Мюриэл Митчелл - Детство Скарлетт

Наконец, ему это удалось и он принялся растирать затекшие кисти своего приятеля. А потом, чтобы тот лучше видел, приподнял ему голову.

— Смотри, смотри, — говорил Билл, — сейчас этому мерзавцу Рохасу конец, не пропусти такой случай, ведь об этом ты мечтал, но никогда не верил, что этот день придет.

Ретт Батлер отбросил револьвер на несколько шагов от себя и показал старшему Рохасу свои пустые руки.

— Рамон, теперь и я, и ты безоружные. Давай проверим, правду ли ты говорил. Но у нас обоих есть патроны, заряжай!

Рамон Рохас, еще не веря тому, что развязка откладывается, а Ретт Батлер дает ему шанс остаться в живых, сжал в кулаке патроны. Он все время ожидал какого-то подвоха, но Ретт Батлер смотрел на него спокойно и невозмутимо.

Они оба подошли к своему оружию, лежащему на земле, и застыли. Напряженное ожидание длилось несколько мгновений.

Первым не выдержал Рамон. Он схватил свой карабин и молниеносно зарядил его. Но когда он, передергивая затвор, поднял глаза, то Ретт Батлер уже стоял с нацеленным на него револьвером, он успел быстрее.

Казалось, Ретт Батлер смотрит не на Рамона Рохаса, а куда-то совершенно в другое место. Указательный палец Рамона Рохаса дернулся, нажимая на спусковой крючок, но выстрел Ретта Батлера уже прозвучал и отбросил Рамона Рохаса.

Карабин Рамона выстрелил и пуля умчалась в безоблачное голубое небо.

Еще не веря, что он смертельно ранен, Рамон Рохас попытался приподняться с земли, но руки ослабели, пальцы разжались и карабин упал в горячую пыль, туда же упало несколько капель крови.

Рамон Рохас смотрел на то, как блестящие капли превращаются в грязь. Потом он запрокинул голову, тяжело качнулся, и весь мир перед его глазами поплыл.

Но где-то там, на самом краю этого зыбкого мира, безвозвратно уходящего от него, он видел застывшую как восклицательный знак на чистом листе бумаги, фигуру Ретта Батлера. Ветер шевелил его волосы, а край пончо взлетал как черное крыло.

И Рамон уже бескровными губами прошептал:

— Это крыло смерти.

Его голова безвольно упала на грудь, глаза закрылись, и черное крыло смерти погасило его сознание, задув, словно свечу.

Прошло несколько тягостных мгновений. Старик-гробовщик расхаживал по площади, глядя на распластанные в пыли тела убийц.

— Ой, Ретт, что ты наделал? — радостно восклицал старик, на глаз снимая мерки с трупов.

И вдруг городок ожил.

Первым очнулся колокол на часовне. Он закачался.

Ретт Батлер повернул голову и увидел безумного звонаря, который раскачивал колокол, дергая веревку.

Над Сан-Мигелем плыл радостный звон, оповещавший, что мрачные дни кончились. Люди покидали свои убежища, выходили на пыльные, выжженные солнцем улицы, пока еще не веря своему счастью.

А уже через час Ретт Батлер вышел на крыльцо таверны, собираясь в дорогу. Лошадь самого Рамона Рохаса стояла у крыльца, нетерпеливо стуча точеным копытом о выжженную землю. Она косилась влажным бархатистым взглядом на своего нового хозяина, словно бы подгоняла и звала его в дорогу.

Ретт Батлер подошел к лошади и нежно погладил ее по шелковистой шее, подмигнул хозяину таверны, который стоял, опершись плечом о косяк двери и вскочил в седло. Лошадь радостно заржала и понесла своего седока по пыльной улице приграничного городка.

— Как ты думаешь, Билл, — обратился хозяин таверны к старому гробовщику, — куда поедет Ретт Батлер?

Тот развел руками.

— Для таких молодцев все дороги открыты.

А фигура всадника уже исчезала в клубах пыли.

Год проходил за годом, похожие один на другой.

Дети росли.

Джеральд О’Хара и его жена Эллин не успели оглянуться, как старшей дочери Скарлетт исполнилось восемь лет.

Климат Джорджии, благоприятный во всех отношениях, способствовал урожаю, а неутомимая работа тоже приносила свои плоды.

Состояние Джеральда О’Хара увеличивалось не очень быстро, но неуклонно.

Он мог позволить себе смотреть на многих своих соседей свысока. Даже гордые и надменные Макинтоши относились к нему с неизменным уважением и восхищением.

Правда, Джеральд О’Хара, прожив столько лет в Таре, ни на йоту не изменил своих привычек. Он был также груб в разговоре, мог оборвать на полуслове своего собеседника. Но теперь многое ему прощалось.

Ведь тут уважали человека не столько за его благородное происхождение, сколько за умение делать деньги.

Он был так же шумен, так же любил играть в карты, а, выпив иногда, любил попеть песни своей родины.

И тогда над холмами Джорджии разносились гортанные звуки ирландских песен.

Но счастье и удача никогда не бывают вечными. И в жизни Джеральда О’Хара случались черные дни.

