— Ну и работа у вас, Ирина Сергеевна!

Она тоже засмеялась:

— Нормальная работа. Что надо работа.

Со смехом наружу выходили и растворялись в холодном воздухе безумное напряжение и страх. Андрей протянул руку и толкнул качели. Они надсадно заскрипели. В окно одного из домов раздражённо закричали:

— Я щас милицию вызову! Хулиганы! Сначала орут тут, тусуются, колбасятся! А теперь ещё качаться надумали! Самое время нашли!

— Какое дивное владение сленгом, — пришла в филологический восторг Злата. — Колбаситься — какая прелесь!

Тут уж не выдержали все. Ирина сползла с качелей и засмеялась звонко-звонко, прыгая от холода. Хохотали и подошедшие поближе к ней Рябинины. Андрею вдруг стало очень хорошо. Он и забыл, что планировал провести этот вечер за диссертацией, а не бегая в февральской темноте по сугробам за воинственно настроенными старшеклассниками.

Отсмеявшись, Павел, махнув им в изнеможении рукой, сбегал к машине и приволок коробку с пиццей. Пристроил её на заснеженный столик у песочницы:

— Ребят, давайте пожуём, что ли? Она тёплая… была… — все опять облегчённо засмеялись и протянули руки за кусками пиццы. Разошлись они только когда съели всё до крошки, перебивая друг друга, смеясь и споря, обсудили сегодняшний небанальный вечер, ругая охотников на скинхедов и одновременно восхищаясь ими. Всё это время Андрею было на удивление легко в компании учительниц брата и совершенно не знакомого мужа одной из них. Так легко, словно они дружили много лет и хорошо знали друг друга.

Когда пицца была съедена, Рябинины уехали, прихватив с собой окончательно выдохшуюся Ирину. На прощание новый знакомец Павел крепко пожал руку Андрею:

— До встречи! — и улыбнулся.

Симонов остался на площадке один, помахал им рукой и, сунув руки в карманы, пошёл домой. Ему почему-то стало вдруг очень грустно и одиноко.

Март 2000 года. Москва

Уже начался и даже катился к концу долгожданный март, на носу были весенние каникулы, и, пробираясь в окружении спешащих учеников по необозримым лужам к школе, Ирина Сергеевна Дунаева чувствовала себя шхуной в бурном море.

Второй урок был в разгаре. Ирина, стоя за кафедрой в своём кабинете химии, ждала, когда дети спишут с доски очередную формулу, и думала, кого бы вызвать. Вдруг на голову её обрушился сильный удар, ноги подогнулись, и невероятная тяжесть придавила её к столу. Последнее, что она помнила, были испуганные глаза учеников…

— Ирина Сергеевна! Ирина Сергеевна! — кто-то дёргал её за руку и гладил по волосам. Гладил почему-то не по всей поверхности головы, а по крошечному кусочку надо лбом. Ирина поморщилась. Рядом, судя по звукам, суетились дети. Что за дети? Какие? Откуда?

Она открыла глаза и посмотрела, куда смогла. А смогла она только в сторону окна, потому что лежала щекой на широченном столе кафедры и никак не могла встать отчего-то… И сверху нависал какой-то тёмный козырёк… Перед глазами были стёкла и непонятные металлические конструкции… Ирина с трудом сфокусировала взгляд и ужаснулась. Колбы! Её драгоценные колбы и пробирки, заботливо приготовленные с утра для демонстрации опытов, были разбиты вдребезги и мельчайшими осколками усыпали весь стол, блестя на весеннем солнце.

— Хорошо, что я реактивы ещё не достала, — еле слышно простонала она и попыталась встать. Но снова ничего не вышло. Давящая тяжесть не исчезала.

Хлопнула дверь, и быстро застучали каблучки.

— Злата Андреевна, вот, вот она! Посмотрите! Лежит и не дышит, похоже!

— Дышит! Но слабо!

— И стонет!

— О Господи! Ирина Сергеевна! Ириша!

«Злата», — подумала Ирина отстранённо.

— Ириша, ты лежи, не дёргайся! Мальчики вставайте по бокам и давайте постараемся поднять доску!

— Что ещё за доска? — Ирина попробовала говорить погромче, и у неё получилось. Перед глазами появилось испуганное бледное лицо Златы, которая заглядывала к ней из-за непонятного козырька, едва не ложась щекой на осколки.

— Ириша, тебя доской придавило!

— Дубовой?! — Ирине вдруг представилось, что она работает на лесопилке и там её придавило шестиметровой дубовой необрезной доской. А может, и не одной?! Или вообще завалило целым кубометром этих самых шестиметровых дубовых необрезных досок! Она ужаснулась.

— Да не дубовой! Школьной! Школьной доской! Ау! Ты в школе работаешь! Учителем химии! А не в магазине стройматериалов грузчиком. Ты забыла, что ли?! Она на тебя упала и придавила. Лежи спокойно, сейчас мы её попробуем снять! — обеспокоенное лицо Златы пропало, зато на козырьке появилось несколько пар рук.

— Три, четыре! — скомандовала Злата, и козырёк поднялся вверх и поехал в сторону, исчез.

