Учительница встала, молниеносно натянула белоснежную маечку, поморщилась — синяки на спине причиняли боль. И тут же нырнула в большой свитер — спряталась, как улитка. Только вот не рассчитала что-то и застряла головой в горловине. Андрей шагнул, чтобы помочь. Из отверстия на него глядели до нельзя расстроенные огромные серые глаза.

Так смотрел на него его чёрно-белый кот Джаз, пострадавший на даче в боях за благосклонность соседской кошки. Ему тогда основательно подрали шкуру, откусили ухо и чуть не выцарапали глаз. Он долго отлёживался где-то, в довершение картины простыл и приплёлся домой, чихая и кашляя кровью, с воспалёнными, гноящимися ранами. Симонов долго лечил его, заматывал в свитер — иначе он не давался — и ставил уколы, капал в нос и вливал в него всевозможные лекарства. Вот примерно так кот и зыркал на своего спасителя и мучителя из тугого свёртка.

Доктор Симонов грустно вздохнул, протянул руки и аккуратно повернул свитер, помогая голове пройти в ворот. Показалась макушка, потом и вся голова. Ирина благодарно кивнула и слабо улыбнулась.

Он тоже улыбнулся:

— Ну, так-то лучше.

Когда они вышли в коридор, с кургузой банкетки подскочила Злата — вид испуганный, в руках вещи, так много вещей, что саму почти не видно. Ещё одна пигалица. Их по маломерности подбирают, что ли, на работу? Андрей Евгеньевич усмехнулся и подошёл к ней:

— Злата Андреевна, вам, наверное, на уроки надо?

Она тревожно закивала, придерживая подбородком ярко-васильковый шарф.

— Так вы езжайте тогда, потому что у нас Ирина Сергеевна ещё надолго задержится, а у меня как раз смена заканчивается, я её и отвезу потом. Ей всё равно надо будет не в школу, а домой. Она на больничном, я думаю, пару недель пробудет.

— Мне на работу надо! — Ирина аж подпрыгнула. — У меня там коробка с подарком маме, а у неё завтра день рождения! И дневники! Дневники я собиралась проверить!

— Тише, тише, не скачите вы так… Ну, значит, мы сначала в школу заедем, а потом домой. А вещи можно вот сюда положить, — доктор Симонов открыл своим ключом неприметную дверь, за которой оказалась крохотная комнатушечка, — это мой кабинет. Вот сюда, на стульчик, и кладите.

Злата определила в указанное место всю кучу одежды и стала в ней рыться — пыталась вытащить свою и не уронить подружкину. Ирина кинулась помогать, они столкнулись лбами и дружно начали их тереть.

— Девушки, полегче, вы сейчас по сотрясению мозга заработаете, — не выдержал Андрей, — одна первично, а вторая, похоже, повторно.

Он подвинул учительниц и сам рассортировал одежду на две кучки. Оранжево-коричневую определил как вещи рыже-каштановой Златы, а бело-голубые — блондинки Ирины. И не ошибся.

Злата подхватила свою кучку и принялась неловко одеваться, путаясь в рукавах, шарфе и сумке. Ирина снова попыталась помочь. Но подруга её, наконец, справилась и, взлохмаченная, раскрасневшаяся, вывалилась в коридор. После чего облобызала через порог пострадавшую, помахала доктору Симонову и всем присутствующим, десять раз в разных вариациях поблагодарила и его, и окружающих за помощь, поддержку, понимание и терпение, и, наконец, с достоинством удалилась в своих изящных чёрных туфельках, немилосердно измазанных весенней грязью. Доктор Симонов и присутствующие и не заметили, как разулыбались, весело глядя ей вслед.

— Она что, так и приехала в туфлях? — Андрей вопросительно поднял правую бровь. Ирина, натренированная требовательной во всём, что касалось её любимого русского языка, Златой, машинально отметила, что говорит он правильно, ставя ударение на «у», и снова восхитилась — ну что за парень! А восхитившись, кивнула и поморщилась — шея болела:

— Ага, так и приехала. Торопилась очень, за её вещами ваш брат бегал, а она постеснялась попросить его и сапоги захватить.

— Понятно, — хмыкнул Симонов. А про себя подумал: откуда ж они такие тонкие и деликатные взялись? Что одна, что другая не от мира сего — два сапога пара.


У Ирины Сергеевны определили сотрясение мозга. Со спиной и шеей, к счастью, ничего страшного не было. Андрей успокоился, потому что, глядя на почти прозрачную учительницу, всерьёз опасался за целостность её костей. Осматривать себя Ирина теперь позволила, но при этом щёки её так полыхали, что Симонов с трудом удержался, чтобы не потрогать, горячие ли. Слава Богу — удержался. За что себя потом очень хвалил.

Когда доктор Симонов, — Ирина изо всех сил старалась думать о нём только так — осматривая, трогал её спину и шею длинными прохладными пальцами, по коже табунами носились ополоумевшие мурашки. Ирина закусила губу и закрыла глаза, стремясь сидеть ровно. Хотя страшно хотелось откинуться назад и прижаться к Андрею спиной. Но она удержалась. За что тоже потом очень себя хвалила.