Однажды вечером Скарлетт, воспользовавшись тем, что Мамушка ушла на кухню распекать новых кухарок и совсем молодого поваренка, спустилась в гостиную.

Еще на пороге она услышала возбужденные голоса своего отца и управляющего поместьем Джонаса Уилкерсона. Скарлетт была сообразительной девочкой и сразу же поняла, что отец отошлет ее, чтобы она не слушала разговоры взрослых, а ей было чрезвычайно любопытно, хотелось послушать, о чем же говорит отец с управляющим.

Она остановилась на пороге возле дверей и опустилась на маленький пуфик, который использовал Джеральд О’Хара, когда Порк снимал ему сапоги.

Джеральд и Джонас сидели за столом, между ними стояла бутылка виски, два стакана и ваза с уже засохшими цукатами, которыми мужчины закусывали крепкий напиток.

Лицо отца уже покраснело от выпитого, но в глазах не читалось обычное для таких случаев веселье.

Джеральд выглядел уставшим и озабоченным.

Управляющий поместьем Джонас Уилкерсон тоже не лучился счастьем, он то и дело подливал себе виски, нервно пил спиртное мелкими глотками, а потом, откашлявшись, говорил:

— Мистер О’Хара, я знаю, это настоящая напасть.

Джеральд согласно кивнул головой и отпил виски из своего стакана.

Скарлетт не поняла, о чем идет разговор. Она думала, что в здешних краях появилась какая-нибудь болезнь скота, завелся какой-нибудь вредный жучок. Взрослые часто говорят о такой ерунде и при этом еще спорят, пытаются друг другу что-то доказать.

Она не понимала, почему так серьезен отец и почему так озабочен управляющий.

— Да, мистер О’Хара, — продолжал управляющий, — это настоящая напасть. Уж можете мне поверить, я не впервые вижу подобное.

Джеральд почесал затылок и вновь приложился к стакану с виски.

— Да, Джонас, но в наших краях такое случается не часто. За то время, что я здесь, они никогда не прилетали. В соседнем графстве, я слышал, случалось подобное. Они съели двести, акров хлопка.

Ну, двести акров это немного, мистер О’Хара. Это, почитай, что капля в море. Ведь урожай остался цел.

И Джонас Уилкерсон подпер голову руками.

Скарлетт никак не могла взять в толк, о ком же говорят взрослые. Кто-то съел двести акров хлопка. Что же это за чудовище такое? Ей вспомнились сказки Мамушки о страшных людоедах, о черных пауках, о всякой чертовщине и нечисти.

Она уже представляла себе огромное крылатое страшилище, которое прилетело ночью на плантацию и сожрало на корню весь хлопок.

От таких мыслей у девочки побежали мурашки по спине. И она с еще большим интересом стала прислушиваться к разговору отца и управляющего поместьем.

Управляющий глубоко вздохнул и, словно бы решившись, ударил кулаком по столу.

— Мистер О’Хара, последний раз саранча в Джорджии появлялась двадцать лет тому назад.

— Двадцать лет, — покачал головой О’Хара, — живя на побережье, мы ничего не слышали об этом.

— Вот именно, двадцать лет, благодатные места, — задумчиво и мечтательно произнес управляющий, — а там, где приходилось бывать мне, саранча появлялась каждые четыре года с завидной регулярностью. Даже случалось, стаи налетали по два раза на год. Как раз тогда появились новые переселенцы из Европы. Цены на хлопок сильно поднялись, и они все мечтали сколотить огромное состояние.

Управляющий громко засмеялся, вспоминая свое далекое прошлое.

— Но ведь Аргентина, это черт знает где, — не церемонясь в подборе выражений, сказал подвыпивший Джеральд О’Хара.

— Ну, не только черт, но и я знаю, где это. И в конце концов, мистер О’Хара это в Америке, а не в Европе.

И вот, когда все уже подсчитывали барыши от проданного урожая, когда были заключены выгодные контракты и даже выплачены деньги вперед, появилась эта нечисть. Она сожрала весь урожай на корню. На полях остались лишь нераскрывшиеся коробочки с хлопком и стояли голые черные стебли, как после пожара. Это ужасно, сэр.

Мой хозяин, у которого я служил, просто плакал. Он упал на колени и рыдал посредине поля, словно бы у него кто-то из родственников умер. А ведь он взял огромный кредит под свой урожай и часть его успел потратить на новый инвентарь, на рабов. И достался ему этот кредит чрезвычайно легко, ведь урожай обещал быть просто фантастическим.

И вот представьте себе, мистер О’Хара, что случилось с этими европейцами. Они все убежали домой, бросив землю, продав ее за бесценок. Остались лишь крепкие люди.

— А твой хозяин? — спросил Джеральд О’Хара, глядя куда-то поверх головы своего управляющего.

— Он тоже уехал куда-то в Европу со своими сыновьями.

— Слабак, — сказал Джеральд О’Хара с явным осуждением в голосе и сделал большой глоток, давая понять, что он сам никогда бы не бросил землю.

Джонас Уилкерсон тяжело вздохнул.