Евгения Марлитт - Дама с рубинами. Совиный дом

– Здесь, в комнате, душно, – сказал он.

Взглянув на милое лицо, полное горестного смущения, он произнес:

– Ради бога, милостивая государыня! Вы что думаете? Я не разбойник и не нищий, и я дал вам слово. Не отказывайте мне в этой невинной радости.

Она машинально сошла с ним по ступеням лестницы к одному из столиков, на котором было всего четыре прибора. Длинный розовый шлейф, светящийся в лучах луны, лежал на траве, выдавая ее присутствие, сама она стояла в тени за своим стулом. Барон спускался с лестницы со своей дамой, молодой и добродушной женой ландрата фон Н., на его лице было мучительное беспокойство. Он как буря понесся к столу герцога. Хорошенькая женщина, закутанная в зеленый газ, перевитый жемчугом и белыми лилиями, с трудом поспевала за ним.

– Ее высочество приказала, – сказал он.

Барон перевел дух, подавая стул своей даме, и сделал знак лакею, разносившему угощения.

Маленькой принцессе достался Пальмер. Она сидела за столом ее высочества, так же как и принцесса Текла. Герцогиня со своего места могла видеть столик, за которым ужинал ее супруг. Четыре фигуры, сидевшие там, были освещены рембрандтовским золотистым светом. Ее высочество взяла бокал шампанского и выпила, кивнув герцогу. Барон Лотарь взошел на ступени и произнес тост за их высочества, затем герцог провозгласил тост за здоровье дам.

Глаза принцессы Елены с истинно демоническим выражением, не отрываясь, смотрели на стол под липами. Там, казалось, было очень весело: звучный смех герцога ясно доносился до ее ушей. Иногда она обращала свое бледное лицо к герцогине и с удовольствием замечала, что та тоже не отводила взора от этой группы. В глазах ее был вопрос, хотя губы улыбались и она казалась такой веселой, какой давно не была. За большим столом также царило оживление. Фрау Катценштейн, сидевшая рядом с молодым юнкером, развлекала всех своим сухим юмором. Во время десерта, когда по саду рассыпались снопы ракет, принцесса Елена, попросив своего кавалера поменяться с ней местами, села рядом с ее высочеством. Пальмер сделал это весьма охотно, тем более что герцогиня за все время ужина не сказала ему ни слова, всецело занятая своим юным кавалером. Маленькая принцесса сначала молчала. Несмотря на безумную ревность, сердце ее начинало усиленно биться при мысли о том, что она собиралась сделать. Вопреки всякому этикету, она несколько раз выпила по целому бокалу шампанского, которое Пальмер незаметно подливал ей. В голове своенравной принцессы был страшный сумбур. Она снова взглянула вниз – в это мгновение вспыхнул бенгальский огонь и осветил ненавистную особу, сидевшую рядом с бароном. Они не говорили друг с другом, но он повернулся к ней, как бы желая насладиться видом прекрасной девушки, освещенной ярким светом. Кровь бросилась принцессе в голову, разгоряченную вином.

– Ваше высочество, – прошептала она, наклонившись к герцогине, которая только что взялась за букет и веер. – Ваше высочество, Елизавета, вы слишком доверчивы!

Неужели герцогиня не слышала? Она медленно, с надменным видом встала. Знак заканчивать ужин был дан, стулья отодвинулись, и в саду вспыхнула монограмма «А.Е.» под герцогской короной.

Все снова направились в сад танцевать.

– Позовите принцессу Елену, – сказала герцогиня своему кавалеру, войдя в палатку и надевая легкую накидку, как будто почувствовала озноб. Она больше не владела собой и велела подать карету. Но герцог продолжал разговаривать с Клодиной под липами. Принцесса Елена быстро подошла к палатке, лицо ее выражало отчаянное упрямство.

– Пожалуйста, объяснитесь яснее, кузина, – громко сказала герцогиня, сделав фрау фон Катценштейн знак удалиться.

Они были одни в розовом полумраке маленькой палатки, перед которой шумел бал под лунным светом.

– Ваше высочество, – страстно сказала девушка, – я не могу видеть, как вас обманывают!

– Кто обманывает меня?

Еще раз благородство и доброта одержали победу в сердце Елены. Она смотрела на эту с трудом дышавшую женщину и знала, что следующее слово убьет ее.

– Нет, ничего, – проговорила она. – Позвольте мне уйти, Елизавета, отошлите меня!

– Кто обманывает меня? – настойчиво повторила герцогиня, напрягая все свои силы.

Принцесса сложила руки и обернулась к Клодине, которая все еще стояла с герцогом. Взгляд герцогини устремился в ту же сторону, лицо ее страшно побледнело.

– Я не понимаю, – холодно сказала она.

Принцессе казалось, что ее сердце бьется о медальон, в котором она носила письмо герцога.

– Ваше высочество не хочет понять! – прошептала она. – Ваше высочество закрывает глаза!

Она подняла все еще сложенные руки и прижала их к голубой кофточке: перед ней снова предстала сцена в полутемной детской.

– Клодина фон Герольд, – произнесла она, но не закончила – герцогиня пошатнулась, Елена вскрикнула от испуга, поддержала ее, но через мгновение герцогиня снова овладела собой.

