Мэгги поворачивается и садится напротив.

– Конечно.

Джорджия смотрит на Мэгги, а потом снова на потолок.

– У меня будет малышка. Я вчера узнала.

– Боже мой, Джорджия, – Мэгги касается ее руки, – как здорово!

Джорджия кивает.

– Я сказала только тебе. – Она замолкает и гладит себя по животу. – Знаешь только ты, даже Дэнис не знает.

Тогда Мэгги вспоминает о вопросе Джорджии.

– Что ты хотела спросить?

– Мне нужно ему рассказать?

– Почему нет?

– Дэнис очень хотел мальчика. Мне все равно, главное, чтобы ребенок был здоров, но Дэнису важно, я специально узнавала, чтобы сделать ему сюрприз, если родится мальчик. Теперь я знаю, что будет девочка, и волнуюсь.

– Из-за чего?

– Вдруг он не обрадуется? Вдруг он так расстроится, что не сможет этого скрыть?

Мэгги смотрит на Джорджию, гадая, как ее успокоить.

– Уверена, Дэнис разволнуется. Когда ребенок появится на свет, ему нужна будет только его девочка.

– Откуда ты знаешь?

– Думаю, так это и происходит.

Джорджия в нерешительности улыбается.

– В кино? – спрашивает она.

– И по телевизору, – добавляет Мэгги.

Джорджия еще шире улыбается, ее лицо светится, раздается громкая вибрация, и она достает из кармана джинсов телефон. Мэгги видно, как на экране телефона загорается «Дэнис». Джорджия перекидывает ногу через кровать и садится, чтобы ответить на звонок.

– Привет, детка, – говорит она. – Ты где? Пожалуйста, скажи, что ты в аэропорту и садишься на самолет.

По выражению лица Джорджии, с которого исчезает улыбка, становится ясно, что Дэнис где угодно, но не в аэропорту и на самолет не садится.

Джорджия поднимается, и Мэгги кажется, что она собирается выйти из комнаты, но Джорджия идет в туалет и закрывает за собой дверь. Мэгги смотрит на стопку в руке и пытается не слушать Джорджию, которая говорит все громче и громче.

Неожиданно дверь открывается, Джорджия стоит в проеме, телефона в руках у нее уже нет.

– Не хочу об этом говорить, – произносит она.

Мэгги кивает.

– Хорошо.

Джорджия рассержена, и на секунду Мэгги кажется, что Джорджия возьмет бутылку абсента и выпьет все до дна. Но она этого не делает. Джорджия лишь очень близко подходит к Мэгги.

– Давай уйдем отсюда, – говорит она.

– Куда?

– Тебе там понравится.

Мэгги меньше всего хочется куда-то идти, даже если ей там понравится. Ей хотелось, чтобы подействовал алкоголь и она почувствовала себя уставшей. Ей хочется спать. Но от мысли, что они куда-то пойдут, Джорджия воспряла духом, поэтому Мэгги не хочет ее разочаровывать.

Она глубоко вздыхает:

– Можно взять с собой абсент?

– Думаю, мы потеснимся.

Мэгги поднимается и почти не обращает внимания на легкое головокружение.

– Тогда пойдем, – говорит она.

Гвин

Гвин моет посуду; в кухню заходит Томас с доской для серфинга, в мокром гидрокостюме. Гвин не удивлена. У Томаса вошло в привычку почти каждый день после работы бегать по берегу океана и, если есть возможность, оседлать волну. Иногда он ездит на велосипеде, несмотря на дождь или снег: ему все равно, главное – выйти на улицу и что-то делать. Только через несколько лет брака Гвин поняла, что с Томасом невозможно разговаривать о серьезных вещах – да и вообще о чем-либо – до того, пока он в одиночестве не погуляет на улице и не выйдет из состояния стресса. После прогулки у него всегда улучшалось настроение, взгляд становился открытым и он был готов слушать. После работы Томаса дома могли ждать лучшие новости в мире, но он и слышать не хотел о них и не разговаривал с Гвин, пока не погуляет. Томас открывает духовку, смотрит на торт, по воздуху разносится аромат масла.

– Ты готовишь красный торт?

Гвин брызгает на него водой.

– Закрой. Плохой знак.

– С чего ты взяла?

– Знаешь, что видеть невесту перед свадьбой в платье – плохой знак?

– Такой же плохой знак, как увидеть красный торт перед празднованием развода?

– Точно.

Он улыбается и делает, что ему говорят, – плотно закрывает духовку.

– Поверю на слово.

Гвин делает напор воды сильнее, когда он прислоняет серф к стене, открывает холодильник и ищет бутылку зеленого чая. Гвин знает, чего хочется мужу, и говорит:

– Вторая полка.

Он наклоняется, чтобы взять чай.

– Думаю, дети смирились с нашим планом на сегодня, – говорит он. – Мы же догадывались, что они не будут рады размаху события, но, кажется, сейчас все в порядке.

Да? Ты так думаешь?

Гвин казалось, что Томас будет на нее злиться за пассивно-агрессивный настрой во время разговора с детьми, она не была на высоте, как обещала, и не проявила должной мягкости. Но сейчас он, кажется, совсем не злится – и Гвин от этого даже хуже. Похоже, это просто еще один знак, что он ее больше не замечает.

Он закрывает холодильник, болтает бутылку с чаем в левой руке.

– Джорджия очень расстроилась, – говорит Томас. – Но она успокоится.

