Евгения Марлитт - Дама с рубинами. Совиный дом

Клодина застала в своей комнате кузину.

– Господи, как ужасно! – воскликнула Беата. – Заметь, дорогая, в этом виноват ваш праздник!

– Нет! – тихо сказала Клодина, снимая платье.

– Не волнуйся так, у тебя ужасный вид! – продолжала Беата. – Там, внизу, страшная кутерьма. Я отослала няню с Леони и Эльзой подальше в парк. Здесь стоят лишь те немногие, кто хочет непременно узнать, как это случилось. Принцы у себя в комнате, наследник плачет от отчаяния… Кто же ожидал такое?

– Не будешь ли ты добра взять меня с собой в карету? – спросила Клодина.

Беата, надевавшая перед зеркалом шляпу, быстро обернулась.

– Ты хочешь уехать, Клодина? Тебе нельзя этого делать.

– Нет, я хочу, хочу…

– Ее высочество желает говорить с фрейлейн фон Герольд, – прошептала в дверь горничная.

– Видишь, Клодина, тебе нельзя уезжать, – с видимым удовлетворением сказала Беата, завязывая бледно-желтые ленты своей шляпы.

В комнате больной было тихо и темно, всех удалили, только в приемной герцог ходил взад-вперед неслышными шагами. Клодина села в ногах постели на стул, на который слабым движением руки указала герцогиня, тихим шепотом попросив ее остаться здесь, потому что ей надо поговорить с ней о важных вещах.

Внизу, в комнате наследного принца, на ковре рядом с мальчиком сидела принцесса Елена. Она не плакала, только сложила руки как для молитвы или как будто прося у кого-то прощения…

Принцесса Текла находилась в комнате герцогини-матери. Совершенно расстроенная старушка сидела в одном из глубоких кресел, на которых были гербы Герольдов. Она едва слышала, что говорила принцесса, – ее привело в ужас состояние, в котором она нашла Лизель.

– Да, едва ли возможно понять такое поведение, – вздохнула старая принцесса. – Она интриганка, эта кроткая Клодина.

– Моя милая кузина, – возразила герцогиня, – давно известно, что бо́льшая часть вины в таких ситуациях ложится на мужчину… Пожалуйста, не забывайте этого!

– Но почему ее терпят здесь? – сказала старая принцесса, рассерженная замечанием герцогини, ее желтое лицо при этом потемнело.

– Соблаговолите вспомнить, дорогая, что здесь распоряжается только его высочество.

– Во всяком случае, мой друг, странно, если подумать…

– Да, но бывают случаи, когда лучше не думать, кузина, – со вздохом отвечала герцогиня.

– Барон Герольд просит милости быть принятым вашим высочеством по важному делу, – доложила фрейлейн фон Болен.

Старая герцогиня тотчас приняла его.

Лотарь вошел в комнату. Принцесса Текла любезно улыбнулась ему и встала:

– Тайная аудиенция! Позвольте, ваше высочество?

– Присутствие вашей светлости нисколько не помешает мне повергнуть мою просьбу к стопам ее высочества, тем более что она должна заинтересовать и вашу светлость.

Старая герцогиня бросила на него испытующий взгляд.

– Говорите, Герольд, – сказала она.

Фрейлейн фон Болен, медленно выходила из комнаты. По усталому виду своей всегда столь любезной повелительницы она поняла, что мысли ее не отрывались от больной. Фрейлина поклонилась с тем грустным соболезнующим выражением, которое она приняла с тех пор, как однажды увидела свою госпожу с глазами, полными слез. В душе же она была очень рада: тайный страх, что Клодина вернется на свое место, а ей придется удалиться в скучную домашнюю обстановку, больше не мучил ее: никогда строго нравственная герцогиня не позвала бы к себе ту, которая дерзкой рукой разрушила священные узы и возмутила покой ее семейства.

Оставшись одна, фрейлина улыбнулась и стала думать о будущем, глядя на залитый солнцем сад. Какое ей было дело до горестей и волнений других? Она чувствовала только одно: ей не придется больше проходить с пренебрежительным видом мимо лавок, в которых ее родные много задолжали и хозяева которых ежемесячно требовали уплаты; она не будет больше чистить бензином перчатки и слушать, как прислуга жалуется матери на голод. Теперь она утвердилась в положении фрейлины, а Клодина фон Герольд, очаровательная, незабвенная Клодина, рука которой была нежна, «как у родной дочери», стала герцогине неприятна. Чего еще недоставало этому высокомерному существу? Она нашла могущественного покровителя!

Фрейлейн фон Болен внезапно покраснела: она охотно поменялась бы с Клодиной Герольд местами.

В комнате герцогини было тихо. Иногда доносился голос барона; потом послышался резкий смех принцессы Теклы, и через мгновение сухая и прямая фигура ее светлости в песочного цвета шелковом платье появилась перед испуганной фрейлиной.

– Где принцесса Елена? Отыщите принцессу! – с трудом проговорила она, причем костяные пластинки ее веера стучали, как будто державшая их рука дрожала от лихорадки.

Фрейлейн фон Болен побежала за принцессой, которая, задыхаясь, взбежала наверх.

– Мы едем в Нейгауз! Где графиня? – крикнула ей мать.

– Бога ради, мама, что случилось?

