– Лотарь, – начала Беата, – Клодина отказалась. Не съездишь ли ты попросить ее все-таки приехать?

Он на мгновение побледнел.

– Нет! – последовал краткий ответ.

Глаза принцессы Елены блеснули: она заметила его реакцию.

– Я пойду к ней, если позволишь, – сказала Беата.

– Тогда тебе придется отправиться в Альтенштейн – ты вряд ли найдешь ее в Совином доме.

– Я поеду к ней сегодня вечером, когда она будет дома, и не вернусь без ее согласия.

– Вам, кажется, не повезло, барон, – вступила в разговор принцесса с мрачно заблестевшими глазами. – По словам мамы, герцог почти наверняка лишит праздник своего присутствия. Ее высочество только что прислала ей записку относительно туалетов и с огорчением сообщила это.

На лбу барона вздулась жила, но ничто больше не изменилось в его лице – он внимательно смотрел на садовников, которые прикрепляли белые с красным флаги.

– Это довольно красиво, – спокойно сказал он. – Вы не находите, ваша светлость?

Принцесса кивнула.

– Почему нет цветов вашего дома? – спросила она с чарующей улыбкой. – Попеременно красное с желтым и красное с белым.

– Я не люблю это сочетание, – возразил он, – оно слишком вычурно.


В этот день Клодина после полудня подошла к столу брата, чтобы проститься с ним.

– Ты позаботилась о моем отказе?

– Да, и моем тоже. До свидания, Иоахим.

– И о своем? – с изумлением спросил он.

– Да, я не люблю подобных праздников, не сердись, Иоахим.

– Сердиться? Я только не понимаю тебя: ты очень огорчишь Беату.

По губам Клодины скользнула легкая усмешка.

– О, думаю, я скоро успокою ее… Иоахим, позволь мне остаться здесь. Ты не представляешь себе, как я радуюсь тем дням, когда после обеда провожу вечер под дубом с тобой.

Он протянул ей руку.

– Как хочешь, Клодина. Ты знаешь, я согласен со всем, что ты делаешь.

Клодина сошла вниз, поцеловала на прощание девчушку, которая шила куклам платья под надзором Иды, и заглянула в комнату фрейлейн Линденмейер. Старушка спала в своем кресле. Клодина тихо затворила дверь и через вестибюль прошла в сад; перед воротами стоял герцогский экипаж. Меньше чем через полчаса она уже сидела в альтенштейнском парке под дубом и читала герцогине сочинение Иоахима «Весенние дни в Испании», где история его любви переплеталась с поэтическими описаниями прекрасной природы этой страны.

– Клодина, – перебила ее герцогиня, – она, должно быть, была необычайно обворожительна, твоя маленькая невестка? Опиши ее мне.

Молодая девушка устремила свои голубые глаза на приятельницу.

– Она несколько походила на тебя, Элиза!

– Ах, ты льстишь, – погрозила пальцем герцогиня, – но это дало мне хорошую мысль – напомнило о туалете на вечер: не взять ли мне веер и мантилью и явиться в Нейгауз испанкой? Мне кажется, это будет интересно. А ты как оденешься?

– Я отказалась, Элиза.

Лицо герцогини омрачилось.

– Как жаль, – тихо и задумчиво сказала она. – Герцог тоже отказался.

Бледное лицо Клодины вспыхнуло от испуга.

Герцогиня вопросительно посмотрела на нее:

– Тебе жарко?

– Но почему его высочество не хочет присутствовать на празднике? – уклонилась от ответа Клодина.

– Он не объяснил причины.

– Элиза, – поспешно сказала молодая девушка, – если ты прикажешь, я возьму назад свой отказ. Мне легко это сделать у Беаты.

– Я не приказываю тебе, но буду очень рада, – сказала герцогиня с улыбкой.

– Так отпусти меня на час раньше – я хочу сама сообщить Беате о перемене своего решения.

– Конечно! Хотя мне и будет тяжело в твое отсутствие. Но скажи мне, почему ты не хотела ехать в Нейгауз? Я не могу поверить, что тебя так задело столкновение с принцессой Еленой, чтобы из-за него отказывать своим родным.

Говоря это, герцогиня взяла руку подруги и заглянула ей в глаза. Но длинные ресницы не поднялись, а красивое лицо залилось румянцем.

– Нет, нет, – тихо проговорила Клодина, – это не потому. Я обещала Иоахиму тихий, спокойный вечер и думала, ты не заметишь моего отсутствия в шуме и блеске праздника.

– Я никогда не чувствую себя более одинокой, чем среди массы народа, – возразила герцогиня, удерживая руку Клодины, которую та хотела отнять.

– Я буду с тобой, Элиза.

– С охотой?

– Да! – не очень твердо произнесла Клодина и наклонилась к герцогине. – Да! – повторила она еще раз, – потому что я очень люблю тебя.

Герцогиня поцеловала ее.

– И я тебя, Клодина. С того времени, как я была невестой, я никогда не испытывала такого радостного настроения, которое появляется у меня в твоем присутствии. И хорошо, что в дружбе нельзя ожидать разочарований, как в любви, она дает более спокойное счастье.

Клодина пристально посмотрела в лицо герцогини.