— Ну что? Полегче? — руки Златы приобняли Ирину и попробовали поднять. Ирина пошевелилась. Страшно болели голова, шея и спина. Она напрягла руки и привстала, почти упав на Злату. Всё поплыло перед глазами, как бывает иногда, если резко встанешь. Подскочили мальчишки. Алёша Симонов, который так напоминал ей старшего брата, ловко подхватил Иринины безвольные ноги — ей стало страшно неловко — и скомандовал кому-то:

— Помогите Злате Андреевне, давайте перенесём Ирину Сергеевну в лаборантскую.

Ирину подняли и понесли. В большой — на два окна — лаборантской стоял маленький диван, на который и пристроили медленно приходящую в себя Ирину.

— Дайте воды, пожалуйста, — попросила она.

И снова Алёша метнулся к графину, стоявшему на столе.

— Что случилось?

Дети, обступившие диван и до этого момента испуганно молчавшие, дружно затараторили, перебивая друг друга:

— Мы писали, а вы стояли!

— И тут — доска!

— Стала падать, а мы не успели подхватить!

— Кафедра помешала!

— А доска тяжеленная!

— И она вас придавила!

— Вы упали!

— И лежали, не двигаясь!

— И молчали!

— А вокруг стёкла, штативы!

— Мы так испугались!

— И я побежал за кем-нибудь! А тут Злата Андреевна!

— А тут я по коридору, — в хор вклинился преувеличенно спокойный, хорошо поставленный голос подруги. — У меня окно сейчас. Вот и шла к Пражскому, расписаться за замены. Серёжа меня увидел и позвал. Сейчас мы вызовем «скорую»…

Ирина слабо дёрнула рукой:

— Не надо «скорую»…

— Надо, — решительно заявила Злата Андреевна. Дети закивали согласно. «Просто толпа китайских болванчиков», — ласково подумала Ирина, попыталась улыбнуться и ответила не менее решительно, хотя и менее громко:

— Нет.

Злата кивнула:

— Хорошо. Но тогда мы поедем в травмпункт. И это точно. Больше ничего слышать не хочу. Ты сама спуститься сможешь, или нам тебя донести до моей машины?

— Смогу, — Ирина с трудом поднялась и покачнулась. Злата подхватила её и попросила детей:

— Ребят, подайте, пожалуйста, куртку Ирины Сергеевны и её сумку. Алёша, держи ключи, сбегай ко мне в кабинет и принеси моё пальто, оно в шкафу висит, и мою сумку, она на спинке моего стула. Арин, — она повернулась к старосте, — а ты беги к Полине Юрьевне и объясни ей всё. Скажи, что мы в травмпункт поехали и что я оттуда позвоню, расскажу, как у нас дела.

Дети вмиг засуетились. Убежала к директору Арина, за ней выскочил Алёша Симонов — отправился за вещами Златы Андреевны. Остальные искали сумку, подавали одежду и обувь. Злата заботливо одела подругу и помогла обуть ботинки. Ирина пыталась сопротивляться, но никто её слабые протесты не слушал. Злата и дети быстро собрали её и препроводили к выходу.

Внизу, рядом с Василием Сергеевичем их уже ждала взволнованная Полина Юрьевна. Увидев процессию, центром которой была понемногу приходящая в себя Ирина, директриса бросилась к ним.

— Ирина Сергеевна, милая ты моя! Как ты?! Давай всё-таки «скорую» вызовем?

— Полина Юрьевна, спасибо, но мы в травмпункт собрались. Меня Злата отвезёт.

— Там замену надо организовать, остатки разбившихся колб у Ирины в кабинете убрать, — вмешалась Злата, — и мой класс на завтрак сводить. Я постараюсь побыстрее, но вдруг не успею до еды. Так что им надо будет помочь. Они одни могут растеряться.

Директор кивнула:

— Не переживай, я сама с ними приду на завтрак, помогу, прослежу. Хотя они у тебя ребята сообразительные и, я думаю, сами прекрасно справятся. Замены мы с Пражским сейчас организуем. Так что вы поезжайте спокойно, не торопитесь. И попросите, чтобы рентген обязательно сделали!

Когда пострадавшую загрузили в машину и Злата повернула ключ в замке зажигания, Ирина опустила глаза вниз и увидела, что на ногах подруги вместо сапог рабочие туфли.

— Ты что? Решила замёрзнуть?

— Не волнуйся, не замёрзну. Печка хорошо работает, а там поближе ко входу подъедем и я быстро добегу. Мне неудобно было просить твоего Алёшу Симонова мне ещё и сапоги приносить. А он сам не догадался.

— Деликатная ты моя, — покачала головой Ирина и поморщилась.

— Болит?

— Ага. — Ирина криво улыбнулась.

— Поехали.

К травмпункту они подъехали с задворков, долго искали, где приткнуть машину. Наконец им повезло, нашлось хорошее место, и Злата, выскочив чёрными изящными туфельками — подарок нежного мужа, не знающего, чем бы ещё ему порадовать молодую жену, — прямо в мартовскую слякотную кашу, обежала машину спереди и принялась вытаскивать из салона подругу. Ирина кряхтела и сопела, пытаясь выбраться. Выходило плохо, неловко и больно. Злата подумала секунду, наблюдая за неудачными попытками пострадавшей, и, закусив губу, обхватила ту руками за талию и практически подняла, упершись лбом в машину.

Взмокшая лохматая Ирина с трудом утвердилась на ослабевших ногах и усмехнулась:

— Ты агрегат, Дуся! Ты, Дуся, агрегат! — петь не было сил.