— Как это произошло? — спросил полицейский в Афинах, когда мы наконец добрались до суши, укутанные в одеяла и с водорослями на ногах.

— Это сделал Лукас, — пояснила я. — Он поджег собственную яхту, чтобы уничтожить некие документы и получить страховку. Если вы проведете расследование, то обнаружите, что пожар начался из кают-компании, где и находился сейф.

— Мне неприятно об этом говорить, но вынужден сообщить, что моя жена психически неуравновешенна, — сказал Лукас. — Она страдает склонностью к поджогам, и уже неоднократно была замечена в таких вещах. Это помешательство происходит у нее на почве ревности.

Разумеется, в таких вещах я и вправду была замечена — все помнили мою вспышку ярости, когда я подожгла скатерть и волосы Веры. Бедненькой беременной Веры! И все видели, как я выбросила в море ее расписное яйцо со святым Христофором. И как она чапала вперевалочку к сходням, а я заносчиво смотрела ей вслед и смеялась. Разумеется, после таких свидетельств мне не поверили. И неужели кто-то мог признать виновность Лукаса, вознесшегося чуть ли не до небес? Конечно, нет. Особенно теперь, когда все темные пятна исчезли и поле для строительства спортивного комплекса было расчищено.

Газеты смаковали мой позор. Как же, особа, некогда рисовавшая английского принца, оказалась злостной поджигательницей! Меня склоняли на все лады, объявили сумасшедшей, злобной шизофреничкой. А кем же еще, если я нарочно напустила на гостей, приглашенных на яхту, полчища ядовитых пауков! А потом и вовсе сбрендила — из одной только злобы подожгла собственную роскошную яхту и пустила ее ко дну. А ведь на этой яхте были предметы подлинного искусства, стоившие миллионы, и их я тоже уничтожила. Газеты кричали о растущей пропасти между богатыми и бедными, и в этом также винили меня. Я, оказывается, бросила вызов всем достойным людям, в поте лица зарабатывающим себе на жизнь. Мне тут же припомнили брак с техасским миллионером и странные обстоятельства его смерти. И теперь буквально все с наслаждением меня ненавидели.

— А я помню это, — сказала журналистка Майра. — Настоящая была шумиха. Мы прозвали вас Медеей с яхты. А может, теперь, выйдя из тюрьмы, вы хотели бы написать для нас материал? Он может выйти под другим именем.

— Не думаю, что мне нужно этим, заниматься, — покачала головой Трофейная Жена. — По-моему, лучше затаиться и исчезнуть из города, как только закончится этот заезд в «Касл-спа». Попытаю счастья в Австралии. На суде я даже не пробовала защищаться — до того мне это дело казалось безнадежным. У меня не было доказательств. Если бы они даже подняли с морского дна тот сейф, то все равно обнаружили бы, что он пуст. Документов там не было. В Интернете ходили слухи, будто земля вокруг строящегося стадиона по ночам светится зеленым. Но кто к этому прислушивался? У высших инстанций больше не было претензий к строительству, и оно шло полным ходом. Тимми продвинулся по службе, Веру восстановили на работе, а мне Лукас надежно заткнул рот. Я предпочла предстать перед судом в Греции, где к преступлениям на почве страсти относятся не так сурово, как в Англии. Мотивом моего преступления объявили ревность. Обвинение в преднамеренном убийстве с меня сняли. Вот только я, оказывается, не знала, что в морских державах поджог судна считается серьезным преступлением и сурово карается. Угодила в тюрьму на два года и была счастлива, что не на двенадцать. Два долгих года я мотала срок в «Коридаллосе», и считаю, что мне повезло. Ведь я не пошла ко дну вместе с тем злосчастным расписным яйцом. Пока я сидела в тюрьме, Лукас развелся со мной. Брачный контракт был аннулирован в связи с моей судимостью. Уж если мужчина отворачивается, так он отворачивается. Уж если он тебя бросает, так бросает.

По пожарной страховке он получил возмещение убытка почти на миллиард долларов, туда входили и сто тысяч за ущерб от маленького пожарчика во время злополучного ужина с лобстерами. Вот как надо, учитесь! Верины девчушки — близнецы — прошли генетическую экспертизу, установившую отцовство Тимми. Что все это означало, трудно сказать. Возможно, тут как-то была замешана обувная модельерша Орланда. Ведь она стала пятой по счету женой Лукаса и второй в числе трофейных. Скорее всего Орланда извлекла пользу из моего горького опыта и лучше меня сумела позаботиться о своих интересах. Сейчас я ловлю себя на том, что не желаю зла им обоим. Все зло я выкинула из души в «Коридаллосе». Я пытаюсь забыть Веру, и пока это непросто. Проглотить паука и сказать, что у нее, видите ли, пощипывает! И подставить при этом чужому мужику рот, чтобы он пошарил там своим языком!

Вот и все на сегодня. Спасибо за внимание. А как вы думаете, запирают они на ночь кухню или мы все-таки могли бы пошукать по холодильникам? А то я, кажется, проголодалась!

