— … можешь позвонить Насте…

— Ни за что! — мотнул я головой.

— Можешь нанять няню.

— За один день? — Во мне проснулся скептицизм.

— А что в этом сложного?

— Ладно…

— Только давай такую, которая будет ухаживать за ребёнком, а не за тобой, — заговорил позади нас Тима. — С тебя не убудет затащить нянечку в постель, а девочка будет заходиться криком.

— Кстати, да! — подхватила инициативу Марго. — Сафировский, даже не думай.

— Да иди вы, — огрызнулся я, но спорить не стал — есть такое дело. Самоконтроль, Матвей, сосредоточься.

— А можешь, если осилишь, справиться сам, — предложила мама.

— Это что-то из рода фантастики, — покачала головой девушка. — Вряд ли он за одни сутки с вами научится как обращаться с ребёнком.

— Надеюсь, учиться мне этому и не придется — ей быстро найдут другой дом, — поставил я точку в спорах. — И хватит об этом.

Мы вышли из комнаты, чтобы не разбудить утихшую девчонку, и я наощупь включил свет в прихожей.

— Половина десятого, — взглянул на часы Тим. — Нам пора, милая.

— Точно. Кое-кому завтра на работу, — кивнула его жена.

— Не только вам… Блядь! Куда ж я дену её!

— Ещё раз предлагаю кандидатуру Насти, — произнесла мама. — Она как раз в декретном отпуске.

— Да отстань ты с Настей! — вышел я из себя. — Я уже говорил, что только если небо начнет падать в виде желтых слонов, я расскажу ей о ребёнке!

— Если она узнает от кого-то другого, вот тогда я в самом деле не завидую тебе, — пожала она плечами.

— От тебя, например?

— Не обязательно. Отец может проговориться, считая, что она в курсе…

Я едва не застонал, сделал пару вздохов и попятился.

— В общем, до встречи, ребята, а я в душ. День был охрененно тяжелый.

— По тебе видно, — усмехнулся Тима. — Завтра позвони, расскажешь, как тебе ночь в роли отца.

Супруги быстро обулись и оделись, Марго коротко, словно клюнула, поцеловала меня в щеку, и дверь за ними закрылась. Мы с мамой постояли минуту в тишине, потом она негромко произнесла:

— Вижу, что ты всеми силами стараешься не допустить мысль, что эта девочка задержится у тебя, но не стоит так отмахиваться от неё. Кто знает, вдруг однажды ты об этом пожалеешь.

И с этими словами она ушла в комнату, ставшей детской.

Расслабиться мне удалось лишь в душе, и то не сразу. Поймав себя на том, что я намыливаюсь уже в четвертый раз, я усилием воли сосредоточился на своих действиях, завернулся в полотенце и пошагал в свою комнату. Только кровать показалась в поле зрения, на меня накатила волна такой усталости, что я еле дошел до неё и рухнул под одеяло.

"Спокойной ночи, отец-одиночка", — промелькнуло у меня в голове, прежде Морфей забрал меня в своё царство.

VII

Мне показалось, стоило моей голове опуститься на подушку, как этот дикий крик сразу меня разбудил. Сначала я не понял, что происходит, кого убивают, почему у меня дома?! — потом с опозданием до меня дошло, что это не смертный час какого-то бедняги, а моя ненаглядная дочурка проснулась, чтоб ей икалось!

— Мать твою, — прорычал я, попытавшись зарыться головой поглубже в подушку и прикрывшись сверху ещё и одеялом для верности. Не помогло, её крик достигал меня везде, и стало казаться, что я буду слышать его даже в гробу. О-о-о-о, хочу туда!

Чувствуя в себе до этого незнакомое мне желание убивать, рвать, душить, я рывком стянул одеяло, едва не снес дверь с петель — и оказался лицом к лицу с мамой, держащей ребенка на руках и что-то её бормотавшей.

— О, привет. Не спится?

— Спится! — рявкнул я. — И очень неплохо, только вот она мешает!

— Она проголодалась, Матвей, и так же нужно было сменить ей одежду. — Мама переложила девчонку на другую руку. — Ты в её возрасте тоже не беспокоился о сне других.

— Так это был я!

— Не вижу разницы, за исключением только половой принадлежности. — Мама не в пример мне говорила спокойно, не повышая голос, а Ариадна, как всегда, когда я переходил на крик, пыталась меня заглушить. — Не мог бы ты угомониться, пожалуйста, иначе мы оба не уснем до утра.

У меня было много чего сказать на этот счет, начиная от того, что она может забрать её с собой куда хочет и там успокаивать, а я буду спать как обычно и не знать проблем, и заканчивая тем, что между мной и этим чудовищем есть огромная разница, не касаясь половой принадлежности. Однако мать была права — лучший способ получить тишину — замолкнуть.

— Я буду на кухне, — буркнул я, демонстративно обошел её по кругу и скрылся в декоративной арке.