– Будем надеяться.

– Гвин, – говорит он. – Думаю, им трудно видеть нас вместе. Скоро все уладится.

Она переводит взгляд с тарелок на Томаса.

– Каким это образом, Томас?

– Они поймут, что вместе мы больше не будем.

Гвин кивает – пытаясь не обращать внимания на то, как сжалось сердце, – а Томас идет к другой стороне раковины и тянется к окну, чтобы включить спрятанное там маленькое радио.

– Хочу послушать прогноз погоды перед прогулкой, – говорит он, настраиваясь на волну 1010, как раз когда метеоролог заканчивает читать прогноз:

– Сегодня вечером ожидается ураган, ближе к ночи он значительно усилится. Конечно, сегодня будет не такой сильный ураган, как в этот же день в 1938 году, но для прогулки по пляжу точно не время.

– Для сегодняшней вечеринки погода не очень, – говорит Томас. Он открывает бутылку и делает глоток. – Но, думаю, все будет в порядке. Шатер ведь устоит? Не стоит волноваться.

Гвин спокойна. По сравнению со всем, что навалилось на нее сегодня вечером, погода волнует Гвин меньше всего.

– Знаешь, сколько раз отец рассказывал мне о том, что случилось с ним во время урагана?

Знаешь, сколько раз ты мне об этом рассказывал? – хочет спросить Гвин.

Она могла рассказать всю историю наизусть и добавить, что случилось потом: Чемп часто с радостью вспоминал, как после трагедии возрождался Монток, как они с Анной участвовали в его восстановлении.

– Именно из-за урагана они решили остаться здесь навсегда, – говорит Томас. – Тогда мало кто на это решался, считали невозможным. Странно представлять, что их жизнь могла быть совсем другой.

Гвин улыбается, но ей не очень хочется говорить о Чемпе и Анне. Потому что она сразу понимает, как сильно по ним скучает, как ей хочется находиться рядом с ними. Гвин постоянно думает о том, что, будь они здесь, Томас не вел бы себя как сейчас.

Она знает, что он наверняка вел бы себя по-другому.

Гвин выглядывает из окна и смотрит на Нейта; сын стоит на скале у качелей и бросает камни в океан.

– Почему не предложишь ему прогуляться? – спрашивает она, указывая на сына. – Мэгги спит наверху в его комнате. И пока вы одни, было бы неплохо с ним поговорить.

– О чем? – удивляется Томас. – О нас?

Гвин укоризненно на него смотрит:

– О них с Мэгги. И почему он решил не рассказывать ей о важных вещах.

– Например?

– Например, она не знает о его первом ресторане.

– О чем ты? Как она может не знать? Это же просто глупо.

Неужели? – хочет спросить Гвин. – А как же то, что я сама многого не знаю? Тоже глупо?

– А что именно он сказал?

Гвин вздыхает, у нее нет настроения рассказывать, ей не хочется переживать все заново – то немногое, что Нейт рассказал, что Гвин удалось выведать за время приготовления торта.

– Спроси у него сам, Томас, – в ней закипает гнев. – Спроси, что он творит.

– Хорошо, – отвечает Томас и берет доску для серфинга. – Только Мэгги не наверху. Они с Джорджией недавно ушли. Я слышал, как отъезжает машина. Они к тебе не заходили?

– Нет, я даже их не слышала.

Гвин опустила губку для мытья посуды.

– Странно. Нет, я ей все расскажу. Скажу и займу каким-нибудь делом.

Он щелкает ее по носу и водит по нему пальцем.

– С тобой все в порядке? – спрашивает он.

Гвин съеживается от его прикосновения, переживает из-за его ухода.

– Конечно, – говорит она. – Все замечательно.

– Гвин.

– Иди давай. Пока дождь не пошел.

Он показывает на радио.

– Кажется, буря еще не скоро разразится.

– Буря разразится совсем-совсем скоро, – произносит Гвин.

Томас удивленно на нее смотрит, берет доску и уходит.

Гвин не торопится. Она домывает посуду, убирает ее в кухонный шкаф и спокойно идет на улицу в противоположном направлении от Нейта и Томаса. Она идет к дороге у соседского дома. Тут тихо, почти бесшумно, но довольно скоро все начнется: мигом установят деревянный шатер, на расставленные по периметру столы поставят подсвечники. По центру поставят круглые фуршетные столы. Деревянные балки украсят белыми шариками и стеклянными шарами. Чуть больше времени займет последняя деталь.

Гвин ушла от дома далеко, но сейчас совсем не нервничает. Не волнуется. Гвин просто смирилась с тем, что знает, как мантру, которую постоянно повторяла с того момента, как началось вранье Томаса: двух правд не бывает. Люди любят говорить что-то противоположное, говорят о внутренних конфликтах, нюансах, сложностях в отношениях. Но за прошедший год Гвин отчетливо поняла, что люди знают свои желания лучше, чем им кажется. Они чего-то хотят или не хотят. Продолжают работать над отношениями или сдаются. Любят кого-то или любят кого-то еще. Во втором случае они всегда думают, что новая любовь сильнее, так как не успели еще до конца осознать: новый человек их не спасет. Томас этого еще не понял, поэтому соврал и придумал историю про новую веру. Теперь и для Гвин любовница стала новой верой. Следить за любовницей. Учиться у нее. Узнать, кем захотел стать Томас. Узнать, что ждет их семью. Сейчас. Сейчас Гвин узнает.