Глава 6


В ту ночь я уснула без труда, и сон мой был крепок. Обычно в незнакомой постели человек беспокойно ворочается, ему снятся черти, а голова не может отключиться от неразрешенных проблем. А мне предстояло провести здесь десять таких ночей, если, конечно, я не решила бы сбежать. Но в «Касл-спа» все дышало умиротворением — едва коснувшись головой подушки, я тотчас же уснула, а когда раздернула занавески, за окном уже стоял яркий день. И не простой день, а святое Рождество, и я огорчилась и одновременно обрадовалась, что не нахожусь сейчас рядом со своими детьми. В кои-то веки я не рухнула вечером в сочельник в полном изнеможении, а в праздничное утро не проснулась с мыслями, сколько еще всего нужно успеть! Здесь же, в «Касл-спа», этот день, похоже, мало отличался от обычного, и это тоже вызывало двойственные чувства. Ничего не нужно было делать — никаких тягостных обязательств перед близкими, но это и расстраивало. И все-таки в воздухе витала некая легкость — ведь как-никак родился младенец Христос! Родился для нас, подарив надежду на лучшее.

Я открыла окно и выглянула наружу. Внизу ров и мост, слева крепостная стена, справа безлистная магнолия — в ее причудливых изгибах читалась какая-то мольба. На одну из ветвей опустилась птичка и вдруг запела. Полагается ли птичкам петь посреди зимы? Разве не должны они сидеть, нахохлившись от дождя и снега? Да и где это видано, чтобы человек, распахнув в рождественский день окно, беззаботно вдыхал теплый воздух? Уж не пришла ли к нам весна раньше времени? А может, просто зима припозднилась? Как мало, оказывается, мы, городские жители, знакомы с миром живой природы! Я даже не знала, как называется эта птичка, но была уверена — это не малиновка. Нет, всем нам, конечно, давно известно, что порядок в природе нарушен — деревья подолгу не сбрасывают листья, снежные шапки и ледники в горах помаленьку тают, — но мало кто ощутил это непосредственно. Птичка упорхнула. Она сделала это легко и беззаботно, и я решила последовать ее примеру.

Я попробовала дозвониться Джулиану в Вичиту, но не сумела. Названивать детям было еще рано, тогда я прилегла и поспала еще немного.

В просунутой под дверь бумажке мне сообщили, что позавтракать можно с восьми до десяти и моя первая процедура — массаж у Хизер — назначена на одиннадцать, а гидротерапия на четыре. То есть ради праздника процедуры сократили до двух на каждую клиентку, чтобы отпустить персонал по домам. В той же памятке гостям рекомендовали надеть халаты, а также свести к минимуму общение с внешним миром — никаких ноутбуков и мобильников. «Покой важнее всего», — и подпись: «Ваш друг, леди Кэролайн».

Голод погнал меня вниз. В кармане халата лежал мобильник. Я надеялась, что за стенами замка можно поймать сигнал. На завтрак подавались фрукты, обезжиренный йогурт и овсяные хлопья — это для участников программы по снижению веса. Тем же, кто хотел записаться на О/В — «Отдых и восстановление», — полагались яичница с беконом, хрустящие хлебцы, роллы, круассаны, масло, джем и фруктовые соки. Правда, все это в крошечных порциях, способных соблазнить только страдающих анорексией. Я, конечно же, немедленно решила записаться на О/В и тут же наткнулась на Майру, стоически жевавшую овсяные хлопья. Поначалу смутившись, я сразу вспомнила о ее несчастной любви с Алистером и решила, что мне в этом отношении повезло больше — моему Джулиану, похоже, наплевать, сколько я вешу и сколько места занимаю. А раз так, можно выбирать то, что мне нравится.

Я не стала говорить Майре, что лишние два-три фунта вряд ли способны увести мужчину от жены к любовнице. Это было бы жестоко с моей стороны. Уж пусть лучше она живет надеждой. Мужчины обычно поддерживают статус-кво, а Алистер, имеющий послушную доверчивую жену и любовницу с разбитым сердцем, неплохо устроился. Менять это было бы и глупо, и дорого. И я не стала сообщать ей, что знавала мужчин, которые, оказавшись в ситуации Алистера, избавлялись от своей вины еще проще — сбегали от жены и любовницы с совершено посторонней дамой. Кроме того, я подозревала, что он вообще не склонен чувствовать свою вину. Он как-никак газетный издатель, а стало быть, слишком занят. В общем, Майра могла спокойно есть и ни о чем не думать. Она, похоже, угадала мои мысли и пошла на компромисс, положив в овсяные хлопья банановых долек.

За чашечкой бескофеинового кофе — другого не предлагалось — мы пришли к выводу, что попали в своего рода концлагерь и это не так уж плохо. Ведь подчиниться воле других — это и есть истинный отдых и восстановление. Нужно только слиться с общим потоком и отдаться воле волн.

Трофейная Жена явилась на чашечку кофе, одетая, как и все мы, в белый банный халат, но уже с волосами, выкрашенными в серебристые перья. Лицо ее светилось счастьем. Она сообщила, что джакузи заработает в два, она пойдет туда обязательно и с нетерпением ждет еще чьей-нибудь исповеди. Ведь не ей же единственной хочется облегчить душу! Теперь настал черед других.

— Нет, вы не единственная, — сказала Лекторша. — Я всю ночь не сомкнула глаз и готовилась. Люди считают, будто я железная и прекрасно владею собой, а это не так. Все дело в том, что мне совсем не с кем поговорить. Я живу с мужчиной, который почти не знает английского. Это и хорошо, и в то же время плохо. На друзей у меня просто нет времени, поэтому и друзей нет. Я читаю лекции, то есть говорю с людьми. Обращаюсь к ним с кафедры, а они слушают и даже аплодируют, но это же не настоящий разговор. Так что разрешите теперь мне держать речь. Пожалуйста, позвольте мне выговориться!