Принцесса Елена отлично знала настроение, отразившееся на лице матери.

– Едем! – коротко ответила та.

– Нет, мама, дорогая мама, оставь меня здесь, я не выдержу неведения в Нейгаузе, – умоляла принцесса.

– Но кто сказал тебе, что мы будем выдерживать? Мы сегодня же вечером едем скорым поездом в Берлин. Идем!

– Нет, я не могу, – проговорили бледные губы Елены. – Не принуждай меня, мама, я сбегу с дороги, я не могу уехать отсюда.

Старуха ужасно рассердилась и схватила руку дочери своими костлявыми пальцами.

– Поедешь! Нам нечего делать здесь, – прошипела она.

Но принцесса Елена вырвалась.

– Я исполню свой долг! – воскликнула она и выбежала из комнаты. Мать поспешила за ней, но коридор был уже тих и пустынен, белая фигура как будто растворилась в воздухе…

Принцесса Текла уехала в Нейгауз с графиней Морслебен.

Впереди ехал экипаж с Беатой и детьми. Лепетание маленькой внучки доносилось до принцессы. В Нейгаузе необычно бледная графиня Морслебен остановилась перед поспешно прибежавшей фрау фон Берг. Молодая графиня была вне себя от того, как с ней обращалась во время пути принцесса.

– Я сейчас же уеду к маме! – воскликнула она. – Чем я виновата, что у ее высочества пошла горлом кровь?

Фрау фон Берг продолжала улыбаться, но при этих словах побледнела.

– Кровь горлом? – тихо спросила она.

– Да, ей очень плохо. Телеграфировали в Г.

– А принцесса Елена?

– Она не пожелала ехать с нами, кажется, ей хотелось лечь на порог больной…

– А где барон?

– У ее высочества герцогини-матери, по крайней мере, был там, когда мы уезжали. Болен сказала, что он просил аудиенции у ее высочества.

– Ну, а фрейлейн фон Герольд?

Графиня пожала плечами.

– Все говорят о ней, – сказала она. – Мне жаль ее. Говорят, что герцогиня узнала о неверности своего супруга, а его высочество готов, кажется, сжечь весь мир…

– Господи, ведь скандал и должен был в конце концов произойти, – сказала Берг, пожав плечами. – Но где же находится гордая Клодина? Сидит в Совином доме и с нетерпеливой надеждой глядит на Альтенштейн или кинулась в пруд около замка?

Графиня Морслебен взглянула в ее лицо, и не пытавшееся скрыть удовлетворения, – дикая радость блестела в черных глазах. Она радовалась не изобличению преступницы, ведь сама она имела так мало прав причислять себя к праведницам.

– Милостивая государыня, – дерзко сказала графиня, – я все утро думала: кто это сказал, что, сидя под стеклом, нельзя бросать камни?

– Я спрашиваю: куда делась фрейлейн фон Герольд после такого проявления немилости? – повторила фрау фон Берг, покраснев от злости.

– Я не понимаю вас, Берг, – отвечала графиня, вкрадчиво, как только могла. – Вы знаете больше меня? Немилость, говорите? Да фрейлейн фон Герольд сидит у постели герцогини!

Фрау фон Берг, задохнувшись от злости, отправилась в комнату ее светлости принцессы Теклы, откуда давно раздавался оглушительный трезвон.

Герцогиня спала, во всем доме царила тишина, мертвая тишина.

В комнате ротмистра Риклебена сидел барон Герольд – он попросил у офицера разрешения оставаться у него, пока не будет известия о состоянии здоровья ее высочества.

Он взял предложенную сигару, но та постоянно гасла; открыл книгу, но не мог от волнения читать. Мрачная озабоченность лежала на лице барона, и мучительное беспокойство заставляло его беспрестанно ходить по комнате взад-вперед…

Фон Пальмер заперся в своей комнате и был в самом скверном настроении. Хорошенький денек выдался сегодня, право! Когда он утром вошел в кабинет с докладом о необходимых переделках дворца в резиденции, герцог встретил его с удивленным лицом, держа в руках распечатанное письмо от своего кузена, принца Леопольда, в котором тот спрашивал, почему гофмаршальство уже три года не платит фирме «Шмидт и Ко»? Глава фирмы обратился к посредничеству принца, потому что на прямые запросы относительно уплаты приходили только новые заказы и уклончивые ответы. А в последний раз был ответ, что если будут надоедать, то перестанут делать заказы.

Пальмер улыбнулся и сказал, что это простое недоразумение, но его высочество жестко выразил желание, чтобы оно как можно скорее было урегулировано.

Это неприятно, очень неприятно… Как будто этот торговец не должен постоянно давать в кредит, по крайней мере, до тех пор, пока он, господин фон Пальмер, не сможет удалиться в тихий уголок!

Одно утешение – иметь вблизи фрау фон Берг. Как она блистательно подвела развязку ко дню рождения принца! Старая герцогиня-мать оттолкнула Клодину – это неоценимо! Перед матерью даже его высочество не решится продолжать комедию. Чудесно! Великолепно!

Последние лучи вечернего солнца падали сквозь большое окно в комнату герцогини.

– Клодина! – прошептал слабый голос.

Девушка, погруженная в невеселые думы, встала и опустилась на колени у постели больной.