— Отец семейства обязан смотреть вперед, дорогая. В конце концов, не так уж много хороших партий на свете. Мне кажется разумным не упускать тех, кто оказывается рядом. Этот Бернар явно не глуп, у него хорошая внешность и лучшая из профессий. Чего еще желать?

— Узнать его получше и чтобы он понравился Жанне, — ответила Матильда. — Но воздух уже свежеет, боюсь, как бы вы не простудились. Вернемся в дом, друг мой.

Флори, не участвовавшая в этом обмене мнениями, молча последовала за родителями. Она помогла матери усадить выздоравливавшего у камина, огонь в котором поддерживали весь день, и в зале царило тепло в сочетании с тонким запахом леса.

— Пойду соберу последние груши в саду.

Все время, с тех пор как родители поселились у нее, чтобы отец окончательно оправился после болезни, она не переставала бояться. Предоставляя им свою комнату под предлогом внимания, которое должна к ним проявлять, и забрав в башню все необходимые ей вещи, она поселилась там открыто для всех. Флори считала, что таким образом избежит лишних проблем и упростит свою жизнь. Не тут-то было. В объятиях Гийома, который приходил к ней так же часто, как и раньше, она, кроме угрызений совести, испытывала также постоянный страх разоблачения. Что, если мать когда-нибудь ночью придет к ней за чем-нибудь, ей понадобившимся, или же чтобы спросить ее о чем-то? Что будет со всеми четырьмя?

Гийома тревожил ее рассеянный вид, ее беспокойство, то, как она вздрагивала при малейшем необычном звуке, и не видел причин для такой тревоги.

Она наполнила корзину грушами с красноватой кожицей, не переставая думать о Том, что у нее будет небольшая передышка. Гийом следующим утром уезжал в Блуа, где у него были дела. Они не увидятся три или четыре дня, что гарантировало ей несколько спокойных ночей. Что за странная привязанность связывала ее с этим человеком, который ее околдовывал и тем не менее отъезд которого — правда, если ненадолго — был для нее облегчением? Что это было за чувство, так привязывавшее ее к нему? О, это-то она слишком хорошо знала! и лукавила перед собою, уходя от таких вопросов, но решила забыть на несколько дней эту не дававшую ей покоя тревогу. Ей хотелось быть просто дочерью, принимающей у себя наконец-то примирившихся с нею родителей!

Если до сих пор и удавалось относительно легко поддерживать видимость благополучия, Флори все же с болью чувствовала некий диссонанс, ощущала какую-то крошечную трещину, говорившую о хрупкости только что восстановленной связи. Восстановятся ли когда-нибудь во всей полноте семейные отношения, ностальгия по которым ее непрерывно мучила?

В этот вечер ей удалось в это поверить, и она легла спать, немного успокоенная.

На следующий день поднялся ветер, который, не утихая всю ночь, окончательно разбушевался наутро, пригибая к земле деревья, как июньскую траву; яростные порывы срывали с деревьев листву. Сушившиеся после стирки простыни оглушительно хлопали, как флаги кораблей, застигнутых штормом. Ветер набрасывался на плитки кровельного сланца, сломал два только что посаженных грушевых дерева, которые не успели закрепить подпорками, на последнем издыхании свистел в щелях под дверьми.

Этьена, который оба ветреных дня не покидал своего места у камина, где проводил время за шахматами вместе с женой, раздражали клубы дыма, вырывавшиеся из камина, когда порывы западного ветра загоняли его обратно в трубу.

— Прямо какой-то дьявольский грохот, — заметил он вечером следующего дня, когда прогремел особенно сильный шквал. — Словно пронеслась галопом какая-то адская кавалерия.

— Не люблю я ветра, — в десятый раз повторила Матильда. — В этом безумии неведомых сил есть что-то тревожное.

— И вы боитесь, мама, как бы не сорвало крышу с дома! — пошутила Флори, с наслаждением ловившая признаки традиций и даже каких-то привычных странностей родителей, всего того, чего она была так долго лишена.

— Вот именно, дочка. Никогда не забуду урагана, сорвавшего черепицу с крыши дома кормилицы, когда я была еще ребенком. Боже мой! Как мы перепугались, увидев вместо потолка черное небо через решетку голых стропил!

— Это был плохо построенный домишко, — подтвердил метр Брюнель, наизусть знавший эту историю и снисходительно улыбавшийся всякий раз, когда Матильда снова возвращалась к своему рассказу. — Нашему дому на улице Бурдоннэ, да и этому тоже, подобная неприятность не грозит, дорогая. Теперь над нашими головами надежные крыши, не так ли?

— Да услышит вас Бог, Этьен! Но все равно, не люблю я ветра!

Через несколько часов все стихло, а на следующее утро вернулся и полный покой. Оставалось лишь собрать в саду сорванные листья и изломанные ветви, поставить на место перевернутые вазы около дома, навести порядок в усадьбе, имевшей вид разграбленного хутора.

Солнце снова засверкало в небе, сиявшем чистой синевой, подобно свежеобожженному фаянсу.