В кухне я люблю размышлять, посидеть после долгого дня, если нет желания ехать в клуб или ещё какую-нибудь тусовку, которую легко нахожу. При ремонте я специально уделил внимание строителей на то, чтобы здесь сделали мягкий неяркий свет, оставив её как бы полумраке, чтобы мысли и хорошее настроение не разбегались. Щелкнув кнопкой, я включил чайник, сел за барную стойку и стал шарить взглядом вокруг, ища то, за что можно им зацепиться. Крик ребёнка доставал меня и тут. Твою дивизию, если так будет каждую ночь, очень скоро меня посадят за убийство! По ходу осмотра я заметил таймер на вытяжке, который сообщил, что сейчас половина третьего. Чудесно, блин! На работу я приду злой, не выспавшийся, и причина не та, которую я мог бы с удовольствием себе позволить. Лучше бы мамаша этого монстра забрала её с собой!

— Мне тоже сделай чашку чая, — попросила мама, войдя на кухню.

— Она будет всегда так вопить? — грубо спросил я, оставаясь на стуле, хотя чайник вскипел и выключился.

— Когда подрастет — нет.

— Я завтра же позвоню отцу и если надо — сам за ним съезжу, чтобы он побыстрее вернулся и нашел ей кого угодно в родители.

— Это ты мне так угрожаешь?

— Тебе? Зачем? Не ты мне подбросила эту неприятность.

— Но я хочу, чтобы ты не воспринимал её как неприятность. — Мама, не дождавшись этого от меня, сама взялась за приготовления чая.

— Не получится. Та женщина, что родила её, сильно просчиталась. Из всех, кому она могла её отдать — родители, родственники, друзья, бездетные семьи в Америке — она зачем-то отправила её ко мне, человеку, которому она нужна в последнюю очередь.

— Она отдала её отцу, — возразила мама. — И я рада этому, буду честна. В свои двадцать два, Матвей, ты крайне безответственен.

— Я это и не отрицаю.

— Ты умный, способный мальчик, ты легко добиваешься того, чего хочешь, и я горжусь тобой в этом плане. Но ты так и не понял, что жизнь дает тебе не только то, что хочешь ТЫ. Иногда — и чаще, чем ты готов это принять сегодня — она посылает то, что совершенно противоположно твоим желаниям. И тебе придется научиться справляться и с этим. Самому, сынок. Как бы сильно мы с отцом и сестрой тебя не любили, мы не возьмем это испытание на себя, как раньше.

— Что именно ты хочешь этим сказать? — с подозрением спросил я.

— То, что ты можешь даже взять отца за шкирку, но — раньше, чем он сам решит, ты его не притащишь сюда. И тебе придется — и не иначе — провести какое-то время с твоей дочерью.

— Мама…

— Да, сын. Таково было желание матери девочки, и я буду уважать его. Из письма ясно, что это не прихоть, по-другому она не смогла. Возможно, её даже нет в живых, что очень несправедливо. Она заплатила жизнью за жизнь вашего ребёнка, и такую цену ты никогда не перекупишь. Потерпи какое-то время крики по ночам, в конце концов никто ещё не умер от того, что в его доме был младенец.

Я ничего не сказал и отвернулся к окну. Она всё правильно говорила, но я не мог это принять. Пусть генетика говорит одно — я не чувствовал себя отцом и ответственным за неё.

— И, может быть, — добавила моя мать, — это немного встряхнет твои мозги. Каждый раз, когда тебе захочется уложить какую-нибудь красавицу в постель, вспоминай лицо Ариадны, которая свалилась тебе на голову из-за того, что когда-то ты неосмотрительно рискнул.

— Боюсь, её лицо будет мне видеться не только тогда, — сказал я.

Мама тихо фыркнула.

— А мне не хватало тех поздних вечером, когда мы с тобой сидели вот так, попивая чай и обсуждая все на свете, — произнесла она. — Почему мы перестали, не помнишь?

— Потому что ты начала критиковать мой образ жизни на таких посиделках, — ответил я. Хотя мне тоже часто их не хватало…

— Жизнь показала, что не зря, — вздохнула мама, допила чай и встала. — Ложись спать, милый. — Она поцеловала меня в макушку, как всегда, когда мы засиживались допоздна, и ушла.

Я остался один, под мягким светом ламп, грея ноги о теплый пол, и смотрел на большую синюю кружку, которую подарила маме Настя на какой-то маленький праздник. Я не знал, а родительница притащила её сюда и спрятала, чтобы я не нашел ненароком и не отправил назад. Теперь, когда она бывала у меня дома, она всегда пила чай, кофе, какао или ещё какой-то напиток только из неё.

Злость злостью, а реально надо будет подумать, что делать вечером, когда мама уедет и я останусь один на один с девчонкой. Марго не согласится, это точно. Кто же ещё есть?.. Все мои подруги хороши, если их позвать на вечеринку у бассейна, а посидеть с ребёнком — такой, как ни странно, не было.

Отличная у меня жизнь…

Так ничего и не съев, я выключил свет и пошел в спальню.

Сквозь сон я ещё раз слышал плачь Ариадны, но на этот раз смог превозмочь его и мне удалось не проснуться — пока не взревел мой будильник.

— Ох, твою мать, — выругался я, взглянув в зеркало в ванной. Таким помятым я не выглядел с семнадцати лет, с последнего лета, проведенного с дедом. Тогда он гонял меня на трехкилометровую пробежку в пять часов, чтобы я "не заплывал жиром", как он выражался. Потом я поступил в университет и благополучно забыл о тех мучениях, и отражение в зеркале всегда радовало — а вот стоило один день повозиться с ребенком, как мальчик-красавчик превратился в ходящего мертвеца.