Серым, чего-то они не поделили и дядька Серого под ребро ножичком - чик...

- Уби-ил? - взвыла Пелагея.

- Да нет, только так, поранил. Но в милицию забрали, а того - в больницу, теперь тетка одна и ребята подросли. Вот и будете там вдвоем с Лариской. Хорошо!

У Марины заблестели глаза: а что? На время, пусть воздухом подышит, от моих гостей отдохнет, да и мы с ней друг от друга...

Пелагея почуяла недоброе:нет, Санек, тяжела я стала, уж тут доживу как-нибудь. Там, поди, у вас и жрать-то нечего? Кромя своего.

- Конечно, - обиделся Санек, - у нас разносолов нету. Чего уж. Мужики пьют, бабы на ферме ломят, все, как раньше, ничего хорошего. А то, если захотите, я скажу тетке?

Марина хлопнула ещё рюмку: это дело надо обмозговать, Пелагея надоела ей. И приходиться считаться с тем, что в однокомнатной квартире живет с тобой старуха и осуждает твой образ жизни.

- А чего мне, - уже серьезно беспокоясь и злясь, что её так крепко отсюда выпирают, отрезала Пелагея. - Ты женишься, пока свою избу поставишь, мне где деваться? Я-то Ларискину избу хорошо знаю, чего там есть: зала да кухня, да пристройка холодная. А дети пойдут, из меня няньку бесплатную сделаешь? Походила я в няньках-то, всюю жизнюю. Досыта!

Санек опять разобиделся: да вы что, чего это я вас в няньки заберу? Да и не женюсь я тама. Женюся здеся, сказал - на этой, подружке Маринкиной.

- На лядащей? - усмехнулась ядовито бабка.

- А что, Маринка, не лядащая?

- Теперь такая мода, дурни вы обои, - сказала вдруг Маринка совсем по-деревенски. Это случалось с ней, когда она напива-лась или очень злилась, себя не помнила, вот тогда пробивалось а это, - не свое, наносное, - уходило, будто и не было.