Но с какой стороны подступиться к Геркулесу он еще не представлял.

А тот все это время, теребя край передника, стоял в гостиной и невинным взглядом смотрел в глаза своей хозяйки Эллин. Та, уже отчаявшись уговорить Геркулеса, лишь горестно качала головой.

А Скарлетт задумчиво смотрела на негра. Ей было жаль этого могучего мужчину, к которому взрослые пристают с расспросами.

«Ну не хочет человек отвечать и не нужно, — думала девочка, — придет время, и он все расскажет сам. Дался же им этот корень».

Скарлетт конечно же, помнила боль, пронзившую ей глаза, помнила размытый мир, увиденный ею сквозь туман змеиного яда.

Но детская память коротка, она уже не помнила своего испуга, да вряд ли тогда девочка понимала, что может ослепнуть. Ей было достаточно сейчас и того, что она здорова, прекрасно видит.

А Геркулеса, которому приходится выслушивать угрозы и упреки, ей было жаль.

Ноги Скарлетт еще не доставали пола, когда она сидела на высоком стуле и от нечего делать, девочка принялась болтать ими.

Внимание Эллин тут же переключилось на дочь.

— Скарлетт, сейчас же перестань болтать ногами. Неужели ты не понимаешь, это неприлично.

«Ну вот, — подумала Скарлетт, — теперь мама будет учить меня, как нужно себя вести».

Она поставила ноги на перекладину и примерно сложила руки на коленях.

Геркулес сочувственно посмотрел на девочку, словно бы говоря, вот видишь, и тебе досталось.

А доктор Фонтейн в это время в коридоре уже втолковывал Джеральду О’Хара свой новый план.

— Мистер О’Хара, попросите дочь, пусть она выведает у Геркулеса его тайну.

— Я не знаю, получится ли у нее? — засомневался Джеральд.

— Но ведь он ее очень любит. И вряд ли откажет ребенку.

— Не знаю, пойдет ли это на пользу Скарлетт? — сказал Джеральд О’Хара, явно готовый согласиться с предложением доктора Фонтейна.

А тот, почувствовав слабину в хозяине, становился все более настойчивым.

— Но вы понимаете, мистер О’Хара, у нас нет другого выхода. Я просто не имею права упускать из рук такой случай. Это будет огромным открытием в медицине. Насколько мне известно, подобных препаратов в природе не существует.

Джеральд, не любивший втягивать детей в дела взрослых, нехотя согласился.

Когда он и доктор Фонтейн вернулись в гостиную, там, казалось, ничего не изменилось. Геркулес все также стоял, понуро опустив голову.

Эллин извелась в нетерпении. Она чувствовала себя не очень-то уютно, оставшись вместе со Скарлетт и Геркулесом. Она облегченно вздохнула, увидев приветливую улыбку мужа.

Джеральд уселся за стол и с полминуты молчал, словно бы раздумывая, стоит ли говорить при девочке. Потом негромко позвал:

— Геркулес.

Гигант медленно поднял голову и посмотрел в глаза своему хозяину.

— Я слушаю вас, сэр.

— Хорошо, я даю тебе два часа на размышления. А после этого ты расскажешь мне и доктору Фонтейну, где растет корень. Иначе…, — Джеральд запнулся, понимая, что угроза прозвучит не к месту.

— Хорошо, сэр, — сказал Геркулес и посмотрел долгим, полным злобы взглядом на белых людей, которые окружили его, как свора собак, и набрасывались на него с громким лаем.

— Можешь идти, — не выдержав взгляда своего раба, бросил Джеральд и махнул рукой.

— Слушаю, сэр, — бесстрастным голосом повторил Геркулес и покинул гостиную.

Скарлетт удовлетворила свое самолюбие сполна. Ведь ей уделяли сегодня столько внимания. Конечно, конкретно никто не обращался к ней с вопросами. Но девочка понимала, что все, происходящее сейчас в усадьбе, связано с ней. И теперь она, пресыщенная впечатлениями, уже хотела бы побыть одна.

Она вопросительно посмотрела на отца, как бы спрашивая, может ли она пойти.

Но Джеральд подманил ее пальцем. Эллин, почуяв неладное, спросила:

— Что ты хочешь, дорогой?

— У меня есть к Скарлетт пара вопросов.

Джеральд взял дочь за руку и вывел из гостиной.

Эллин не решилась последовать за ними, на юге послушание считалось одной из самых больших добродетелей женщины.

Джеральд привел Скарлетт в свой кабинет, куда ей редко доводилось попадать. Последний раз Скарлетт была здесь месяца два тому назад, когда отец распекал ее за очередную шалость.

Сейчас Джеральд держался с дочерью ласково. Он усадил ее в глубокое кресло, а сам устроился за письменным столом.

Скарлетт всегда приходила в восхищение от одного вида письменного прибора своего отца. Больше всего ей нравилось тяжелое мраморное пресс-папье с блестящей бронзовой ручкой наверху. Оно было отлито в форме дракона, который сжимал своими когтистыми лапами края верхней мраморной плитки.

