– Элиза, – едва могла проговорить молодая девушка, – это заблуждение его высочества, и такой человек…

– О, я понимаю, но здесь стало так пусто, Клодина!

Герцогиня приложила ладонь к груди, а потом ласково погладила висевшую на перевязи руку Клодины.

– Элиза, – сказала Клодина, – неужели ты, такая добрая и снисходительная к людским слабостям, будешь суровым судьей?

Герцогиня покачала головой.

– Нет, я простила. Малый срок, оставшийся мне для жизни, должен пройти мирно. Ах, Клодина, сегодня впервые с тех пор, как я его жена, он говорил со мной, как я этого всегда желала и молила во сне и наяву: он говорил со мной сердечно и откровенно, мягко и хорошо. Это случилось слишком поздно, но это так упоительно, и я простила его. Есть еще, – она понизила голос, – есть еще остаток глупого тщеславия. Я всегда хотела нравиться ему и не думала о том, что я несчастное, больное создание. А тут я взяла зеркало и посмотрела в него… Сначала мне стало больно, но потом…

Герцогиня смолкла, глаза ее затуманились, в то время как губы улыбались. Клодина не могла удержать слез, и они катились по щекам.

– Мне так жаль его, – повторила герцогиня. – Я хочу быть доброй, терпеливой, ласковой с ним. И еще мне жаль Елену – она любит твоего жениха.

– Да, – вздохнула девушка.

– Ах ты, прекрасное, благословленное небом создание, к которому стремятся все сердца! – сказала больная. – Как, должно быть, хорошо чувствовать себя такой любимой!

Голос герцогини звучал грустно и безнадежно.

Клодина встала и подошла к окну, не желая показывать, что ей не менее тяжело.

– Я не хочу удерживать тебя дольше, Клодина, – продолжала герцогиня. – У тебя сегодня много дел. Ты должна представиться маме как невеста, а его малютке – как мать, и вам – и тебе, и ему – надо о многом поговорить. Иди, Клодина, иди с Богом!

Она улыбнулась. Маленький принц с радостным восклицанием стащил с волос матери чепчик и поцеловал ее. Она поспешно отвернула лицо. Клодина слышала, как она прошептала: «Дорогой мой, мама не может целовать тебя, мама больна!»

Взволнованная девушка едва нашла в себе силы поцеловать прозрачную руку и выйти. Она опустилась на стул в своей комнате и заплакала, закрыв лицо руками.

Горничная с удивлением смотрела на нее. И это невеста?! Счастливая, богатая невеста сидела бледная и мрачная. Она нагнулась и подняла футляр, упавший с колен ее госпожи. Он раскрылся при падении, и девушка залюбовалась великолепным бриллиантовым ожерельем. Клодина ничего не видела, чувствовала только, что не выдержит комедии, которая начинается.

Наконец она успокоилась и стала переодеваться. Вчерашнее платье испорчено, а других светлых туалетов у нее здесь не было, и она была вынуждена надеть черное кружевное платье, которое украсила живыми розами.

Белая повязка резко выделялась на черном фоне. Под руку с Лотарем Клодина пошла к герцогине-матери; потом они были приглашены его высочеством на завтрак, за которым принимали поздравления немногочисленных придворных. После обеда поехали в Нейгауз. Вся прислуга собралась на широкой лестнице встретить жениха с невестой. Беата стояла на пороге с распростертыми объятиями, держа в руках роскошный букет, рядом с ней няня держала на руках разряженную малютку. По улыбающемуся лицу Беаты текли слезы радости.

– Дина, дорогая моя! – восклицала она, обнимая подругу. – Кто мог представить себе это! – Она взяла ребенка из рук няни. – Теперь у тебя, червячок, есть мать! Да еще какая!

Лотарь сдержал ее слишком шумную радость, показав глазами на Клодину.

– Клодина сейчас не сможет удержать Леони, Беата, – сказал он, передавая ребенка няне, и тотчас увел Клодину в дом. – Не надоедай ей расспросами, сестрица, лучше приготовь что-нибудь освежающее, а потом поедем в Броттер.

– Но, Лотарь, там сегодня большой концерт в курзале!

– Именно поэтому, милая Беата!

Сестра, качая головой, пошла отдать распоряжения и пока, против обыкновения, поспешно переодевалась, бормотала про себя: «Я думала, жених с невестой всего охотнее сидят в тени, а эти, вообще не любящие суеты, вдруг едут в первый же день помолвки в толпу сплетников».

Беата не все понимала. Сегодня у нее закружилась голова от неожиданного и шумного отъезда дам. Прошлую ночь она не сомкнула глаз, потому что накануне вечером Лотарь вернулся вдвоем с принцессой, и, лишь мельком взглянув на брата, она поняла, что он жених, и сердце ее замерло от страха. Принцесса стремительно убежала наверх, а в его глазах был странный блеск. «Очевидно, принцесса спешит сообщить матери о своей радости», – подумала Беата.

Вскоре Лотарь позвал ее к себе в комнату, где стоял, облокотившись на шкаф с книгами, – это была его любимая поза, когда он хотел сообщить что-то важное.

– Сестра, – сказал он, идя к ней навстречу, – я помолвлен!

Она пожала ему руку и поцеловала.

– Поздравляю тебя, Лотарь.

– Ты совсем не рада, Беата.

– Лотарь, – сказала она, – обычно, когда брат женится, думаешь, что обретешь сестру. Но, – она добродушно улыбнулась, – не могу же я стоять как сестра рядом с принцессой. Ведь мы так же подходим друг другу, как домашний петух золотому фазану. Но это пустяки, лишь бы ты был счастлив.