– Кажется, душная и сырая ночь вызывает лихорадку, – сказала она с улыбкой на бледных губах. – Ложитесь спать и выпейте лимонада, кузина, вы говорите, как безумная. Позовите ко мне фрейлейн фон Герольд, милая Катценштейн, – обратилась она к фрейлине, которая озабоченно вглядывалась в лицо герцогини.

Когда девушка подошла, она ласково и громко, так что стоявшие у палатки слышали, что они с ней на «ты», сказала:

– Доведи меня до кареты, Дина, и не забудь, что завтра тебе придется ухаживать за больной. Боюсь, этот прекрасный праздник истощил мои силы.

Она оперлась на руку Клодины и в сопровождении герцога, Лотаря и свиты пошла к тому месту, где стояли экипажи, любезно раскланиваясь на все стороны, но не обратив внимания на поклон принцессы Елены. Когда Клодина вернулась назад вместе с Лотарем, в ее руках был гранатовый букет герцогини.

– Спокойной ночи, Беата, я еду домой.

– Какой странной была при прощании герцогиня, – сказала Беата, провожая Клодину по боковой аллее к карете. – Она смотрела на тебя так проницательно, точно хотела заглянуть в самую глубину твоей души, и вместе с тем виновато. Есть что-то детское в этой женщине. Как мило она передала тебе из кареты букет, сказав: «Моя дорогая Клодина», как будто не могла достаточно выразить свою любовь к тебе.

– Мы очень любим друг друга, – просто ответила Клодина.

Принцесса Елена продолжала танцевать.

«В полнейшем безумии», – подумала фрау фон Берг, которая вернулась в сад, излив свой гнев на голову старой няньки. Черные глаза маленькой принцессы блестели от слез, а сама она смеялась и сжимала в кулаке ручку веера из слоновой кости. Потом, не в силах больше сдерживать внутреннее волнение, убежала в темноту под деревья, бросилась на скамейку и прижала горящее лицо к холодному камню. Фрау фон Берг остановилась перед ней с мрачным лицом.

– Боже мой, – сказала она, – если бы кто-нибудь сейчас видел вашу светлость!

– Барон идет? – спросила девушка и поспешно вытерла глаза. Берг улыбнулась.

– О нет, он говорит с ландратом Бессером о страховании от огня.

– Вы видели, Алиса, Герольд получила от ее высочества букет при прощании. Это было, – принцесса истерически захохотала, – результатом моих дружеских предостережений.

Фрау фон Берг продолжала улыбаться.

– Извините, ваша светлость, герцогиня не могла поступить иначе! На основании простого слова благородное существо не оттолкнет своего друга. Я думала, вы лучше знаете ее высочество. Ведь вы и сами так настойчиво требовали доказательств…

Принцесса закрыла уши руками, показывая, что не хочет больше слушать.

– Доказательства, – повторила фон Берг. – Доказательства, ваша светлость!

Герцогиня по возвращении тотчас пошла к себе и легла спать.

Как легко сказать «лечь спать»! Как это понятно звучит, и как коварно убегает сон от беспокойного сердца!

Она выпила прохладную воду с малиновым сиропом и лежала в своей тихой комнате, но было тяжело сознавать и чувствовать себя такой слабой. Будет ли ей когда-нибудь лучше?

Герцогиня схватилась за бок: она чувствовала в нем тупую боль. Что это за боль – физическая или сердечная? Леденящий, обессиливающий страх охватил ее и затуманил мысли…

– Невозможно, – прошептала она и вдруг поняла, откуда происходит тупая боль. – Невозможно!

Она села в постели и огляделась вокруг, как бы желая убедиться, не спала ли она, не было ли все это тяжелым сном?

На шелковой обивке стола лежали бриллианты, вынутые горничной из ее волос – герцогиня так поспешно отослала служанку, что та не успела ничего убрать. Ей хотелось как можно скорей остаться одной. Обычно она охотно разговаривала со своей старой фрейлиной Катценштейн перед сном, но сегодня отпустила ее еще в коридоре. На красной спинке кресла висела кружевная накидка, рядом с ней лежала одна из роз Клодины, герцогиня попросила ее, потому что любила запах этих цветов.

Как хороша была девушка!

Герцогиня схватила ручное зеркало в оправе из слоновой кости и посмотрелась в него. При розовом освещении она увидела два глубоко запавших глаза и худое желтоватое лицо. Уронив зеркало на одеяло, она с испугом откинулась назад. «О боже!» – прошептали бледные губы. Она взяла со стоявшего у постели стола портрет герцога, посмотрела на гордое красивое лицо и страстно прижала портрет к губам. О, она хорошо знала, как можно любить этого человека!

Прижав портрет к груди и сложив на нем руки, герцогиня лежала, устремив взор в пространство… Перед ее глазами витал очаровательный образ Клодины, какой она видела ее два часа назад: девушка сидела рядом с герцогом за столом под липами, и краски часто сменялись на ее лице. Как она порой смущалась, когда в комнату входил герцог… Она всегда так неохотно пела в его присутствии, бывала иногда грустна, потом снова веселела… Бедная Клодина! Хороша подруга, которая всеми силами привлекает к себе, чтобы потом начать сомневаться!

Нет, она нисколько не сомневалась в ней! Это неслыханная сплетня! Маленькую принцессу иногда совершенно невозможно понять. Бедная Клодина!