— Садитесь, пожалуйста. — Он указал на потертый кожаный диван, и она присела на краешек.

— Простите, но я не спросил, как вас зовут. — Он опустился в кресло, приглядываясь к ней с настороженным любопытством.

— Джулия. — Она откашлялась. — Джулия Трулав.

— Трулав? — Он удивился еще больше. — Ваша фамилия — Трулав? Ну что же, Джулия Трулав, а меня зовут Роберт Харрис. — Он выжидательно замолчал.

На каминной полке стоял набор ярких матрешек — шеренга матерей и дочек, вопросительно взирающих на нее сверху. Похоже, ее фамилия что-то значит для этого человека. Джулия набрала в грудь воздуха.

— Я из Австралии. Пытаюсь разузнать что-нибудь о своей бабушке, которая была замужем за Ричардом Трулавом. Мой отец, Кирилл Трулав, думал, что его мать умерла вскоре после его рождения. Однако вчера я упомянула эту семейную историю одной случайной знакомой — я приехала в Брайтон отдохнуть, — и та сказала, что некая мадам де Сенерпонт по описанию очень похожа на мою бабушку… — Какие неуклюжие объяснения! Джулия сглотнула. — Она была русская, ее звали Нина.

Роберт Харрис молча разглядывал ковер. Джулия смущенно заерзала.

— Может быть, мадам де Сенерпонт и не имеет никакого отношения к моей семье. Но мне подумалось, что стоит все же…

Мистер Харрис поднял глаза и слабо улыбнулся, но одновременно покачал головой.

— Должно быть, это совпадение или путаница с именами, — мягко сказал он. — Не понимаю, как…

— Роберт!

В дверях появилась старая женщина. На ней было небесно-голубое кимоно с розовыми цветами, седые волосы собраны сзади в пучок. Ее лицо, с высокими скулами и кожей оттенка рисовой бумаги, было все еще красиво. Она была высокого роста и опиралась на трость с серебряным набалдашником.

Ее взгляд упал на Джулию.

Джулия во все глаза смотрела на нее.

— Дорогая! — Роберт в кресле повернулся к ней. — Я думал, что ты наверху. — Он покачал ладонью в воздухе, явно не зная, что делать, а потом поднялся и очень нежно проговорил: — У нас гостья, издалека, из самой Австралии…

Старушка шагнула в комнату и радостно, с сияющим лицом, воскликнула:

— Руби! Я знала, что ты приедешь!

Она двинулась вперед к Джулии, но вдруг пошатнулась; Джулия вскочила и бросилась через комнату, чтобы подхватить ее.

Глава тридцатая

Она лежала на диване, в кресле сидела женщина с длинными рыжими волосами. Небо в окне у нее за спиной было такой густой синевы, что ее волосы казались объятыми пламенем. Слышался мужской голос, но слов было не разобрать, все сливалось в тихом, невнятном бормотании. Нина почувствовала на своих губах улыбку.

Но сестра Гарри не улыбнулась ей в ответ — наоборот, она нахмурилась и взглянула на Нинины ноги в старых зеленых тапочках. Нина жалела, что Руби видит ее в них. Лучше бы на ней были новые тапочки, купленные в последний раз, когда они с Верой ходили за покупками. Но почему она лежит здесь? Правда она принимает таблетки от давления — по настоянию Роберта, хотя, на ее взгляд, в этом нет необходимости, — и от них у нее иногда кружится голова, как-то раз она даже упала в обморок. Но сейчас она всего лишь споткнулась.

— Нина, это не Руби. — Над ней склонилось лицо Роберта. — Это Джулия, — поправил он неестественно громким голосом. — Джулия из Австралии, и она хочет поговорить с тобой.

Роберт волнуется за нее, поэтому и говорит так громко. Но беспокоиться нечего — она всего лишь оступилась… И вдруг Нина поняла: рыжеволосая гостья слишком молода, чтобы быть сестрой Гарри. Руби должна быть ее ровесницей. Наверно, они считают ее старой дурой. Неудивительно, что Роберт ведет себя так.

— Простите, — проговорила Нина дрожащим голосом, приподнимаясь и садясь на диване, — но вы напомнили мне одного человека.

— Ничего не понимаю, — затрясла головой молодая женщина; щеки ее пылали, глаза блестели. — Мы думали, ты умерла. После Первой мировой войны.

Кто это думал, что она умерла? Нина перевела взгляд на Роберта — может, он что-нибудь знает? Но Роберт прятал глаза. Рыжеволосая женщина утирала лицо тыльной стороной руки, точно несчастный ребенок. Что происходит? У Нины голова шла кругом, но она была уверена, что скоро все разъяснится, — она давно выучилась терпению.

— Я была очень больна после войны, — осторожно вымолвила она. — Но, как видите, не умерла.

Рыжеволосая женщина — как там ее, Джуд или Джулия — покачала головой:

— Отец думал, что ты умерла.

О ком это она говорит? Может быть, о ком-то, кто был пациентом в той лечебнице?

— Простите, — сказала Нина, — но я не понимаю, о ком вы говорите.

Женщина достала из сумочки салфетку и высморкалась. Она начала что-то говорить, но тут Роберт шагнул вперед, выставив перед собой руки, будто желая успокоить необузданную публику.