– Да-да, – с улыбкой продолжала та, – любовь, замужество приносят, моя дорогая, маленькие обиды и разочарования. Представь себе только, как идеализирует все восемнадцатилетняя девушка, стоя перед алтарем. Но, дитя мое, я потому счастливейшая из жен, что он любит меня. Чувствовать себя любимой, быть уверенной в любви и верности мужа – в этом счастье женщины; потеря доверия была бы для меня равносильна смерти.

Забытая книга лежала на коленях Клодины, а герцогиня тихо рассказывала, как она впервые увидела герцога и сразу полюбила его, о том, какой восторг почувствовала, когда ей сообщили, что он просит ее руки. Она сложила руки и проговорила: «Меня! Он хочет меня!» Она рассказала, как ежедневно писала ему, пока была невестой, с каким чувством счастья, с какой гордостью она после свадьбы вышла на балкон отцовского дворца, чтобы показать мужа тысячам людей, заполнивших площадь, и как потом они вдвоем в простой карете поехали весенней ночью в небольшой замок в окрестностях резиденции. Там она, зацепившись шлейфом за подножку кареты, буквально упала к ногам молодого мужа. Они оба рассмеялись, и, так как ей было больно идти, он взял ее на руки и понес по освещенным пустым коридорам в ее комнату, и там она села у окна, слушала соловья и смотрела на отражавшиеся в пруду огни замка…

Темные глаза рассказчицы заблестели при воспоминании о счастливых днях, и когда в это время из-за кустов показался герцог в безукоризненно элегантном летнем костюме, ее худое, болезненное лицо словно осветилось чудесным светлым сиянием.

Герцог приблизился с поклоном, но явно был не в настроении.

– Не помешаю ли я дамам? – спросил он. – Вероятно, здесь идет совещание о туалетах… Безумная идея этот костюмированный вечер.

– Господи, да! – воскликнула герцогиня. – Клодина, где вы возьмете теперь костюм?

– У меня масса великолепных старинных вещей моей бабушки, – возразила та. – Я надеюсь, что там найдется что-нибудь.

– Фраки кавалеров будут очень живописно выделяться среди цыганских и романтических костюмов дам, – с улыбкой заметил герцог. – Ясно, это каприз Елены!

– Почему ты не будешь там, Адальберт? Поезжай! Почему ты отказываешь Герольду в такой малости? Ты ведь раньше его баловал, – сказала герцогиня.

Герцог пожал плечами.

– Это нельзя устроить, – коротко сказал он и заговорил о другом.

– Ну, Клодина, так мы будем вдвоем утешать друг друга… Я испанкой, а ты?

– В одном из некрасивых костюмов с короткой талией и узкой юбкой.

– Извините! Этот костюм вовсе не некрасив, напротив, – заметил герцог. – Но идет только к безупречной фигуре с особенной грацией. Вспомните прелестный портрет моей бабушки в нашей картинной галерее. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Эта мода была очаровательна.

Клодина промолчала. Поговорив еще немного, герцог ушел, и девушка продолжила чтение. Было около девяти часов, и последние вечерние лучи освещали вершины гор, когда она поехала в Нейгауз. Пальмер стоял у своего окна за гардиной и слышал, как отъезжал экипаж.

Он подкрутил длинные, сильно накрашенные усы своими бледными, выхоленными пальцами. Он знал, что лук натянут, стрела нацелена, требовался только импульс, и бедное сердце будет убито. «Сделано невозможное», – как любил говорить Пальмер. Это было необходимо и давно пора: дружба становилась слишком крепкой, герцогиня обращалась с ним еще презрительнее, чем прежде, и он знал, откуда дует ветер. Пальмер очень хотел, чтобы стрела задела и ее. Смешно, когда Берг говорит, что маленькая принцесса боится за герцогиню, – такие натуры удивительно умеют приспосабливаться.

Великолепная мысль выбрать маленькую, страстную принцессу, чтобы спустить тетиву. «Удивительно, удивительно! – с восторгом восклицал он, расхаживая по комнате. – Только женщина могла придумать это. Успех будет ошеломляющий, прелестная Клодина! Залы резиденции не увидят вас больше, вы станете безвредны. Лотарь не думает о ней, этот высокомерный дурак все гоняется за принцессами… Для меня загадка, как Берг додумалась до такого. А герцог пусть мечтает о ней сколько ему угодно: если у ее высочества появятся подозрения, то его любовь не поможет – придется расстаться! Кто потом получит милость у герцога, будет зависеть уже от меня. Берг еще довольно красива, а старая любовь не умирает. Она по-прежнему любит его и вполне впишется в мои планы».

Бесконечный ряд блестящих успехов предстал перед глазами Пальмера и прежде всего – привлекательный титул гофмаршала.

Генерал фон Эльбенштейн, исполнявший также и обязанности обер-шталмейстера, был стар и вряд ли мог долго прожить. Пальмер уже несколько месяцев занимался делами вместо него, а герцог недавно сказал ему несколько многообещающих слов. Пальмер, конечно, не сомневался, что многие из придворных попортят себе кровь от досады, когда он, иностранец, так сказать, подобранный его высочеством на улице в Каире, получит это место. Он улыбнулся и просвистел несколько тактов популярного марша. «Вам недолго придется ждать, господа: я хочу наслаждаться жизнью, пока могу». Ему представился Париж и маленький отель на Елисейских полях. И свобода от герцогской службы! А Алиса? Ну, может быть, и она станет жить вместе с ним, может быть…