— Не прогуляться ли нам немного по берегу Шера? — предложила после обеда Матильда. — Погода хорошая, насладимся последними ясными днями, да и вам, друг мой, полезно подышать свежим воздухом после этого дыма, которым вы надышались! Что вы на это скажете?

— Вы правы, дорогая. Прогулка будет мне полезна.

— Вы пойдете с нами, Флори?

— Разумеется!

На Вансэйской дороге в появившемся перед ними всаднике они узнали Бернара Фортье, брата Беранжер Эрно. Его сопровождал слуга.

— Кого я вижу! Это же наш юный друг! — вскричал Этьен, которому этот суконщик определенно очень нравился. — Что вы делаете в наших краях?

Бернар сошел с лошади и поздоровался с гулявшими.

— Я ехал к вам, — ответил он непринужденно, — рассчитывая застать вас, всех троих, и, не встреть я вас здесь, я бы с вами разъехался и, добравшись до вашего дома, как говорится, поцеловал бы пробой!

— Мы решили воспользоваться солнечной погодой и пройтись по берегу реки, — объяснил ювелир. — Если вы не очень торопитесь, может быть, вы присоединитесь к нам?

— Почему бы и нет?

Вскоре они были уже на берегу, заросшем ольхой и ивняком. Между покрытыми листвой ветвями деревьев были видны плывшие по реке лодки с разными товарами, плоскодонные рыболовные барки, баржи, которые тянули бурлаки. Поговорили о достопримечательностях этих мест. Тишина располагала к мирной беседе. Для всех были дороги эти минуты покоя, которым дышал наступавший осенний вечер.

— О чем вы задумались, дочка?

Флори поколебалась, прежде чем ответить. В нескольких шагах от нее отец и Бернар Фортье завели деловой разговор. Они не могли слышать ее ответа.

— Я думаю о том, что моя жизнь должна была протекать так же спокойно, как эта вода, — проговорила она. — В начале моего замужества все, казалось, предвещало это.

— Откуда вам знать, не текут ли эти спокойные воды Шера где-нибудь более бурным потоком? — спросила Матильда, взяв дочь за руку. — На пути рек, как и в наших жизнях, встречаются стремнины, пороги, а порой и водопады. И лишь потом они обретают покой.

— Вы, разумеется, правы, но бывают же и половодья, затопляющие и сметающие все на своем пути.

— Но потом воды отступают.

Мужчины остановились и подождали их.

— Там, на мельнице — видите ее внизу? — подают кое-какую еду, — сказал Этьен, — Не зайти ли нам туда выпить молока с лепешками?

По завершении легкой трапезы Бернар Фортье кликнул слугу, сторожившего лошадей, и тот принес образцы сукна, которые молодой человек хотел показать метру Брюнелю. Именно с этим намерением он и отправился в Вансэй.

— Я был бы счастлив предложить каждой из вас ткань, которая вам поправится, — сказал он обеим женщинам, любовавшимся красотой расцветки. — Вам остается лишь выбрать нужное. Я буду рад привезти вам все, что вы отберете.

— Да, — сказал Этьен, когда они после прогулки вернулись домой. — Да, я не ошибся в этом очаровательном молодом человеке. Он только что продемонстрировал нам и свое умение жить, и качество своих сукон. Он, несомненно, преуспеет в своей профессии.

Флори согласилась с ним и удалилась под предлогом приготовления к ужину. У нее появилось новое основание для тревоги. Когда они с родителями в сопровождении их нового друга, дошедшего с ними до самого дома, проходили на обратном пути через Вансэй, ей показалось, что на одной из улиц она заметила среди прохожих знакомого всадника. Он почти тут же исчез за поворотом улицы, но мысль о том, что перед родителями может неожиданно появиться Гийом или что они просто смогут догадаться о том, что он здесь, поблизости от ее дома, ее буквально потрясла.

Поэтому она не удивилась, хотя и почувствовала досаду, когда Дени, по обыкновению, принес ей кольцо.

Ужин стал для нее новым испытанием, как и последовавшие за ним вечерние часы.

Гийом вернулся! В этой новости не было ничего для нее неожиданного, но дни, только что прожитые ею в ясности обычных семейных отношений, изменили ее взгляд на вещи, сделали ее более чувствительной к шокирующей стороне связи, которую она всегда поддерживала лишь в отсутствие родителей.

Сидя под вытяжным колпаком камина у огня и бездумно переворачивая кочергой поленья, она являла собой существо, так далеко ушедшее в свои мысли, что от Матильды, усевшейся напротив Этьена, чтобы продолжить партию в шахматы, это не ускользнуло. Что снова омрачило чистый лоб ее дочери?

Матильда решила про себя, что уедет из Турени не раньше, чем проникнет в тайну, которая ее беспокоила как грозящая опасностью Флори. Проявленная в этот вечер нервозность свидетельствовала о серьезности и о размерах этой опасности. Она видела, что Флори выглядела гораздо более озабоченной, чем все предыдущие дни.

— Я чувствую себя усталой, — сказала молодая женщина, поднимаясь. — С вашего позволения, я должна уйти.

Движения ее были неловкими, неестественными.