Наконец всё было закончено, доктор переоделся и вышел к ожидавшей его в коридоре пациентке в джинсах и короткой кожаной куртке. Ирина с трудом отвела глаза. Ну нельзя же так бессовестно походить на мужчину её мечты! Симонов, понятия не имея о страданиях учительницы, заботливо подхватил её под локоток, после непродолжительной, но отчаянной борьбы отвоевал у неё тяжеленную сумку, в которую вполне можно было погрузить средних размеров слона (судя по весу, таковой слон там и пребывал в настоящий момент) и вывел Ирину на крыльцо.

День был совершенно неприлично хорош. Солнце, казалось, хотело отработать сполна за все те дни, что отлёживалось за облаками. Даром что девятнадцатое марта, а снега уже почти не было, только слякоть таилась ещё в тени. Зато лужи — всем лужам лужи. По таким можно кораблики в кругосветку пускать, — подумалось Андрею.

Ирина стояла и улыбалась, сквозь опущенные ресницы весело блестели глаза. Славная какая, — Андрей покачал головой и отвернулся, — жаль только, что меня почему-то не любит и холодна, как льды Гренландии… Тьфу ты! Опять эти льды. Откуда они взялись-то?!

Но беспардонное весеннее солнце, что ли, растопило эти самые невесть откуда взявшиеся льды, или просто Ирина была рада, что всё закончилось относительно благополучно, только сейчас она была весела, долго благодарила доктора Симонова за помощь и даже зачем-то пожала ему руку. Андрей потряс её крохотную тонкую ладошку и почувствовал себя великаном — в его не самой большой руке девичья ручка казалась маленькой трепетной птичкой. «Точно, весна, то льды, то птички какие-то в голову лезут», — усмехнулся своим мыслям Симонов, помог Ирине спуститься по стоптанным ступеням и направился к своей машине. Со всеми предосторожностями он погрузил пострадавшую и захлопнул дверь. «Неплохо живут доктора районных травмпунктов», — удивилась Ирина. Андрей сел за руль и, как будто услышав её мысли, пояснил:

— Я ещё и в частной клинике работаю. Ну, и подрабатываю, конечно. Давно «Фольксваген» хотел, но надо было родителям помочь, у нас мама долго болела. Теперь, к счастью, всё позади. Вот я и купил машину. И радуюсь теперь как мальчишка.

Ирина засмеялась:

— А разве вы не мальчишка? По-моему, многие мужчины до старости пацаны.

— Значит, я из таких, — Андрей улыбнулся. Они ехали по лужам, в которых отражалось солнце, вода журчала под колёсами, и Ирине казалось, что это не машина вовсе, а корабль. Она смотрела в окно и видела, как расходятся в стороны волны и ударяются в бордюр. В машине вкусно пахло, играла негромкая музыка. Чайковский, — определила Ирина, окончившая музыкальную школу по классу фортепиано, и улыбнулась. Хорошо-то как. Голова немного кружилась, и было непонятно, от сотрясения ли это, или от близости к объекту вожделения.

Объект тоже улыбался, щурился на солнце, потом потянулся к бардачку, почти прижавшись головой к коленям Ирины, чем поверг её в дрожь и трепет, и достал тёмные очки. Нацепил на нос и стал, на влюблённый взгляд, ещё лучше, хотя, казалось, лучше уж совершенно некуда. Только вот глаз не видно, и не понять, куда смотрит. Ирина прокашлялась и, не зная, куда себя деть от смущения, начала:

— Андрей Евгеньевич…

— Ирина Сергеевна, простите, что перебиваю, но я вас хотел попросить, давайте уж по именам, а то сил нет никаких «Андрей Евгеньевич — Ирина Сергеевна, Ирина Сергеевна — Андрей Евгеньевич», ну просто старосветские помещики какие-то… И язык заплетается.

— Давайте, — неожиданно легко согласилась Ирина, — Андрей, я хотела спросить, а почему всё время вы ходите на родительские собрания и вообще всячески брата опекаете?

— Ну, понимаете, у нас, как я уже сказал, мама долго болела, рак у неё обнаружили, ей очень тяжело было. Мы всех врачей на уши подняли, я коллег замучил просто, но нашёл тех, кто смог ей помочь. Надо было ей дать возможность только собой заниматься, а папа у нас без неё просто не может, любит очень. Вот он то на работе, то по командировкам — он у нас на оборонном заводе работает всю жизнь. Сейчас замгенерального, они с Индией большой контракт заключили. И теперь он то в Индию летает, то на Байконур. А когда не в командировках и не на работе — сразу к маме в больницу, а позже, когда её выписали, в санаторий. Всё время с ней. Вот я Алёшку на себя и взял.

— Какие же вы все молодцы! — Ирина восхищённо покачала головой. — И романтично как…

— Да. Родители у меня последние романтики, наверное… У нас вообще семейная история запутанна и романтична, хоть сериал снимай. Хотите, расскажу?

— Хочу, — быстро кивнула Ирина, и оба рассмеялись.

— Папа с мамой в школе вместе учились, с первого класса. И он в неё примерно тогда же и влюбился. Ну, а ближе к выпускному и она ему взаимностью ответила. Но тут его отца, моего деда, он у нас военный, перевели служить в Германию, а её родители сменили место жительства. Вот так случайно совпало. И получилось, что родители мои юные потеряли друг друга. А через два месяца после выпускного выяснилось, что мама беременна. Представляете, это в шестьдесят девятом-то!