Но здесь вновь произошло что-то невероятное.

Ретт Батлер поднялся с выжженной солнцем земли на ноги и застыл, глядя прямо в лицо убийц.

— Что такое, Рамон? — вновь послышался голос Ретта Батлера. — Рука дрожит или кровь невинных туманит твои глаза?

— Дьявол, ведь я же стрелял ему явно в сердце! Ведь я же не мог промахнуться с такого расстояния! Это просто невероятно, какой он живучий, наверное, у этого грязного гринго девять жизней, как у кошки.

— Ну что ж ты испугался, Рамон? — послышался зычный голос Ретта Батлера, — он стоял, широко расставив ноги, крепко упираясь в землю, как будто она давала ему силы.

Он был прекрасной мишенью — один посреди выжженной и выбеленной солнцем площади, в черных сапогах, черных штанах и черном пончо. Ветер развевал его волосы, окурок сигары тлел в уголке его рта. Единственная деталь, которая отсутствовала в его гардеробе — это широкополая шляпа.

Бандиты, недоумевая, переглянулись друг с другом, ведь подобного они никогда не видели, ведь после выстрела Рамона Рохаса почти никогда жертва не поднималась на ноги.

Но Ретт Батлер был не видением, он был реальностью из плоти и крови. Все даже видели улыбку, которая блуждала на его разбитом лице.

— Наверное, ты боишься меня, Рамон, а я тебя не боюсь. Стреляй, стреляй, только хорошенько целься, в самое сердце, целься, убийца!

И Рамон от этих слов вздрогнул и нажал на спусковой крючок. Вновь взвизгнула пуля. Ретт Батлер качнулся, но на этот раз он устоял на ногах.

Старый гробовщик с замиранием сердца следил за тем, что происходит на площади. Но после второго выстрела он улыбнулся, догадавшись, в чем дело.

— А я-то думал, что это колдовство, что этот Ретт Батлер заговоренный от пуль, — и старик широко улыбнулся, обнажив розовые десны.

Его глаза под кустистыми седыми бровями сияли, а на щеках выступил румянец. Он потирал руку об руку, приговаривая:

— Господи, помоги ему, господи, помоги, не оставь этого смелого человека, не оставь, я буду тебе благодарен всю оставшуюся жизнь, помоги ему, помоги.

Ретт Батлер вновь невозмутимо стоял посреди площади, приблизившись к Рамону еще на несколько шагов. Он всем своим видом глумился и изгалялся над беспомощным стрелком.

Холодный пот заливал глаза Рамону Рохасу, желваки ходили по его скулам, он прикусывал губу, а рубашка прилипла к спине.

Он вновь нажал на спусковой крючок, вновь громыхнул выстрел и взвизгнула пуля. На этот раз Ретт Батлер качнулся и опустился на землю. Но праздновать победу и веселиться было рано. Ретт Батлер, покачиваясь, поднялся на ноги и застыл на месте.

Налитые кровью глаза Рамона Рохаса готовы были выскочить из орбит. Он был напуган, подобного он не испытывал никогда в жизни. Ведь никто после трех выстрелов в сердце не оставался в живых. А то, что пули попадают прямо в сердце Ретту Батлеру, в этом Рамон Рохас был абсолютно убежден.

— В сердце, Рамон, в сердце, целься прямо мне в сердце, — зычно выкрикнул Ретт Батлер, — в самое сердце, только тогда, может быть, ты сможешь лишить меня жизни.

С кончика носа Рамона Рохаса продолжали падать на отполированное дерево крупные капли холодного пота. Рамон безумно вращал глазами, его рот дергался, губы стали белыми как мел.

— Спокойнее, Рамон, спокойнее, — уверенно выкрикнул Ретт Батлер, — иначе ты опять промахнешься.

— Я никогда не промахиваюсь! — срывающимся голосом прокричал Рамон и медленно, дюйм за дюймом стал поднимать карабин к плечу.

А Ретт Батлер сделал еще несколько уверенных шагов, приблизившись к своему убийце.

— Я подойду поближе, чтобы ты, Рамон, не промахнулся, а иначе над тобой все будут смеяться. Ведь все в окрестностях говорят, что ты хороший стрелок, но я пока этого не замечаю.

Рамон Рохас судорожно дернулся, вскинул карабин, тщательно прицелился и нажал на курок.

Ретт Батлер качнулся, как будто кто-то с силой ударил его в грудь, но вновь устоял на ногах.

А Рамон Рохас снова передернул затвор карабина и выстрелил. Свистнула пуля и Ретт Батлер вновь качнулся и упал на колени, но тут же поднялся на ноги.

В карабине оставался последний патрон, а Ретт Батлер стоял, покачиваясь из стороны в сторону, он был виден настолько отчетливо, что, казалось, протяни руку — и можно прикоснуться к шершавой ткани его пончо, ощутив кончиками пальцев выпуклость узоров.

— Получи! — прохрипел Рамон Рохас, выпуская последнюю пулю.

На этот раз Ретт Батлер качнулся и рухнул на выжженную солнцем площадь.

Рамон, еще не веря до конца в удачу, робко улыбнулся и посмотрел на своих братьев. Его взгляд был таким, как у провинившегося ребенка. Но тут же он увидел, как улыбка медленно сползает с лиц бандитов и на них появляется смертельная бледность.