– Я хочу быть счастливым! И хотя лебедь так же мало подходит петуху, как и фазан, я думаю, что, воплощенные в людях, они прекрасно уживутся. Я помолвлен с Клодиной, умная моя сестра!

«С Клодиной! Ну, можно посмеяться над моей догадливостью», – подумала она и, постепенно приходя в себя от изумления, воскликнула:

– Слава Богу!

Потом, ласково взяв брата за руку, добавила:

– Садись и рассказывай!

Он рассказал об операции и опасном положении больной, о мужестве и самопожертвовании Клодины, но это было не то, что хотелось услышать Беате. Она не стала расспрашивать больше, зная, что он скрытен и ни за что не даст никому заглянуть себе в душу – это была семейная черта Герольдов.

Так размышляла Беата, надевая, чтобы ехать с помолвленными в Броттер, свою модную шляпу, которую она заказывала к вчерашнему празднику. Ей вдруг вспомнился утренний отъезд гостей и ужасная сцена в детской. Маленькая Леони после купания сладко спала в постельке. В комнату вошла принцесса Текла, уже одетая к отъезду, в сопровождении фрау фон Берг и потребовала ребенка.

Старая Дорта стала, расставив руки, перед кроваткой и объявила на своем простом наречии, что только сам господин должен сказать ей, может ли малютка уехать с бабушкой.

Ее светлость до того забылась, что хотела оттолкнуть крестьянку, но здоровенная женщина не пошевелилась и стояла твердо, как сосна в лесу.

– Пусть простит мне Бог, – сказала она, энергично отстраняя руки принцессы, – что я забываю уважение к вашей светлости, а он простит, потому что я исполняю свой долг и не позволю ограбить моего господина!

– Глупая женщина! – воскликнула фрау фон Берг. – Кто же хочет грабить! Ее светлость – бабушка ребенка.

– Пусть это мне скажет мой хозяин, – получила она ответ.

– Вашего хозяина нет дома, образумьтесь!

Однако ничего не помогало. Дорта уперла руки в боки, готовая к бою. Вдруг она ухитрилась схватить старомодный звонок, и из комнаты понеслись пронзительные звуки. Отсюда нередко слышался звонок, но никогда еще он не звучал так тревожно, как сегодня.

Этот звонок был всем известен: в комнате прежде лежали больные господа, и в ней же они умирали. Неудивительно, если все разом подумали, что случилось несчастье, и Лотарь, только что вернувшийся из поездки по полям, помчался по коридору, а за ним Беата и вся прислуга. Он отослал людей и запер за собой и Беатой дверь детской.

– Что здесь происходит? – был его первый вопрос.

Он, казалось, не поверил своим глазам, увидев ее светлость, которая не вышла к завтраку, сославшись на мигрень, а теперь стояла с красным, отнюдь не томным лицом. Она заявила повелительным тоном:

– Я желаю взять внучку с собой, а эта особа…

– Ах, ваша светлость изволили думать, что я так погружен в свое счастье, что забуду время отъезда? Или, скорее, ваша светлость желали, не дожидаясь моего позволения, уехать раньше назначенного срока, пока меня не было дома? Поэтому стоит у подъезда карета? И ваша светлость желает взять внучку, – голос Лотаря звучал, как отдаленный гром, – не спросив моего разрешения. Осмелюсь спросить: по какому праву?

– Она дитя моей дочери!

– И мое также! Права отца стоят намного выше прав бабушки, ваша светлость.

– Только на несколько месяцев, Герольд, – уже потише сказала принцесса Текла, поняв, что гнев заставил ее сделать глупость.

– Ни на один час! – решительно воскликнул он, бледнея. – Я хочу оградить это дитя от тлетворного дыхания, которое выбирает для порчи лучшие и чистейшие цветы, я хочу избавить ее от раннего презрения к людям. Моя дочь будет воспитываться в традициях нашего дома, чтобы научиться мыслить естественно и благородно, и это будет здесь, в Нейгаузе, ваша светлость, под непосредственным руководством моим и моей будущей жены!

Он задернул полог постельки, из которой проснувшаяся малютка смотрела испуганными глазами.

– Когда угодно ехать вашей светлости? – холодно спросил он.

Принцесса подошла к кроватке, коснулась губами лба ребенка и, не говоря больше ни слова, проследовала с фрау фон Берг в вестибюль, где ее ждала принцесса Елена с фрейлиной и камергером. Старуха села в экипаж с самой ласковой улыбкой, но поклонившаяся Беата получила за свое долгое и терпеливое гостеприимство лишь высокомерный кивок.

Лотарь сел напротив их светлостей. Когда лошади тронулись, черноглазая девушка с таким горьким разочарованием посмотрела на старый дом, что Беате, несмотря на огромное облегчение, стало жаль ее. Бедная маленькая упрямая принцесса!


Тут Беата заметила, что все еще продолжает стоять перед зеркалом, держась за ленты своей шляпки. Она глубоко вздохнула. Слава Богу, теперь в доме стало спокойно! Свежий горный воздух выгонял из верхних комнат пронзительный запах пачулей, употребляемых фрау фон Берг, горничная подобрала остатки дорогого хрустального стакана, разбитого о печку ее светлостью в приступе гнева. На ветке липы висела голубая лента, унесенная ветром с туалета принцессы Елены, а на лугу выколачивали мебель и матрацы. Завтра жизнь войдет в свою колею, слава Богу!