— По-моему, всем нам не помешает чашечка чаю. А потом начнем с самого начала…

Но что-то в гостье казалось Нине знакомым. Ее волосы…

— О чем вы хотите поговорить со мной? — неожиданно для себя спросила она.

Женщина сложила руки на коленях и опустила голову. Потом она выпрямилась и очень тихо произнесла:

— Моим отцом был Кирилл Трулав.

В комнате воцарилась абсолютная тишина и покой — время как будто остановилось. И посреди этой неподвижности играл в песке рыжеволосый ребенок. При виде его сердце Нины заныло от нестерпимой тоски.

В горле у нее стоял ком, когда она наконец заговорила:

— Кирилл умер в младенчестве. Анна, его тетка, взяла его с собой в Австралию, но он умер в дороге.

В ушах у нее снова раздались слова подруги Анны, Джанет Уайт, которая сообщила ей обо всем: «Мне очень жаль, но я думала, что вы знаете. Ваш сын умер на корабле от гриппа еще прежде, чем они успели добраться до Сиднея».

— Что?! — возмутилась молодая женщина. — Папа погиб пять лет назад, его сбила машина, вовсе он не умирал в младенчестве! С чего вы взяли?

Звук, похожий на завыванье раненого зверя, не мог исходить от нее, ведь рыжеволосый мальчик впервые смеялся, протягивая к ней руки. И она бросилась было, чтобы подхватить его и целовать в лицо снова и снова, но слишком поздно…


Она никогда не держала своего сына на руках, не прижимала его к груди. Не видела, как он вырос и стал мужчиной. Все эти годы он был жив, а она ничего не знала. Она ни разу не гуляла с ним по песчаному берегу моря, не протянула ему ракушку, не рассказала сказку. Но сквозь боль пробивалась и радость — радость оттого, что он жил. Он стал взрослым человеком, завел семью. «Он очень любил маму, — сказала Джулия. — И мама любила его».

Нина сидела за туалетным столиком и смотрела на себя в зеркало. Зачастую это старушечье лицо заставало ее врасплох — внутри-то она ничуть не переменилась и ощущала себя все той же девочкой. То и дело она думала про себя: «Нужно рассказать маме…» или «Что скажет Дарья?»

Все предсказанья Дарьи сбылись: она прожила долгую жизнь, она дважды была замужем и много раз меняла дом. В этом доме она жила уже больше двадцати лет. Обычно с ней была ее падчерица Вера — они жили вместе с тех пор, как умер Верин муж, — но сейчас Вера гостила у своей сестры Лиззи в Шотландии, так что за Ниной присматривал Роберт, Верин сын.

А теперь у нее жила Джулия. Она гостила уже неделю, и вчера днем, когда они сидели вдвоем в спальне, Джулия неожиданно взяла со столика черепаховый гребень и стала расчесывать Нине волосы. Нина закрыла глаза, у нее было такое чувство, будто ее причесывает мама. «Я проведу гребнем сто раз, Ниночка. Ты считаешь?» Это могла быть и Дарья, и Катя, и тетя Лена. Она до сих пор помнила, как Елена погладила ее по щеке: «Уверяю тебя, мистер Трулав вовсе не ожидает, что ты в него влюбишься, более того — он даже не желает этого». Открыв глаза, Нина поймала в зеркале взгляд Джулии, и они обе смущенно засмеялись. Тонкие, пушистые волосы окутывали ее голову белым облаком.

Из-за угла зеркала торчала маленькая фотография Гарри, которую Нина достала из металлической шкатулки, чтобы показать Джулии. И вот она вытащила снимок из-за зеркала и поднесла к свету. Гарри сидит верхом на верблюде, вдали на заднем плане возвышается пирамида. Семьдесят с лишним лет Нина думала, что от Гарри ей остались лишь воспоминания да эта фотография. А теперь — о чудо! — выяснилось, что была еще целая жизнь, о которой она ничего не знала.

— Кирилл жил, — прошептала она, и снимок задрожал в ее пальцах. — Он вырос в Австралии, как ты и хотел, и вот наша внучка Джулия здесь.

Гарри смотрел перед собой, прямо в объектив, из другого времени, слишком молодой, чтобы признать существование собственной внучки.


Она увидела Джанет Уайт на Оксфорд-стрит. Это было летом тридцать третьего года. Она уже устала ходить по магазинам и остановилась перед витриной модистки, как вдруг, случайно взглянув в сторону, увидела, как в толпе на тротуаре мелькнула знакомая женщина.

У Нины отпали все сомнения — это она, старинная подруга Анны, с которой они ходили тогда в ботанический сад. Сколько лет прошло!

— Постойте! — крикнула она и кинулась, натыкаясь на людей, за Джанет. — Постойте. Помните меня? Нина, невестка Анны.

Джанет мгновенно узнала ее, и у нее сделалось такое лицо, будто она увидела привидение. Она попятилась от Нины, явно собираясь улизнуть, но Нина вцепилась ей в рукав.

— Мне очень нужно связаться с Анной. Насчет Кирилла. Просто узнать, как он. Я не собираюсь вмешиваться в их жизнь, поверьте, но я должна знать, что с ним все в порядке.

Тогда-то, прямо посреди улицы, Джанет и ошарашила ее. Ей очень жаль, сказала она, побледнев, она думала, что Нина знает. Кирилл умер от гриппа пятнадцать лет назад, он даже не увидел Сиднея.