Рамон резко обернулся и увидел, что Ретт Батлер вновь встает на ноги.

В этот момент Рамон Рохас был готов расплакаться от собственного бессилия, от своей беспомощности. Он держал в руках уже ненужный карабин, понимая, что сейчас оружие ему не поможет.

Старый гробовщик поднял голову с клочковатой седой бородой к небу и запрокинув ее, посмотрел прямо в ослепительный сверкающий диск, даже не зажмурив глаза. Его губы шептали благодарность, ведь Ретт Батлер был жив, а гнусный убийца Рамон Рохас был бессилен против него.

— Это колдовство, — прошептал Мигель трясущимися непослушными губами.

— Да, колдовство, — согласился с ним Эстебан.

Остальные Рохасы вообще потеряли дар речи и только переминались с ноги на ногу, готовые броситься врассыпную.

Рамон Рохас, обливаясь холодным потом, был, как пьяный. Короткая тень копошилась у его ног.

Рамон глянул на землю и увидел тень карабина в своей руке. Сейчас этот карабин был уже бесполезен, и он зло отшвырнул его в сторону так, как прозревший слепой отбрасывает свой посох.

Рамон встал, широко расставив ноги и отведя назад плечи, подставив лицо солнцу. Он готовился принять смерть, он знал, что она неизбежна.

А Ретт Батлер левой рукой медленно перебросил край пончо через плечо и на его груди сверкнул стальной лист, в котором было шесть неглубоких вмятин — следов от выстрелов Рамона Рохаса.

Ретт дернул за ремень, узел развязался и железо с грохотом упало к ногам Батлера. Он отбросил его ногой в сторону и все увидели, что на поясе Ретта Батлера в кобурах блестят рукоятки двух револьверов.

Но бандиты так и не пришли в себя после потрясения. Они замерли, стоя на своих местах, как соляные столпы. Было слышно в наступившей тишине, как судорожно они вдыхают горячий воздух, как срывается ветер с карнизов домов, сдувая желтоватую пыль, и как шелестит песок, скользя по пересохшей и растрескавшейся от засухи земле.

Ретт Батлер мерил презрительным взглядом одного бандита за другим и каждый из них холодел под этим пристальным взглядом спокойных глаз американца, каждый чувствовал в этом взгляде неизбежное приближение смерти. Никто из этих людей не привык легко расставаться с жизнью, хоть каждый из них уже отправил на тот свет множество безвинных.

Ретт Батлер опустил руки, остановив их на уровне пояса.

Старый гробовщик ощутил, что наступил самый ответственный момент, он отвел взгляд от одинокой фигуры Ретта Батлера и зажмурил глаза. Ему показалось, что тишина длится уже целую вечность. Добрый старик даже забыл слова молитвы, он стоял неподвижно, ожидая самого худшего.

Первым не выдержал самый нетерпеливый младший Рохас — Эстебан.

Он нервно дернулся, выхватив револьвер из кобуры, но всего лишь успел взвести курок. Ретт Батлер опередил его на какое-то мгновение, но этого было достаточно: один за другим прогремели одиннадцать выстрелов.

И когда Рамон Рохас, не поняв, почему он еще остался жив, оглянулся, за его спиной лежали мертвые братья и все его люди.

Еще даже не успела рассеяться пыль, поднятая от падения тел, как Рамон вновь повернулся к Ретту Батлеру, ожидая последнего, двенадцатого выстрела.

Но Ретт Батлер не спешил, его револьверы были опущены вниз.

Старый гробовщик, наконец-то, нашел в себе силы открыть глаза. Он посмотрел на площадь, готовый к самому худшему, но тут же улыбка появилась на устах старика: он вновь увидел Ретта Батлера живым и невредимым. Из стволов его револьверов голубоватыми струйками стекал голубоватый дым.

Ретт Батлер медленно приподнял один из револьверов, направив его ствол в сторону Рамона. Тот вздрогнул, готовый принять смерть.

Но Ретт Батлер не оправдал его ожиданий. Вместо того, чтобы выстрелить, он произнес ровным спокойным голосом любимую фразу Рамона Рохаса, которую тот любил повторять при каждом удобном случае:

— Когда человек с револьвером встречается с человеком, у которого в руках карабин, то тот, у которого револьвер — труп, — ведь кажется так ты говорил, Рамон, мне? Давай-ка проверим. У тебя был в руках карабин, а у меня в руках револьвер. Ведь ты же свято веришь в правильность своих слов? Ты сам говорил мне, что эта поговорка никогда тебя не подводила.

Рамон молчал.

— Но так будет нечестно, — скривил губы Ретт Батлер, — ведь у тебя в руках нет сейчас карабина, а у меня есть револьвер, — и он медленно отвел ствол в сторону.

Ретт посмотрел на хозяина таверны, подвешенного за связанные руки к перекладине.

— Я сделаю по-другому, — сказал Ретт и нажал на спусковой крючок револьвера.

Прогремел выстрел и пуля перебила веревку. Хозяин таверны упал на пыльную землю, а гробовщик тут же бросился ему помогать. Он присел возле хозяина таверны на корточки и стал развязывать ему руки. Тот едва нашел в себе силы, чтобы улыбнуться и приоткрыть глаза.

— Спокойнее, — приговаривал Билл, дрожащими пальцами развязывая узел на веревке.