Тут же на столе Джеральда стояла и томпаковая дырчатая коробочка — старинная песочница, подлинная вещица восемнадцатого века. Из таких в былые времена посыпали песком чернила для просушки. Это была довольно бесполезная вещь в век промокашек, но Джеральд очень дорожил ею и не упускал случая похвалиться своей реликвией перед гостями.

А Скарлетт больше привлекало сверкающее бронзовой ручкой пресс-папье. Джеральд, улыбнувшись, протянул его девочке.

— Хочешь подержать?

Обычно отец никогда не позволял ей прикасаться к его вещам. Скарлетт осторожно приняла в свои руки тяжелый, прохладный предмет. Она погладила дракона, словно он был маленькой живой ящерицей. Она задерживала указательный пальчик на зазубринах его хребта, вкладывала мизинец в раскрытую пасть.

Но вот девочка уловила сходство раздвоенного языка дракончика с жалом змеи и ей сделалось не по себе. Она поставила пресс-папье на край стола и осторожно отвела руки.

Дело было сделано. Скарлетт уже чувствовала себя обязанной отцу. И тот не упустил случая воспользоваться этим.

— Скарлетт, ты должна мне помочь.

— Тебе? — удивилась девочка.

— Да, мне и доктору Фонтейну.

Скарлетт сразу поняла, о чем пойдет разговор. Но больше всего в жизни она не терпела обман и поэтому, ей совсем не хотелось выведывать у Геркулеса с помощью какой-нибудь хитрости его секрет.

— Так ты поможешь нам? — спросил Джеральд, слегка нахмурив брови.

— Я боюсь, у меня ничего не получится, — сказала Скарлетт.

— Но ты понимаешь, как это важно?

— Конечно, понимаю, — согласилась девочка.

— Я могу пойти на кухню и спросить у Геркулеса, где растет этот корень, но он мне все равно не ответит. Ведь не сказал же он ни тебе, ни доктору Фонтейну…

— Я думаю, если ты попросишь хорошенько, то тебе он расскажет.

— Да-а, — протяжно сказала девочка, — он мне расскажет, но только в одном случае.

— Когда же?

— Взяв с меня обещание никому не говорить об этой страшной тайне. Ведь иначе, Геркулес в это верит, корень потеряет свою чудодейственную силу. И тогда уже больше никого не спасут от страшного яда этой змеи.

— Это все чепуха, — сказал Джеральд.

Но Скарлетт оказалась рассудительнее своего отца.

— Это все колдовство. Ведь Геркулес колдун, так говорят все негры, а колдовство может потерять свою силу.

— Это все ерунда, — уже не так уверенно повторил Джеральд, — и ты должна узнать у Геркулеса, где растет этот корень. А потом покажешь доктору Фонтейну. А тот сможет приготовить из растения лекарство, которое сможет помочь очень многим людям. Ведь ты хочешь помочь больным? — пытаясь задеть чувствительные струны в душе дочери, продолжал Джеральд О’Хара.

Скарлетт все еще сомневалась.

Она-то знала, что сможет выпытать у Геркулеса секрет корня в обмен на обещание никому ничего не рассказывать.

Она могла уговорить старого негра научить ее капельку колдовать. Но колдовство, девочка свято верила в это, всегда теряет свою силу, если о нем будут знать многие. Колдун должен быть один на округу.

— Значит, ты поможешь? — не дождавшись ответа дочери, подытожил Джеральд О’Хара.

Скарлетт опустила голову. Ей не хотелось никого обманывать, но и противоречить отцу она тоже не хотела. Она знала, что тот вспыльчив и может ее наказать.

— Хорошо, — тихо проговорила она, — я помогу. Но Геркулес может мне и не сказать.

— Тебе он скажет, — Джеральд поднялся из-за стола и протянул руку дочери.

Та, взявшись за его горячую ладонь, поднялась из кресла.

— Иди и все разузнай.

Скарлетт нехотя покинула отцовский кабинет. Она шла по дому так медленно, словно бы следовала на казнь, пытаясь отсрочить ее исполнение. Но как медленно ни идешь по немилой дороге, она всегда кончается.


Скарлетт остановилась возле дверей кухни. Она оглянулась назад, словно бы ища спасения, но в дверях гостиной стояла, скрестив руки на груди, Мамушка. В душе старая негритянка была, конечно же, на стороне Геркулеса, но противоречить хозяевам она не решалась. Ведь желание белого человека, каким бы сумбурным и несправедливым оно ни казалось чернокожему, всегда должно было быть выполнено.

Скарлетт передернула плечами, словно показывая Мамушке, что она совсем не хочет принимать участие в несправедливости, взялась за дверную ручку и медленно приоткрыла кухонную дверь.

Геркулес в это время орудовал возле плиты, он заготавливал топором из полена тонкие лучины, собираясь развести огонь. Он посмотрел на Скарлетт и не проронил ни слова, словно не заметил ее.

Топор скользил по полену, откалывая тонкие полоски древесины. Они были ровные, почти одинаковые, и Геркулес складывал их возле печной дверцы одну подле другой.

Скарлетт не решалась начать разговор. Она стояла возле приоткрытой двери и ждала, пока Геркулес окончит свою работу.

А он не спешил, неспешно откалывал одну щепку за другой и складывал их, хотя для того, чтобы развести огонь, их было уже предостаточно.